7 29 октября. День рождения комсомола, день рождения моей бабушки, о чём, разумеется, никто не знает. Ей ведь сейчас 29 лет, моей маме 4 года, а отцу вообще три. Я узнавал о них через Серёгу, по блату, так сказать. Брата деда по отцу, Егора Петровича, тогда зимой нашли и откачали. Теперь и он, и мой дед ходят в трезвенниках, ударники труда и быта. Дед по материнской линии служит в штабе ОВРа в Севастополе, уже капитан-лейтенант. Если так дальше пойдёт, родители вообще не встретятся, и как же дальше будет? А как будет, так будет, а я в этот день женюсь. И у меня самая красивая жена на всей территории СССР. Как говорится, от Москвы до самых до окраин… Моя Натали. И с вступлением в брак нас поздравил телеграммой лично товарищ Сталин. И это был первый знак того, что он про меня не забыл с того августовского ночного заседания на «ближней даче». Многое произошло с тех пор. Начнём с того, что наш город вырос на треть. И эта треть состояла из таких же микрорайонов, как наш офицерский. Несколько иная планировка, другие архитектурные «излишества», придающие районам своеобразие, но принцип тот же. Всё это ещё строилось, но темпы потрясали воображение. Моя бригада получила пополнение и теперь насчитывала три батальона, отдельный артиллерийский дивизион, миномётную роту, отдельную разведроту, комендантский взвод, учебную роту, госпиталь бригады, роту ПДО. Появилось новое вооружение, типа спаренной 23-мм зенитной установки Таубина. Он за неё получил орден Ленина и Сталинскую премию 2-й степени. А таскали её лёгкие тягачи «ГАЗ-61-417». Они же таскали и новые 76-мм орудия, которые мы получили взамен «сорокапяток». У миномётчиков появились новые 82-мм ротные миномёты. А разведрота получила на вооружение «АС-40», автомат Симонова под промежуточный патрон. Часть моих новых подчинённых перевели из других бригад, но большинство были новобранцы, хотя и отборные кадры, молодец к молодцу. По счастью, пока что формирование не шло по принципу роста и мышц. Ребята были разные. Общим у них было желание служить именно в десанте, спасибо Михаилу Кольцову и другим военкорам, которые освещали боевые действия в Бессарабии. Как-то так получилось, что основное внимание уделили нам, пехота, кавалерия, артиллеристы, танкисты остались на задворках прессы. Писали о нас здорово, сам захотел призваться к таким замечательным ребятам. Служба тяжёлая, но именно для настоящих мужчин. И вот уже месяц мы делали из этих романтиков неба солдат. Хорошо было то, что новобранцев не надо было переучивать, что здорово напрягало со старослужащими. Эти каждый раз пытались сделать так, как их учили на прежнем месте службы, а у нас многое было по-другому. Ещё в бригаду прибыл новый комиссар. Точнее, исполняющий обязанности комиссара, что само по себе странно. Зачем присылать человека, да ещё целого полковника, не на должность, а исполняющим обязанности. Кроме того, наш Оболенский как комиссар куда лучше, и я подавал рапорт о его назначении на эту должность. Единственное, что было достойно внимания у полковника Терещенко, это его последнее место службы. А служил он в комиссии, которая занималась делами польских военнопленных в западных областях. Решением особого совещания небольшая часть была признана виновной в преступлениях перед СССР и расстреляна. Остальным предоставили выбор – подписать обязательство не вести антисоветскую деятельность и остаться в стране или покинуть территорию Советского Союза. К огромному сожалению, в среде польских офицеров и интеллигенции преобладали антисоветские настроения. Все попытки их переубедить не имели успеха. Большинство предпочло уйти на немецкую сторону, не очень задумываясь о том, что там может быть ещё хуже. Они, конечно, не любили победившую их Германию, но всё ещё видели в ней страну европейской культуры. Жаль людей, они не знают, что им уготовили Гитлер и СС. А я читал эти документы, ещё в моём времени. Жаль. Та небольшая часть, которая была лояльна к нам или смертельно ненавидела немцев, была вывезена в село Сельцы Рыбновского района Рязанской области с обещанием создать на их основе Польскую Народную Армию, когда придёт время войны. Там они сейчас и находились, на поселении. Информация была интересной лично для меня, так как в моё время умники Грачёва признали СССР виновной в расстреле польских пленных в Катыни. В остальном полковник был довольно серой личностью, к десанту отношения не имел, а был кавалеристом и танкистом. Пришлось ещё одного комиссара натаскивать в личное время, чтобы не позорился. Короче, забота за заботой, что делало мою свадьбу чистым даром небес. Ну, скажите, какая девушка выйдет замуж за человека, которого с момента, как он сделал предложение, видела раз десять, и то мельком. Самое длинное наше свидание длилось два часа, когда мы договаривались, кого позовём на свадьбу. Справляли её дома, идея ресторанной свадьбы ещё не появилась. Пригласили друзей и сослуживцев из её больницы и моей бригады. Ещё бывших соседей-пенсионеров. Свидетелями были Серёга с моей стороны и Валя со стороны Натали. После того случая в больнице они стали очень близки. Вообще-то это была вторая свадьба в командном составе бригады. Месяц назад поженились Серёга с Леной. Ну, или капитан госбезопасности Голубев Сергей Михайлович со старшим лейтенантом медицинской службы Громовой Еленой Ивановной. Гуляли тоже дома, слушали музыку, танцевали. Что-то похожее я видел в фильмах «Истребители» и «Парень из нашего города». Тогда, провожая Натали домой, я и сделал ей предложение. Официально я попросил её руки на следующий день у её матери. Патрисия дала согласие сразу, но, отослав Натали под каким-то предлогом, сказала, что хочет поговорить со мной один на один. Разговор состоялся через два дня у неё в комнате. И был он о ней и о её родне. Она не была дворянкой, её муж был коммунистом и погиб в Испании, но… Её родственник Марсель Лефёвр был военным лётчиком французских ВВС. А Франция сдалась Германии, и чем он сейчас занят, она не знает, может, служит у немцев. Хотя, зная его характер, Патрисия сильно в этом сомневалась. А я чуть не сморозил глупость, хорошо, что вовремя остановился. Марсель Лефёвр, французский военный лётчик сейчас сидел где-то в Африке, но в октябре 1941-го угонит истребитель в Гибралтар, а впоследствии станет душой эскадрильи Нормандия-Неман. Но вряд ли стоило говорить об этом в октябре 1940-го его троюродной кузине. Так что я просто сказал ей, что это никак не касается нас с Натали и, внезапно для самого себя, предложил ей жить с нами, благо места более чем достаточно. Вот теперь и Патрисия, и моя невеста пришли в полный восторг и точно души во мне не чаяли. Все хлопоты они взяли на себя, помощник из меня в это время был никакой. И всё получилось здорово. Гостей было человек тридцать, большинство военные и медики. Среди почётных гостей были наши бывшие соседи Евгений Петрович и Александра Ильинична. Они, кстати, остались единственными хозяевами квартиры, подселять других жильцов к ним не стали. Всю мебель мне домой привезли и расставили, взяв запасной ключ у Серёги. Кто выбирал и оплачивал, неизвестно, хотя догадаться не трудно. Последним из гостей пришёл Егоров, секретарь обкома и классный мужик. Пришел не с пустыми руками, потому что принёс телеграмму. Ту самую, от товарища Сталина. Верховный желал нам долгих лет жизни, успехов в труде и личной жизни и здоровых красивых детей, которые будут расти в самой счастливой стране. Если бы из люстры раздался Глас Божий, эффект был бы меньше. Уморительно было то, что Егоров, абсолютно непроизвольно, читал телеграмму с явным кавказским акцентом. Поняв это, он стал оправдываться, мол, он почти слышал, как товарищ Сталин нас поздравляет, и поэтому так вышло. Короче, уложил всех на пол в приступе смеха. Было много подарков, больших, маленьких, нужных и не очень. Главное в них было то, что они были сделаны от души. Среди подарков был патефон, который и потрудился на славу в свой первый рабочий день. Пластинок было много, какие-то нам подарили, какие-то принесли с собой гости, но музыка играла не переставая. «Рио-Рита» и «Марш Энтузиастов», «Пароход» и «В парке Чаир», «Дунайские волны» и «Три танкиста». Мужикам особенно нравились «Любимый город» и «Рио-Рита», а девушки предпочитали Лемешева «Не оставляй» и «О, Мари». Короче, было весело. В час ночи гости разошлись. Патрисия тоже ушла, последняя ночёвка на старом месте, вроде как попрощаться с прошлым временем. Спасибо, тёща моя дорогая, всё ты понимаешь, оставила нас одних на ближайшие сутки. Когда за Патрисией закрылась дверь, наступил очень странный временной интервал. Как-то так получилось, что об этой стороне жизни мы никогда не говорили. И дальше поцелуев и объятий дело не шло, причём довольно скромных объятий, никаких там лишних поползновений к более интимным местам. И вот теперь, оставшись наедине, мы смотрели друг на друга, и в голове мелькали тысячи вопросов. Что ты знаешь и что нет, о чём мечтаешь и чего боишься. Я смотрел на свою жену, такую красивую, с тёмными, уложенными в сложную причёску длинными локонами, в свадебном платье, простом, с широкими крыльями рукавов и треугольным вырезом. Не привычного мне белого цвета, а слегка желтоватого цвета слоновой кости. Подчёркнутая талия и простые прямые линии стелящегося по полу подола. И я понял, что мне дико хочется увидеть, что же под ним. Я переживал, как мальчишка, впервые случайно увидевший через окно полуодетую одноклассницу. Всё, хватит! Я не знаю, какой опыт и знания имеет Натали, но я же не сопляк какой-нибудь желторотый. И я подхватил её на руки и понёс в спальню. Положив руки ей на плечи, заглянул в её глаза и осторожно опустил платье вниз, и она продолжила это моё движение, освободившись от него полностью. Как я справился с совершенно непонятными мне застёжками нижнего белья, не помню, но через несколько минут вселенная вокруг исчезла. Мы узнавали друг друга, медленно, постепенно, устанавливая границы и отодвигая их снова и снова. Мы целовались и искали новые ласки, пытаясь определить их по ощущениям поцелуев. Мы уплывали тихими струями удовольствия и взрывались петардами наслаждения. Сколько времени это продолжалось, я не знаю. Я проснулся, обнимая спящую на моей груди удивительную женщину, такую непохожую ни на кого из тех, кого я познал в прошлой жизни. Правда, я никогда не испытывал ничего подобного и не уверен, что испытаю ещё когда-либо. Чуть повернувшись, чтобы Натали было удобней, я обнаружил на постельном белье признаки того, что был первым мужчиной в её жизни. Удивительное дело, ни разу, ни до свадьбы, ни во время свадьбы, ни в первую нашу ночь я об этом не думал. Она была моей женщиной, мы оба это знали, и остальное было не важно. Натали улыбнулась во сне, а мне показалось, что вышло солнце. Эк меня развезло, скоро начну писать светлые радостные стихи. Это будет что-то новенькое, до сих пор я писал только в очень чёрном настроении и очень чёрные стихи. Как там у меня было, в цикле «Тедиум Витте»: Серый день сменяется серым вечером. Серый день сменяется серым вечером. Я опять барахтаюсь в болоте тьмы. Я хочу уйти, только делать нечего, Я всё время должен «Идти на Вы»! Я всё время должен идти без выстрелов, Подставляя голову под шрапнель бытия! Радость жизни, в бури и штормы выстояв. Угасает медленно в трясине дня! Нет, сегодня это не так. Сегодня я жив, жив как никогда. У меня есть дом, любимая работа, которая не оставляет времени на дурные мысли, у меня есть Натали. Я самый счастливый в мире человек. Женщина на моей груди сладко, по-кошачьи, потянулась, открыла глаза, улыбнулась и потянулась к моим губам. Через час я лежал рядом с ней, тяжело дыша. Бляха-муха, я после марш-броска на 10 км так не выдыхался, хорошо-то как, господи. В час дня мы завтракали остатками вчерашнего сабантуя, сидя на кухне. Мы улыбались друг другу и делали маленькие глупости. То она наступала мне под столом на ногу. То я, уронив ложку, лез под стол и хватал её за всякие места, отчего она взвизгивала. И от всего мы хохотали до упаду. Потом мы пошли гулять. На Натали было новое платье, сшитое ей самой по каким-то журналам. Надо признать, выглядело оно шикарно. Так шикарно, что на неё заглядывались не только мужчины, это было понятно, но и женщины. Ну, я использовал многочисленные взгляды, придя домой, когда тут же потащил её в ванную, «смывать» все эти взгляды. Смывали мы их долго и с удовольствием. Хорошо звукоизоляция тут отличная, не в пример той, которая была в прошлом. То есть в будущем, которое моё прошлое. А, к чёрту, лучше помогу девушке спину вытереть. Ну, помог, пришлось снова купаться. Вечером пришла Патрисия с сумкой в руках. Последние вещи со старого места жительства. Передала привет и ещё раз поздравления от бывших соседей. Мы ужинали сидя за столом, вместе. Болтали, смеялись. И понимали, что этот потрясающий день прошёл, нас уже ждёт завтра. Завтра продолжилась нормальная работа комбрига. Куча бумаг, занятия с командирами, контроль над учебным процессом в подразделениях, «разбор полётов» с теми, у кого не всё шло гладко. И учёба. Много-много учёбы. Я собрал все имеющиеся книги по тактике крупных войсковых подразделений. Со мной занимались начштаба и мой зам, которые закончили академию. Я всеми силами старался стать настоящим командиром. Интересно, что настоящим командиром меня считали все, включая моих учителей. Все, кроме меня. И ещё я вынашивал план учений. План по захвату штаба и уничтожению танковой группы. Мне нужна была территория с рекой типа Западного Буга. Только нужны будут не только моя бригада, но и танковая дивизия или мехкорпус в качестве противника. И подальше от глаз, подальше от немцев. Но это всё мечты. А пока мы переодевали бойцов в новую зимнюю форму. Теплая куртка, шапка-ушанка. Зимние штаны были из более плотной ткани, но бойцам выдали шерстяное нижнее бельё, вязаные носки и рукавицы. Рукавицы были специальные, с отдельно вязаным указательным пальцем. Пока все были довольны, посмотрим, как будет в декабре – январе. И ещё мы готовились к параду. В честь 23-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции! И я создал гарнизону проблему. Ну не хотел я пускать своих ребят на парад со штатным оружием. Что-то это мне не нравилось. Кончилось тем, что я уговорил Острового и Егорова на авантюру – пройти в серых парадных шинелях и с трёхлинейками. Красиво, празднично, синие петлицы, синие звёзды на будёновках. Офицерский состав в парадных синих шинелях и с автоматами «ППШ». Мечта поэта, а не парад. Одна беда, где брать винтовки и… сапоги? У нас их просто не было, собирали, где могли. Хорошо хоть будёновки пока оставались в качестве парадного головного убора, с этим проблем не было. Отработка шла на взлётно-посадочной полосе у летунов. Получалось неплохо, можно даже сказать, элегантно. Право на участие в параде завоёвывалось высокими показателями в боевой подготовке и умении держать строй, причём именно в этом порядке. И мои бойцы всерьёз соревновались друг с другом за право после окончания дневных занятий вместо отдыха ходить кругами, добиваясь четкости и молодцеватости строя. И ведь добились-таки. Не хочу показаться нескромным, но три моих коробки по сто человек производили убойное впечатление. День 7 ноября 1940 года выдался солнечный и тёплый. Площади как таковой в городе не было, и парад проходил по центральному проспекту. Руководство города располагалось на балконе здания обкома партии. Я, как командир самого крупного в городе войскового соединения, находился среди руководства. Точнее, мы, вместе с Серёгой и Батей. Сначала по улице шли празднично одетые дети с гроздьями разноцветных шариков. Потом рабочие с портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина и транспарантами. Потом шли активисты ОСОАВИАХИМа и наши добровольные помощники с моделями в руках. Их гвоздём программы был «По-2», установленный на специальной конструкции, в основе которой была одна из наших «ЗИС-15». За рулём сидел незаменимый Степан, уже старшина и мой личный водитель. Сложность была в том, что всё сооружение было затянуто в сине-голубую материю, и для вождения оставалась узкая щель. В кабине самолёта сидел наш первый знакомый и проводник по аэроклубу Сашка. За этот год он вытянулся. Поздоровел, просто кандидат в десантники, но небу изменять не собирался. Он уже даже летал самостоятельно. Батя говорил, что парень прирождённый истребитель. Замыкали праздник мы. Когда сводный батальон, чеканя шаг, пошёл по проспекту, я стал бояться, что вылетят стёкла из окон. Это было красиво и грозно, толпа затихла и смотрела, как они идут. Их вчерашние сыновья и братья, надевшие форму и взявшие в руки оружие, чтобы защитить их право стоять на этой площади, где захочется, не зная, что такое «места для благородного сословия» и «места для черни». И тут меня что-то кольнуло. Как будто сработала сигнальная система предупреждения об опасности. Я, к сожалению, почти перестал нарабатывать нужные навыки, но что-то, видимо, случилось. Ещё не понимая, что происходит, я начал обводить взглядом людей. Уже внимательно и прицельно. Деля на группы и вычисляя цели. И тогда я увидел его. Вихрастый парень в форме старшего лейтенанта и весь обвешанный фотоаппаратами. Он увлечённо снимал проходящую коробку, радостно скалясь. И я почти почувствовал, чему он радуется. Что-то в нём было не так, я даже сразу не понял что. А потом до меня дошло. У него было четыре аппарата. Четыре! У корреспондентов центральных газет, с именами, известными на всю страну, было по одному. Лишь у нескольких два. А тут четыре. Кто-то заигрался, не иначе. И снимал он, по-моему, больше всего винтовки, ремни и сапоги. И скалился он тому, что у самой известной в РККА десантной бригады на вооружении трёхлинейка, а обута она в кирзачи. Приветливо махая рукой своим бойцам, я повернулся к Серёге и, улыбаясь, сказал: – Слышь, капитан, корреспондента видишь? – Вижу?! – Присмотрись повнимательней. На его скорость реакции женитьба не повлияла, ситуацию он оценил быстро. Улыбаясь, что-то сказал Бате, отчего тот тоже засмеялся, хлопнул меня по плечу и, всё ещё смеясь, сказал: – Меня нет. И испарился. Вот демон, он что, вместо того чтобы спать с женой, как все порядочные люди, отрабатывает приёмы готом-по, искусства быть невидимым? По поводу «спать с женой» у меня в мозгу тут же возникла картинка, и стоять стало несколько неудобно. Вот ёлки-палки, у меня тут, кажется, шпиён нарисовался, а я думаю о жене, как она лежит, вся такая голая. Нет, да что же это такое. Ладно, расслабился, и будет. Серёга уже стоит рядом, продолжая улыбаться. – Его будут вести, попробуют нащупать связи, но трогать пока не стоит. – Согласен. И всё это в течение тех нескольких минут, пока сводный батальон 1-й Гвардейской Воздушно-Десантной Болградской бригады рубил строевым по центральной улице. Строй прошёл, толпа взорвалась овациями, в воздух летели кепки, береты, шарики, даже дети. Люди ликовали, они гордились своими защитниками. К нам бы так относились в моём времени, хоть кто-нибудь. Зато я помню, как в видеозале народ кричал Рембо, экранному суперу: «Мочи их». А «мочил» он нас, советских десантников. Я помню, как мой однокашник, кавалер двух орденов Красной Звезды, железный парень, который на учениях двое суток шёл со сломанной ногой и не стонал, плакал и кричал им: «Он же меня убивает, он же ваших детей убивает, что вы за люди!» Да, добрые воспоминания. Ладно, забыли. Праздники закончились, и жизнь вернулась в уже привычную колею. Учёба, учёба и ещё раз учёба. Нас всё время пополняли оружием, техникой и снаряжением. Например, количество десантных самолётов «ЛиС-2д» достигло 22, транспортных «ЛиС-2т» – 15 штук. Летуны были счастливы. Похоже, наша бригада стояла первой в списке на всё новое, разгрузками и десантными ранцами образца 1940 года нас укомплектовали полностью. Как минимум одна рота в каждом батальоне была вооружена автоматами. Насыщенность подразделений тяжёлым стрелковым оружием достигла высшей точки. Иными словами, моя бригада по огневой мощи была значительно сильнее любого немецкого пехотного полка. И что интересно, в газетах ничего из этого не освещалось. Писали об открытии новой швейной фабрики в Иваново. Писали о строительстве новых жилых кварталов, кстати, пели дифирамбы нашему Пушкину. Публиковали постановления партии о строительстве сети автомобильных дорог и развитии периферии. И ничего об армии и вооружении. Обычные сообщения в рамках повседневной текучки. Типа награждений и присвоений новых званий военачальникам. Вот тут мелькнуло знакомое имя. Генерал-лейтенант И.Р. Апанасенко стал генерал-полковником и заместителем командующего Западного округа. Не забыл товарищ Сталин моего рассказа о том, как в первые дни войны Апанасенко гнал на запад дивизию за дивизией и тут же создавал и вооружал вместо них новые. Да ещё строил стратегические дороги и следил за боеспособностью и мобильностью вверенных частей и подразделений. В том, что японцы так и не вступили в войну, во многом была его заслуга. Надеюсь, это назначение пойдёт на пользу и войскам, и командованию Западного округа. Лично я сейчас большую часть времени сидел над картами. Мой начштаба и его начальник оперативного отдела гоняли меня по-чёрному. Наступательный бой, оборонительный бой, встречный бой, построение на марше, карты, схемы, выбор позиции, оборудование обороны в один эшелон, в два эшелона, ближайшая тактическая задача, последующая задача. Короче говоря, умение воевать, находясь в штабе, а не размахивая шашкой. Плюс к этому обязательная физическая подготовка всех офицеров, вне зависимости от занимаемой должности. Домой я приходил мёртвый. И сразу оживал. Не знаю, есть ли Бог, но он явил мне чудо – мою жену. Натали всегда знала, что со мной. Знала, едва взглянув мне в глаза, а иногда и раньше. А главное, знала, что со мной делать в каждом конкретном случае. Когда начать расспрашивать, когда сначала срочно кормить, когда успокаивать, а когда откровенно возбуждать, не давая даже раздеться. А когда молча поцеловать и уйти на кухню или в комнату к матери. Mon ange (мой ангел)! Зима была на удивление приятная. Солнечная, сухая, снега немного. По сравнению с той, куда меня занесло в начале года, с морозами под 40 и снегопадами, а также с предстоящей зимой 1941/1942 года, с не меньшими морозами и снегопадами, эта зима была подарком судьбы. Полевые выходы сменялись учебными выбросками. Отработка развёртывания с ходу и занятие долговременной обороны. И большая радость для меня – мы получили для полевых испытаний парашютную платформу «П-1». Ещё в самом начале, среди первых моих технических описаний, я давал данные на «П-7» с «МКС-5-128Р». Или, по-простому, посадочную грузовую платформу с многокупольной парашютной системой. И вот она, долгожданная. Три таких платформы крепились: две под крыльями и одна под фюзеляжем ТБ-3. Таким образом, эскадрилья этих монстров, входящая в состав 1-й десантно-транспортной авиабригады, теоретически могла доставить к месту выброски и десантировать 36 единиц техники. Всю противотанковую и зенитную артиллерию бригады. Шик. Правда, пока у нас только три опытных образца, но я очень верю в возможности этого времени. Правда, нам бы в 70–80-х такие темпы развития, мы бы точно успели построить коммунизм. Или хотя бы не прогавили страну. В таких вот приятных хлопотах мы медленно, но неуклонно приближались к новогодним праздникам. Ох, как я хотел встретить Новый год в хорошей компании, в своём доме, с любимой женщиной. Подготовка к этому событию началась ещё в середине декабря. Запасались продуктами, шампанским, искали подарки, составляли список гостей и заранее договаривались, кто придёт, а кто нет, а если придёт, то с чем. По большей части тут командовали женщины. Утром 31 декабря на построении я поздравил бойцов и командиров бригады с наступающим Новым 1941 годом и пожелал успехов в боевой подготовке. А также объявил, что сегодня и завтра праздничные дни, свободные от занятий. В девять вечера стали собираться гости, накрыли столы, приготовили шампанское, достали патефон. А в 22.30 зазвонил телефон. – Товарищ подполковник, тревога, машина за вами вышла. – Понял. Я посмотрел на своих офицеров. Они были профессионалами и всё уже поняли. Как и моя вечная любовь. Остальные пока продолжали веселиться. Жаль, но придётся испортить им праздник. – Товарищи офицеры, тревога. Через час всем быть в расположении. Извините, дамы, служба. Я был в штабе уже через 30 минут. Личный состав уже строился в полной готовности. Меня встретил делегат связи, который передал пакет. Едва пробежав глазами первые строки, я почувствовал необычайную лёгкость. Это не была война, опередившая все сроки, это были так долго выпрашиваемые мной учения. Дальше было совсем интересно. Бригаде предписывалось десантироваться и занять оборону по правому берегу реки Клязьма в районе села Лучинки. В качестве противника выступал 7-й мехкорпус генерала Виноградова. Задача бригады – не допустить прорыва корпуса к селу. Село небольшое, дыра, что называется. Главное – расположение. В 23.55 я поздравил своих десантников с настоящим десантным Новым годом и отдал приказ на погрузку. Десантироваться ночью, зимой вблизи реки и нескольких озёр – это не подарок, но явное доверие. Что не утоплю людей и технику. Поработали мы отлично, высадка прошла почти идеально. Новые парашютные платформы использовали под командно-штабные машины. Едва высадились, группа разведки ушла в поиск пригодной для посадки «ТБ» площадки, и в четыре часа пятьдесят минут утра мы уже выгружали артиллерию. К этому времени разведчики переправились на левый берег и оборудовали замаскированные наблюдательные пункты в двухкилометровой полосе. Бригада заняла оборону в два эшелона, расположив противотанковую артиллерию сразу за первым эшелоном. На левом фланге у меня было озеро Кривая Лука, на правом озеро Старица. Линия обороны, выгнутая дугой в сторону реки, составляла порядка двух километров. Короче, если не учитывать, что против нас действует корпус, имеющий на вооружении порядка 900 танков, из которых 105 «Т-34» и 60 «КВ», то мы в шоколаде. А противника, кстати, пока не видно. Или нам дали льготное время, или мы действовали слишком оперативно, или генерал Виноградов опаздывают. Что наиболее вероятно, если вспомнить доклады о частых поломках на марше у «Т-26», которых в корпусе по-прежнему большинство. Вот и ладушки, нам больше времени на подготовку. Пока мой штаб занимался составлением оперативных планов, я с заместителем и комиссаром пошёл на позиции. Работа кипела, бойцы зарывались в землю. Ясное дело, чётче и быстрее всех работал первый батальон. Им теперь снова командовал майор Козин. Снова, потому что именно из его 2-го батальона 201-й бригады был в основном сформирован мой боевой 1-й батальон 301-й ВДБр, так здорово показавший себя в Бессарабии. Они уже знали, что пули, свистящие над головой, эти точно мимо. Те, которые летят в тебя – не слышны. Рыть окоп зимой работа не самая приятная, но по рядам катался смех. Ну, так и есть, Оболенский переходит от взвода к взводу, шутит, поздравляет, высмеивает «сачков». Первый батальон занимал оборону в центре, прямо напротив 500-метровой линии реки с глубиной от метра с небольшим до девяноста сантиметров. Среди окопов, на прямой наводке, заняли позиции артиллеристы его противотанковой батареи. Артдивизион с его тремя батареями стоял в полусотне метров сзади. Зенитные расчёты спаренных 23-мм автоматов закапывались в землю в самом узком месте между двух озёр. Второй и третий батальоны действовали не столь чётко, но не менее задорно и быстро. На глазах оборона принимала вполне законченный вид. Противник появился только к вечеру 1 января. И сразу начались глупости. Ну, начать с того, что, уже опаздывая почти на сутки, корпус остановился и начал подбирать хвосты. И что главное, без всяких попыток произвести разведку или начать поиск переправ. И что самое главное, попытался втиснуть все свои девять сотен машин в пространство петляющей здесь реки площадью около трёх квадратных километров. Чёрт его знает, может, им вообще не сказали, что мы здесь? Корпус сосредотачивался и готовился к переправе до утра следующего дня. А утром пошёл вперёд. Река здесь шириной около 12 метров, да и глубина чуть больше метра. Дно глинистое, будто специально для них.