— А что до свободы рода, — иронично посмотрели на нее. — Вам было достаточно сказать об этом Голицыным. — Но нас бы убили… — Зато все бы в империи точно знали, что эти трупы — свободный род! — С пафосом и с грустным весельем сказали ей… — Н-но почему Максим сделал все остальное? Все, что было в Москве?! — Стараясь не потерять нить, пошла в атаку Ника. — Понимаете, Максим никогда не обидел бы вас сам, равно как не дал никому в обиду, — очень серьезно сообщила ей Катя. — Он как-то признался, что не понимает, как за него можно отдать жизнь. Он считает таких людей если не святыми, то очень важными для себя. Например, Света, которая пожертвовала собой, его защищая, почитается им чуть ли не матерью…. — Матерью? — С недоверием посмотрела Ника. — Но мама — она же одна! — У него два отца, четыре деда и как минимум три бабушки, — отмахнулись, как от пустяка. — Подумаешь — две мамы. — А я? Я чем провинилась? Я ведь тоже спасла ему жизнь! — Верно, — подтвердили ей, разглядывая как непонятный, но очень интересный образец букашки. — Но вы с такой тщательностью, с такой методичностью начали доказывать Максиму, как вы сожалеете о том, что его спасли, что он тоже стал терять эти трепетные чувства в ваш адрес. Или вы не заметили, как с каждым вашим словом, жизнь вокруг становится все хуже и хуже? — Но он ведь мог сказать! — А вы спрашивали, когда хотели взорвать подвал? — Не взорвать! Просто эвакуация, утечка газа! Там датчики! — Тем не менее, разве вы хотели говорить? Для первой беседы, Максиму пришлось сажать вас с собой за одну решетку. Ника облокотилась на стол и уронила лицо на ладони. Что-то пошло не так. Все пошло не так. Весь ее мир, вся выстроенная картина событий — все скрипело по швам, стремясь рассыпаться. Все уже рассыпалось. — Сколько жизней ты должна ему, Ника? — Спросил ее тихий и уставший голос. — А спасла ты ему только одну. — Что же же мне теперь…? — Столь же тихо спросила девушка. — Нам нет до этого никакого дела, — последовал без промедления холодный и отрезвляющий ответ. — Н-но… — Удивилась Еремеева, подняв голову и посмотрев сначала направо, потом налево. — И снова привет! — Ворвался в этот промежуток времени хлопок двери и довольный голос Максима. От двери устало протопала Брунгильда, завалившись на свой коврик с видом «Устала! Сколько можно! Завтра повторим». — Привет! — Замахали ему рукой сестры. И Ника тоже что-то вяло пробормотала, суетливо выпрямляясь и поправляя сбившийся локон волос. — А можно воды? — Да, конечно, — вскинулась Ника, подавая закрытую литровую бутылку минералка. — Спасибо, — с улыбкой принял воду Максим, щелкнул крышкой и присосался прямо из горла, пока в емкости не осталась половина. — Уф, хорошо…! А затем юноша как-то странно качнулся, словно его повело. Он с нечитаемым выражением лица посмотрел на бутылку. А затем — с невероятной горечью и обидой — на Нику, после чего с неприятным звуком потерявшего всю волю и силы тела рухнул в обморок. — Максим! — дернулась к нему Ника, выпрыгивая из-за стола и желая упасть рядом. Но подле Максима уже гневно щерила пасть Брунгильда, глядя на Нику в невероятной ярости, и только руки сестер на ее ошейнике, каким-то образом опередивших Нику, отделяли миг нападения. — Что с ним? — Беспомощно посмотрела на девчонок Ника, замерев в паре метров от тела. — Ты его отравила, — холодно ответили ей. — Но это же не я! — В полном раздрае чувств крикнула она. — Верно. Это сделали мы. Но утром скажем, что это была ты. — За что?! — Максим слишком добрый, — холодно смотрели на нее глаза двух настоящих чудовищ. — Прошлая девушка его продала. Ты хочешь убить. За что ему это? — Я н-не хочу! Я больше не хочу его убивать! — Не бойся, Максим не станет тебя наказывать. Он просто забудет про тебя. Держись от него подальше. — В-вы не посмеете! — Скорее, растерянно произнесла девушка. — Уже посмели, — ответила Катя. — Ты ему не нужна. Ты глупая и приносишь ему боль. У тебя есть наличные? — Е-есть. Я п-продала машину. Заберите все! — В отчаянии стала тормошить Ника кошелек, желая его открыть. — Раз есть деньги, значит найдешь гостиницу и купишь с утра билет. А сейчас выметайся на улицу, пока я не спустила собаку. Брунгильда грозно зарычала, исходя безумием от того, что ее любимому хозяину причинили боль. — Дайте мне с ним объясниться, — тихо прошептала Ника. — Твое время вышло, — повеяло недобрым, и, увы, необоримым от перстней на руках сестер. — Уходи сама. И Ника подчинилась, деревянной походкой двигаясь к калитке. Лязгнул засов за ее спиной. — Мы вызвали тебе такси, — не было ни грамма сочувствия в этом голосе… Хлопнула дверь, отрезая тепло семейного очага от холода второго часа ночи. Горели равнодушные звезды над головой. А в душе девушки был полный раздрай… — Красавица, ты вызывала? — Сама не заметила она время, прошедшее, пока подкатило такси. Надо было садиться и уезжать. Чтобы навсегда исчезнуть из жизни человека, которого она вчера ненавидела, клялась убить, и от которого желала сбежать. Но сейчас… Сейчас она не могла этого сделать. Сжались в кулаки пальцы, а подбородок вновь гордо поднялся ввысь. Ника села в машину, но только для того, чтобы попросить сделать полуоборот вокруг дома, выйдя к нему от соседней улицы. — Будут уточнять, скажите, что довезли меня до гостиницы в центре, — сунула она заработанные недавно пятьдесят рублей в руки шоферу. — Легко, — пообещал он и довольный уехал в темноту конца улицы. Она обязана поговорить с Максимом. Обязана сказать, что не травила его — хотя бы это! А для всего остального — она верила — найдутся слова! Но для этого… Для нельзя ждать утра! Утром сестры скажут ему свою неправду, и он им поверит! Сейчас же — не очнется!!! Значит, она должна выкрасть его из этого дома. Невозможно, казалось бы — не через двухметровый забор, не с такой огромной собакой, не хрупкой девушке, в конце концов! Однако на груди все еще был артефактный пропуск в дом. А в крови — эхо опыта прапрадеда Фадея, некогда первым выкрадшего из высокого терема свою возлюбленную. Эхо опыта и знаний, смекалки и удачливости ночного промысла, многократно усиленного потомками. Она справится. Глава 23 У старых домов есть свои секреты — будь то золотая монета, уложенная некогда под первый кирпич фундамента, или гнилые стропила, стыдливо прячущиеся под ворохом тряпья на чердаке. От жутких до нелепых, от безобидных до зловещих — тайны копятся из года в год, заезжая вместе с постояльцами, множась от их страстей и страхов, и частенько переживая своих владельцев. Пройдут годы, и спрятанный некогда клад вызовет только слабое удивление по поводу выцветших купюр безвозвратно ушедшей эпохи, а каллиграфический почерк на пожелтевших страницах дневника не удостоится и малейшего внимания перед тем, как отправиться в мешок к остальному хламу, предназначенному на выброс. Не всякая тайна интересна потомкам. Основательное строение в два этажа, окруженное яблоневым садом, тоже хранило свои секреты. Были они, к слову, тоже весьма разными. Например, за потертой половицей первого этажа на кухне, прикрытой массивным шкафом, скрывалась мышиная норка, в которой уже пять лет никто не обитал. Тем не менее, норка действующая, проходимая, в теплом, идеальном для проживания хвостатой братии месте. И кот, проживающий в этом доме, прекрасно о ней знает, но как опытный снайпер, старательно игнорирует лежку возможного противника — наоборот, он делает все возможное, чтобы непримиримый противник воспользовался именно ею. А там — раз, и декоративная панель в коридоре, что на другой стороне стены, внезапно окажется легко поддетой когтистой лапой… А вот в подвале дома лежит длинная кость, присыпанная землей — и иногда отсвет луны, заглядывающий отражением сквозь вентиляционную отдушину, выбеливает ее до жутковатого контраста… И только горестное поскуливание Брунгильды, некогда еще щенком спрятавшей вкусную косточку в тайник, а теперь неспособную пробраться через отдушину к лакомству, сопровождает сокровенное. Разумеется, имелись тайны и гораздо более масштабные — золото по сундукам, динамит в ящиках без маркировки, морской якорь, оббитый бархатом гроб, осиновый кол, туристический справочник Бухареста, недостроенный космический корабль, скелет мамонта, огромная пещера с табличкой «Метро станция Дом», резервный холодильник с мороженым и большая карта мира, выкрашенная в один цвет. Но самым грандиозным секретом все равно являлся подземный ход, соединяющий подвал дома через длинный и сухой тоннель с общеобразовательной школой. Ход, впрочем, как и остальные тайности дома, появился не так и давно — всего четыре года назад он был достроен официально и внесен на карты города под видом газовой магистрали высокого давления, которую ни один вменяемый строитель и лопатой не тронет. Однако и у данной секретной постройки был один нюанс — а именно, ход, шедший под землей, выходил на поверхность еще и в одном месте в саду, над которым располагался домик на дереве, некогда прозванный штабом. И этот нюанс появился уже после того, как главные строители покинули объект. С тех пор штаб куда сильнее походил на свое самоназвание — он основательно расширился по площади, обрел независимый свайный фундамент, экранированные стены и отдельный кабель интернета. Да и дерево, на котором был некогда основан домик, тоже подверглось немалой селекционной работе — неведомо каким образом была расширена крона, усилены и без того мощные ветви, поддерживающие строение, а плотность окружающего кустарника и иных деревцев, высаженных дополнительно, полностью скрывала сам факт существования постройки от постороннего взгляда. Из старого интерьера, пожалуй, в штабе осталось только маленькое окошко над потолком — но сегодня, как и во многие другие ночи, оно было плотно прикрыто, не позволяя электрическому освещению выбраться на улицу. Те, кто бдели в штабе в этот темный час, совершенно не желали выдать себя случайным огоньком, пробившимся сквозь желтые листья.