— Зовите меня господин С. — Господин С.? — Повторил он с сомнением, будто прислушиваясь к имени, но затем повторил куда спокойнее. — Господин С, быть может, мы сможем поговорить с вами по одну сторону от двери? — Вы действительно хотите познакомиться со мной так рано? — Вкрадчиво произнес я. — Я думаю, мы могли бы договориться. — Произнес куда более нервный голос. — Договориться — со мной? — Погасил я свет, тронув выключатель, и аудитория погрузилась во тьму. Теперь был виден яркий полукруг от фонарика в его руках, пробивавшийся отсветом под дверью. С рук стекли звездочки, пролетели под створкой. Тишина вздрогнула звоном лопнувшей фонарной лампы, и это крыло здание полностью погрузилось во мрак. — Пожалуй, что нет. — Легонько дрогнул его голос. — Вы правы, наше знакомство преждевременно. За дверью раздались удаляющиеся шаги — такие, которые хотели бы слышаться степенно и неспешно, но что-то выбивалось из ровного ритма — словно тщательно гасимое желание перейти на бег… А еще — звук ладони, которой на ходу держалась за стену в темноте, касаясь деревянных панелей интерьера и бархата обивки, чтобы не упасть. Подождав пять минут, включил свет и обреченно вздохнув, посмотрел на таймер — двадцать минут мне оставили на завершения экзамена. Ужас. Но уложился за пятнадцать, без малого. — Девяносто два балла, — вздохнул я на результаты, сверившись. Да, можно было схитрить, но себе врать — последнее дело. С неверными ответами я был не согласен, но для того, чтобы их оспорить, в этом государстве следовало получить высшее образование, защитить кандидатскую диссертацию, стать доктором наук и написать учебник за собственным авторством, а затем сделать так, чтобы по нему стали учить. Слишком большой путь для восьми баллов. Оставалось внести оценку в промежуточный протокол — а именно взять лист и провести над старой оценкой небольшой медной пластинкой с запечатанными в слое металла камнями. Секунда, и то, что было написано ручкой, исчезло без следа и потертостей, оставив разве что легкий отпечаток контура двух цифр. Но если записать поверх них новые, то уже никак не отличить. Хотя на нижней половине листа оценку правили обычной замазкой — все мы люди, рука могла дрогнуть, и результат был исправлен сотрудником. При наличии вопросов, все равно ведь можно поднять работу и удостовериться в правильности отметки, а протокол перепечатают… — Так, а с математикой и информатикой что делать? — Хмуро констатировал я, не найдя ни одного чистого бланка. Ника даже начать работу не дала… Но, подумав и прикинув варианты, все же справился и с этой нелегкой задачей и к четвертому часу ночи был абсолютно свободен. На всякий случай, заварил внутренности механизма замка, чтобы исключить неожиданности, а ключ выкинул в темноту под цветочной клумбой. — Как наши успехи? — Отзвонился я юристу. — Есть сложности, — обтекаемо пояснил он. — Ваше присутствие будет не лишним. Пришлось ехать. Высотки в центре города, названные помпезно и с большим значением, несмотря на видимое величие и внешний вид космических кораблей, словно приземлившихся посреди малоэтажной застройки центра, по сути своей являлись настоящим парадоксом. Как и все здания выше определенной отметки, строились они под аристократическим гербом, и в этом не было особой загвоздки — разве что земля под зданиями так и осталась в собственности императорской короны. Так, в общем-то, делать не принято — строить на чужой земле аристократу, это неплохой такой шанс в один момент получить предложение взять свое здание и идти с ним на все четыре стороны. Но это меркло перед тем, что род Глинских, выстроивших все пять высоток, принялись банально сдавать построенные площади в аренду. То есть, сдавать исконное право на высоту всем, у кого окажется достаточно денег. Для большинства старых семейств это было настолько же дико, как отдать в аренду иные священные права, как ту же кровную месть или свободу от налогов. То, что достигалось потом и кровью поколений предков, теперь можно было купить — и это шокировало, не на шутку. Те же, кто родился без герба над детской кроваткой, приходили от такой высоты в священный восторг, полагая возможность занять хоромы на самом верху — способом сравняться с аристократами. Да что там сравняться, стать выше иных из них — далеко не каждый род мог позволить себе строить здание в столице. Фактически, овеществленное представление высшего успеха в жизни. Третья сторона этого противоречия между обществом и аристократами — император — не давал прямых комментариев. То есть, не соглашался с аристократами, что такой позор нужно снести, а Глинских наказать. Опять же, император не выступал и в их пользу, как-либо защищая. Защита, правда, Глинским и не была нужна — с такими деньгами, которые они гребли, род мог позволить себе нанять сильнейшие отряды одаренных наемников и выйти на уровень средних князей по силе. Говорят, императору было просто интересно, кто из его подданных забирается на самый верх башни. А там и налоговую декларацию можно поднять — ведь лезут же бездумно, как мотыльки на свет… Так же говорят, что иных вознесшихся на вершины, но не запятнавших репутацию слишком грязными деньгами, император, присмотревшись, вполне мог одарить гербом… Но это по тем слухам, которым не было ни единого реального подтверждения. То ли Глинские их оплатили, то ли ИСБ… И где-то там, в центральной башне под названием «Созвездие» должен был быть Артем. — Мне на двадцать восьмой этаж, — обратился я к консьержу у входа. Машину оставил на парковке перед зданием, а сам прогулялся до парадной. — Секундочку, — степенно ответил мужчина в форме английского лакея и взялся за трубку домофона. Я же оглянулся вокруг, констатировав, что представление о роскоши, приличествующей аристократической высотке, у дизайнеров, которых наняли Глинские, не имеет ничего общего со спокойной и антикварной реальностью. Хотя, быть может, так и было сформулировано техническое задание — стекло, позолота на пластике, колоннады из гипса поверх железобетонных свай. Ампир и дорого-богато. — Вас ждут, прошу проследовать к лифту, — указал он с полупоклоном направление ладонью. — У нас может быть шумно, — нашел я секунду, чтобы предупредить. — Предыдущие гости поставили в известность, — после чуть нервной паузы сообщил он. — Они были достаточно убедительны, чтобы я об этом не забыл. — Вот и славно, — проследовал я в железный короб лифта, мягко подхвативший за подошвы и понесший вверх. Нужный номер апартаментов был сообщен заранее, оттого не было заминки с поиском двери. Да и та оказалась не запертой. Потянув на себя ручку, зашел в ярко освещенную прихожую, откуда отлично просматривалась скромная кухня, с которой приветственно качнули руками мои сотрудники, не прерывая поздний ночной перекус наспех сделанными бутербродами за белым столом под аляповатого вида хрустальной люстрой. На вид, конечно же, они были усталыми, но пока успешно отгоняли сонливость кофейными ароматами, шедшими из больших кружек. Что поделать — ненормированный рабочий день. Вот когда дело дойдет до премиальных, вспомнят о нем с теплотой… Я же проследовал в гостиную, прячущуюся до времени за бежевой межкомнатной дверью. Больше комнат в апартаментах все равно не было — «высоту аристократов» было выгодно нарезать однушками, продавая скорее статус и вид из окна, чем удобную площадь для проживания. Хотя, разумеется, были даже пятикомнатные хоромы, причем гораздо выше этажом — но масштаб нашего мошенника вряд ли потянул бы тамошние космические цены. Распахнул дверь, вежливо поздоровался с Артемом, сидящим на диване вместе с каким-то мужиком под сорок — сорок пять лет. Был тот мужчина в одной белой майке и серых семейных трусах, на босу ногу — визит явно застал его спящим. Вон и широкая постель возле окна расправленная — хотя белье скорее скинуто на пол, а матрас перекошен, как от рывка. Да и прочий интерьер выглядел весьма неопрятно, будучи свален большей своей частью на ковер. Разве что огромная плазменная панель, будучи закрепленной на стене перед кроватью, этого избежала. Но Артема, который своей огромной рукой придерживал мужика за плечо и сейчас укоряюще указывал на бумаги, разложенные перед ними на журнальном столике, окружающий бардак нисколько не смущал. — Пан Янковски, ну как же так, — мягко пенял ему Артем, кивнув мне. — Опять ваша подпись сама на себя не похожа. Мы уже пятый раз перепечатываем договор, ну что вы как ребенок. — Я из Свиты князя Ружинского, — бормотал тот потерянно, глядя перед собой, а рука его с сжатой в пальцах ручкой дрожали. — Я не собираюсь ничего подписывать. Я требую, чтобы вы уведомили князя Ружинского. — Что-то не так? — Спросил я. — Врет про князя, — категорично произнес Артем. — Врет и сам верит. — Понятно, — я присел на диван с другого края от пана из соседней дружественной державы. Тот сильно вздрогнул, среагировав на голос и ощущение от промявшегося дивана — глазами он меня до этого явно не увидел, да и приветствие не услышал. Эка его Артем перегрузил. — Я свитский Ружинского, — повернулся он ко мне и произнес чуть истерично. — Как вы смеете меня трогать! — Знаете, пан, — поймав его взгляд и подождав, пока он сфокусируется на мне, произнес я мягко. — У меня есть танк. От такого взгляд его немного прояснился — быть может, удивление прорвало закольцованные в голове мысли про свитского. — Так вот, пан. Там стоит пушка калибра сто двадцать пять миллиметров. И если закрепить напротив нее коровью тушу, а потом выстрелить, то эту горемычную тушу распыляет на атомы. Ни единого следа не остается. Ни единого. Представляете? Тот механически кивнул. — Давайте подпишем документы и пойдем спать, — заверил я столь же спокойным и доброжелательным голосом. — Я подпишу, — дернулся он и с испугом отодвинулся к Артему, бросив на него жалобный взгляд, словно в поисках защиты. — Где подписать? — Работайте. Но если что — я рядом, — одобрил я его энтузиазм и направился на кухню. Есть хотелось страшно — с утра маковой росинки во рту не было. — Получилось, Максим Михайлович? — Осторожно спросил юрист, наливая воды в протянутый мною стакан. — Дипломатия — это мое, — довольно кивнул я. В общем, в гостиной справились, пока я завершал поздний ужин. Нам достался пакет подписанных и заверенных документов, ключи, кредитные карты и деньги; пану — одежда. Все вместе, уже договорившись, что нет между нами больше конфликта, спустились вниз на лифте. Вышли из здания, попрощались и направились по своим делам. Только вот пана Янковски больше не пустили обратно внутрь парадной. — Подождите, но я здесь живу! — Негодовал он в голос, что было слышно и нам. — Ваш ключ и карту жильца, будьте любезны. — Настойчиво спросил охранник. — Эти забрали, — оглянулся он на нас. — То есть, я хотел сказать, я потерял! Номер пять тысяч двести тридцать! Изволите проверить! — Одну минуту… Но номер только что сдан обратно. — Я передумал! — В таком случае, будьте любезны оплатить за проживание. — Я уже заплатил! За месяц!