– Анак[7]? – спросила она, вспомнив прозвище великана. – Да, я тоже помню вас. Мы говорили о сэре Ганнибале. А вы бригадир рабочих, которых он нанял? – Нас нанял господин Боуринг, мисс, – с нажимом ответил Анак. – Сэр Тревик сдавал карьер господину Боурингу. – Правда. А вы изъясняетесь лучше, чем ваши ребята. Вы ведь учились в школе, да? Ее речь внезапно прервало рычание толпы, уставшей от ожидания. Анак явно был предводителем этих бунтовщиков, поэтому мисс Энн Стреттон, видя, что времени катастрофически мало, дабы сбежать и попытаться спасти дом сэра Ганнибала от погрома, торопливо попросила: – Уведи своих людей подальше, Анак. – Они хотят свидеться с сэром Ганнибалом, – упрямо возразил тот. – Повторяю: он в Грандже. Анак уставился на Энн странным взглядом и, вроде бы, поверил ей. Он резко обернулся и что-то сказал своим приятелям. Ему вполне хватило нескольких фраз. Видимо, он намекнул, что полиция вскоре может оказаться тут и что хозяин дома, вероятнее всего, прячется в своем родовом поместье. Речь великана возымела эффект, потому что в считанные мгновения толпа работяг отступила по аллее, оставив особняк нетронутым за исключением одного разбитого окна. Энн же поспешила к коляске Пенрифа, где сидел лакей. – Передайте Пенрифу, что я верну коляску в отель к двум часам, – на ходу бросила она. – А мне что же, остаться здесь? – растерянно спросил тот. Энн хлестнула лошадей вожжами. – Ваша помощь не потребуется. Я сама управлюсь с лошадьми, а к двум часам возвращусь. Ей хватило осторожности не раскрывать цель своего путешествия на случай, если кто-то заподозрит, что она помогла сэру Ганнибалу сбежать из городка. Вскоре художница заметила баронета в надвинутой на самые глаза шляпе, закутанного в длинное пальто. Не промолвив ни слова, он сел в коляску, и уже через минуту они тряслись по пустынной дороге, которая вела к железнодорожной станции в шести милях от Санкт-Эвалдса. Лишь когда они отъехали достаточно далеко от города, Тревик обрел дар речи: – Не знаю, как отблагодарить вас, – искренне произнес он. – Я очень рада, что сумела вам помочь, – отозвалась мисс Стреттон, внимательно рассматривая сэра Ганнибала, и в ее взгляде затаилась какая-то смешинка. – Неужели вы и вправду не сердитесь, что я подслушала ваш разговор с экономкой? – Как я уже говорил, моя дорогая девочка, между нами не должно быть никаких секретов, – нетерпеливо ответил сэр Ганнибал и хотел завладеть рукой девушки, но она держала вожжи. – Теперь, когда лед между нами почти растаял, когда вы знаете, что я люблю вас, я не намерен ничего от вас скрывать. Мы поженимся? – Я пока об этом не думала, – пробормотала Энн, не уверенная, что готова выйти замуж за сэра Ганнибала, пока он не получит деньги: становиться женой нищего, даже самого обходительного и аристократичного, эта особа не собиралась. – Разве мы не можем пожениться, пока я буду в Лондоне? – настаивал баронет. – А как насчет вашей дочери? – поинтересовалась мисс Энн. – Дерики? – неопределенно махнул рукой сэр Ганнибал. – Думаю, она будет только рада. Вы ей нравитесь, моя дорогая Энн. – Я так не думаю, – сухо ответила невеста, – хотя она, конечно, не в силах помешать нашему браку. – Еще бы! Я сам себе хозяин. – Где же она сейчас? – Поехала повидаться с подругой и предупредила, что задержится. – Боюсь, она будет сильно удивлена, обнаружив ваш отъезд. Сэр Тревик пожал плечами: – Ничего не поделаешь. Я полагаю, она скоро узнает, что причина моего отъезда – настроение горожан в Санкт-Эвалдсе. Кстати, эти вандалы ворвались в дом? – Нет. Я сказала им, что вы в Грандже, и они отправились за вами туда. – Как же вы умны! Дорогая моя, таких, как вы, – одна на тысячу. Я всегда уважал и любил вас. Они продолжали обмениваться подобными комплиментами, пока не доехали до станции. Мисс Стреттон была уверена, что теперь быстро «обработает» сэра Ганнибала и начнет распоряжаться доходом в шестьдесят тысяч в год. Ее немного мучила совесть из-за того, как она поступила с господином Пенрифом, который тоже хотел на ней жениться, но открывающееся перед ней прекрасное будущее того стоило. В целом художница была даже довольна тем, что сэр Тревик попал в столь затруднительное положение и в какой-то момент стал полностью от нее зависеть. Однако она не радовалась бы так сильно, если бы узнала, что когда баронет сел в вагон первого класса, то сразу заметил, что в нем едет и его дочь. Девушка сидела, удобно устроившись в уголке и убрав все свои вещи на полку над головой. – Что ты здесь делаешь? – опешил баронет. – Еду в Лондон, – ответила она, удивленная не меньше, чем он. – А ты, папенька, зачем собрался в город? Сэр Ганнибал объяснил, что случилось, и его дочь пришла в ярость от того, что его заподозрили в таком омерзительном преступлении. Едва сэр Тревик закончил свой рассказ, Дерика многозначительно произнесла: – А я собралась в Лондон, чтобы увидеться с моим милым Освальдом. – Ничего себе! Как ты себя ведешь? Почему ты мне ничего не сказала про Форда? – Потому что если бы я попросила тебя отпустить меня, ты бы не согласился. Ты не понимаешь: Освальд – единственный человек, который способен помочь нам выяснить, кто настоящий убийца господина Боуринга. Я планирую остановиться у тети Лавинии, а затем обратиться к Освальду за консультацией. – Надо было посоветоваться со мной, Дерика, – вспыхнул баронет. – Зачем? – возразила девушка. – Ты бы только начал спорить. Я не просто так решилась навестить Освальда – я знала, что о тебе ходят дурные слухи, но, конечно, не ожидала, что они выльются в насилие. Ты не должен возвращаться в Санкт-Эвалдс, пока твоя честь не будет восстановлена. – И кто же снимет с меня подозрения? – Господин Освальд Форд. Правда, не бесплатно. – Какова же цена? – Моя рука, – усмехнулась Дерика. Сэр Ганнибал хмыкнул. Он понимал, что попался в ловушку и сейчас ему нужны все друзья, каких только можно найти. И все же мысль о том, что его зятем станет никому не известный нищий адвокат, совсем не радовала аристократа. Глава 8. Сыщик-любитель Лавиния Куинтон приходилась сестрой матери Дерики; эта богатая старая дева не любила сэра Ганнибала, но обожала его дочь. Она также поддерживала замечательные отношения с Освальдом Фордом как из-за его приятной внешности и манеры изысканно одеваться, так и вследствие того, что его в качестве жениха Дерики не одобрял баронет. Должно быть, в жилах мисс Лавинии отчасти текла ирландская кровь, потому что эта женщина всегда пребывала в оппозиции и не собиралась прекращать спорить со всеми вокруг до тех пор, пока с ее губ не сорвется последний вздох. Дерика очень привязалась к тетушке, и та любила ее всем сердцем, утверждая, что девушка пошла в мать, – это тоже являлось своеобразной пощечиной сэру Ганнибалу. Жила эта экзальтированная дама в тихом уголке Кенсингтон-сквера, где арендная плата была чрезвычайно высокой, а соседи – благообразно-зажиточными. Жизнь на этой улице протекала размеренно, по часам, и даже в Судный День местные жители вышли бы на трубный глас в аккуратных фраках и при манишках. Мисс Куинтон, высокая, стройная и по-аристократически красивая пожилая женщина, слыла одной из местных блюстительниц приличий. Ее седые волосы были уложены в высокую, как во времена Марии-Антуанетты, прическу, которая очень шла к морщинистому, с орлиным носом и тонкими губами лицу тетушки. Она предпочитала носить серые платья, словно смиренная монахиня, и, подобно ей, часто посещала старинную церковь за углом. Обычно мисс Куинтон шествовала туда, высоко задрав нос, словно презирая всех и вся, за что многие считали ее горделивой и холодной. Она и впрямь была очень гордой, но вовсе не черствой, и только бедняки знали, какое у нее доброе сердце, когда она занималась благотворительностью. При этом Лавиния отличалась зорким взглядом и острым языком, а посему в определенных случаях могла оказаться достаточно неприятной особой. Когда она увидела, что Дерика приехала не одна, а с сэром Ганнибалом, то решила, что это как раз такой случай. – Хмм, – изрекла мисс Куинтон, нежно поцеловав Дерику, а потом сдержанно поприветствовала своего зятя. – Рада, что вы здесь. Так чем обязана? – Я просто хотела повидаться с вами, тетушка, – ответила Дерика, зная, что мисс Лавинии такой ответ понравится. – Хмм, детка. Отец снова тебя огорчает? – Я никогда никого не огорчаю, если на то нет причин, – сухо заметил баронет. – Ты всегда найдешь причину, – огрызнулась старушка. – Я вижу, Дерика вся побледнела. Неужели причина тому Освальд Форд? Или… – Ее взгляд внезапно переместился на зятя. – Я тут ни при чем, – поспешно заверил сэр Тревик. – Папа ни в чем не виноват, – быстро прошептала девушка. – Не сердитесь на него, он очень волнуется. – Это из-за убийства господина Боуринга? – Что ты об этом знаешь, Лавиния? – обиженно спросил ее баронет. – Все, что написано в газетах. Ну, он умер, так что и говорить больше не о чем. Хотя, признаюсь, я никогда не любила его. – А ты что, была с ним знакома? – Гораздо лучше, чем ты думаешь, Ганнибал. Ты рассказал мне о нем, когда только приехал из Африки, а я устроила так, что мы стали общаться и беседовать по душам, когда он наведывался в город. – Но зачем тебе это нужно? – озадачился баронет. – Ради твоего доброго имени, Ганнибал. – Моего доброго имени? – Конечно. Однажды ты намекнул, что господин Боуринг занимался в Южной Африке не слишком-то респектабельным бизнесом, а ты оказался замешан туда. Вот я и решила разузнать, что это за дела и не придется ли мне вытаскивать тебя из неприятностей. – Не было никакой необходимости говорить с ним, – раздраженно проворчал сэр Тревик. – Мы с Джоном имели общий бизнес в Кейптауне, и мой партнер обошелся со мной некрасиво. Несмотря на это, я вполне с ним ладил. А если ты, Лавиния, в настроении склочничать, я лучше отправлюсь в отель. – И потратишь кучу денег. Чепуха! – Теперь деньги не имеют для меня особого значения. Я богат. – Вот как? Каким же образом ты разбогател, если не секрет?