Иногда она такая наивная… — Ты охренел?! Вот, уже и бояться раздумала. — Отнюдь! — И сделал шажок в сторону замершего за семь рядов от нас князя. Тот задумчиво склонил голову, сложив руки за спиной, словно к чему-то прислушиваясь. — Стой на месте, покойник! — Зашипела Ника позади. — Прости, но меня ждет очень злой медведь. — Ой, — опомнившись, пискнула она и вжалась в кресло. — С твоей стороны будет очень любезно обеспечить целостность самолета, пока мы разговариваем. — Уделил я ей еще одно мгновение. — Н-но, я не смогу… — Тогда просто никуда не уходи. — Хлопнул я ладонью по подголовнику рядом с собой и спокойно двинулся к неизбежному. Неизбежное не торопилось навстречу. Неизбежное вообще чувствовало себя абсолютно спокойно, как полагается почти бессмертному существу в его второй ипостаси. Даже артефакт, стоимостью которого умудрились поднять капитализацию подмосковной свалки до уровня золотоносного прииска, не смог бы причинить ему фатальный ущерб. Но дело не в том, чтобы убить. — Я узнаю эту Силу, — с толикой брезгливого удивления поведал старый князь, вслушиваясь в раскаты близкой грозы. — Тогда подчинись, — доброжелательно подсказал я решение, сокращая расстояние между нами. Шуйский фыркнул, неторопливо убрав руки из-за спины и повел плечами. Сила Крови легко отозвалась на его призыв, стегнув по свидетелям своего появления ощущением древнего ужаса, всплывшего в ложной памяти, и кислым привкусом железа во рту, словно от крови. Под громкий шелест осенней листвы, которой неоткуда тут было взяться, реальность вокруг князя исказилось, расчертившись десятком ложных теней, пытающихся соткаться в силуэт огромного зверя. Настолько огромного, что он никак не мог проявиться целиком в узком, замкнутом пространстве самолета.. — Не влезает, да? — Посочувствовал я в то мгновение, пока недоумение на лице Шуйского сменялось злостью. А в следующую секунду обшивку самолета разорвала первая молния, перетянув ослепительно-ярким хлыстом через его тело. И еще одна, снова, ослепляющим и оглушающим разрядом, догоняя и стегая убегающий и дрожащий от страха самолет. Молнии били рваными рывками, раздирая обшивку и позволяя азартно завывать потоку ветра, ворвавшемуся в салон на ее спине. Из отсеков над пассажирскими сидениями выпали маски, принявшись раскачиваться, словно обреченные сектанты посреди безумного ритуала, сотканного из грохота и света. Близкие вспышки впечатывались в радужку глаз черными полосами, которыми будто бы была перевита фигура князя в истерзанной, пережжённой одежде. Но сам Шуйский все еще стоял на ногах, вперившись в меня безумно-ненавидящим взглядом. На краях его пальцев пытались сформироваться ядовито-зеленые капли, но очередной удар атмосферного электричества ломал технику, пережигая потоки чужой Силы. — Подчинись! — Перекричал я близкий раскат. — Никогда, — прочитал я по губам в ответ. — Я держу! — Отчего-то донесся через рокот схватки паникующий Никин голос. Я недоуменно оглянулся, чтобы через пару-тройку секунд, пока мельтешение вспышек в глазах исчезло, с удивлением цокнуть. Нет, деструктивные способности этой барышни были известны и ранее, но увиденное на какое-то мгновение выбило из себя. Через три ряда кресел позади, прежней обстановки салона просто не существовало — был виден только настил пола и ребра жесткости на стенах и потолке, составлявшие хребет самолета. Да и те словно погрызенные, закрытые подвижной взвесью песка и пыли, наполнявшей хвостовую часть целиком, в самом плотном месте которой скорее угадывался, чем был виден силуэт девушки. А все, что пока уцелело далеко позади нее и рядом со мной прямо на глазах обращалось в прах — словно не настоящее, сделанное из песка и ныне рассыпающееся под порывом ветра. В пыль и песок обращались кресла, электроника подголовников, пластик стен и потолка, вытягиваясь подвижными лентами в сторону Ники, закручиваясь коконом вокруг нее — и уже оттуда растекались приливными волнами в сторону прорех и пустот, выжженых молнией, собирая обреченный борт в единое целое и позволяя нестись ему сквозь небо дальше. Все вокруг служило песку пищей, и не было ничего способного ему воспротивиться. И тут же через изумление прорвалась иная яркая эмоция. Что она творит! Там же…! — Мед! — Взволнованно прокричал я, выразив вслух главное свое опасение. — Цел! — Отозвались из эпицентра песочной бури. — Тогда нормально, — успокоился я и вернулся к собственному противостоянию. Патовому противостоянию — что с досадой пришлось отметить. Потому что князь все еще стоял под кнутами молний, и в глазах его по-прежнему было больше ярости, чем боли и обреченности. Опаленный, в обрывках пережжённого сюртука и брюк, он просто ждал той секунды, когда сможет свернуть мне голову, даже не сомневаясь, что такой миг наступит. И эта упрямая уверенность тратила мое время… Я шагнул ближе, чувствуя дрожь наэлектризованного воздуха и стараясь не дышать запахом пережжённой плоти. А когда до князя оставалось не более шага, вытянул руку в его сторону и сжал его шею — горячую, жесткую, сведенную судорогой беспрерывных разрядов. — Подчинись, — посоветовал я в неожиданной тишине. Потому что в единый миг перестали бить молнии, а завывания проникающего в салон ветра были побеждены упрямым песком, закрывшим прорехи. — Никогда, — почувствовалось движение мышц горла под моей ладонью. И тело князя вновь сотряслось от разряда — на этот раз не с неба, а исходящего через меня. Но от того — еще более разрушительного и болезненного. — Подчинись своему внуку, — терпеливо повторил ему, отпуская в ожидании ответа силу. И в безумной ярости, через боль и сотрясающую его злобу отчего-то прорвалось удивление. — Внуку? — Повторил Шуйский с растерянностью. — Артему, — подтвердил я кивком. — Не тебе? — Облизнул князь почерневшие губы. — Зачем ты мне нужен? — С легким удивлением отозвался я. — Я?! — Дернулся он было гневно, но тут же сотрясся в судороге от пронзившего его разряда. — Ты мне не нужен, — повторил я холодно. — Ты нужен своему внуку живым. Поэтому подчинись ему. Дай слово. — Чтобы он меня убил? — Захрипел он, скаля зубы. — Артем мудрее тебя. Он не станет этого делать. — Ложь! Ложь! — Хлынуло безумие к его глазам. Чтобы тут же пропасть под ударом боли и моей силы. — Х-хватит, — дрогнул он телом, впервые пошатнувшись. — Артем тебя любит, чудовище лесное. — С досадой произнес я. — Стал бы я тебя иначе уговаривать. Выпнул бы из самолета, и маши себе лапами, — убрал я руку от него, позволяя ослабевшему телу противника сползти на пол. Шуйский оперся рукой о ближайшее кресло, но на колени так и не упал, удерживая себя о застонавший от таких нагрузок подголовник. — Подчинись своему внуку. — С напором произнес я, глядя ему в глаза. — Подчинись или умри. — Потерял я терпение. И гроза за бортом отозвалась раскатами десятков мелькнувших за бортом молний. — Я согласен. — Опали плечи князя, а сам он отвел взгляд. — Поклянись честью, — буднично обратился я к основе их силы. — Я клянусь честью в верности своему внуку, Артему Шуйскому, и обязуюсь подчиняться, — в этом голосе была усталость и толика недоумения, непонимания. Будто у последнего выжившего пирата, перерезавшего подельников перед сундуком мертвеца. А в сундуке том — ничего… За что он боролся? За выживание — за то, что и без того ему было обеспечено. За процветание рода — что тоже куда лучше обеспечит внук, чем он сам. А раз так, то зачем он хотел сделать то, что сделал. Зачем была эта борьба? Но в нашем случае, хорошо, что это понимание пришло до того, как пришлось хоронить друзей и близких. — Вот и ладно, — с усталостью подытожил я. — Зачем тебе это? — Произнес Шуйский слабо, глядя на настил пола и левым боком навалившись на кресло. — Он мой друг. — Мельком глянул я на часы. Все в порядке, падать будем в правильный квадрат. Пилоты и персонал уже давно катапультировались, борт тянет вперед автопилот, но долго он этого делать не сможет. Из окошка видно, как коптят оба двигателя — близкое присутствие разрядов не осталось для них без последствий, несмотря на всю надежность. — Мы же все равно упадем… — Словно прочитал мои мысли князь. — Мягко упадем, вы выживете, — успокоил я его. — Ты готов умереть ради… Дружбы? — Пробилось в его голосе удивление, а лицо поднялось вверх. — Ради нее умрут все остальные, — заверил я его, поворачиваясь рассмотреть, как там Ника и мой мед. Еще одна веха плана завершалась. Наверное, это логичное понимание, а может и усталость, меня и подвели. Удар, последовавший снизу, от согбенной фигуры князя, прятавшего свою левую руку под животом, пришелся в бок, и вызвал поначалу удивление. Потом рассыпались все нижние пуговицы на рубашке. Все, со скрытыми артефактами на защиту. Не выдержав силы атаки — в прах. Потом треснули амулеты в подошве ботинок… Вшитые под ткань брюк — окатили холодным крошевом кожу… Все до единого. — Подвиг стоит смерти, — прорвалось безумие со дна глаз смотревшего на меня в упор князя, а рука его дернулась вперед, вонзаясь ледяным холодом внутрь меня, словно клинком.