С тем и исчез. А минут через двадцать в дверь постучали. Солдатик из обслуги принёс целый комплект одежды. Когда Серёга вернулся, я уже был одет и в шинели. Шапки не было, была фуражка. С голубым околышем. Зато Сергей, нет, старший лейтенант госбезопасности Голубев был вообще при полном параде. Только шашки не хватало. – Готов? Поехали. Ровно в 23.00 мы вошли в кабинет Сталина. Как и в первое моё посещение, он стоял у стола, рядом с ним стоял Берия. После приветствия Сталин сделал к нам несколько шагов, а Берия вообще подошёл почти вплотную. – Нет, товарищ Сталин, вы посмотрите на него. Два дня назад живого места не было, а сейчас? Ты вообще человек, а? Берия говорил эмоционально, но не зло. Уже плюс. Сталин вёл себя спокойнее. – Ну, что, досталось вам, товарищ Доценко? Ничего. За одного битого двух небитых дают. Вот что. Той информацией, которую вы нам предоставили, заняты все специалисты во всех наркоматах. Кое-что уже сделано. Многое ещё предстоит сделать. А мы посоветовались и считаем, что пришло время использовать вас в другом качестве. Вы ведь хотели снова в строй?! Вот и приступайте. А то засиделись за столом, с какими-то дураками не справились. Сталин усмехнулся. – Правильно сделали, руки не запачкали и нам кое в чём помогли. Вы в армии кем были? – Командир разведвзвода, гвардии лейтенант, товарищ Сталин. – А если бы продолжили службу, кем бы были сейчас? – Если бы всё шло нормально – капитан. Командир роты или заместитель комбата. Если бы очень хорошо – майор и командир батальона. Сталин вернулся к столу, достал из коробки папиросу «Герцеговина флор», закурил и посмотрел на меня. Вот интересно, имеет какое-то значение – курит он трубку или папиросы? А Верховный смотрел. С прищуром так смотрел, серьёзно. – Считайте, товарищ Доценко, что получилось очень удачно. Лаврентий… Берия взял со стола пачку документов, подошёл ко мне. Пару секунд смотрел и вдруг широко улыбнулся: – С днём рождения, именинник. Поздравляю, теперь ты снова полноправный гражданин нашей Родины. И отдал мне документы. Верхним было командирское удостоверение личности. Моя фотография. Мои настоящие фамилия, имя и отчество. Звание: майор. Должность: командир 1-го батальона 301-й ВДБр. Я просмотрел другие документы. Продаттестат, вещевой аттестат, ещё какие-то формуляры. А снизу красная книжечка тиснёной кожи со звездой. Открыл и в самом натуральном смысле потерял дар речи. Удостоверение гласило, что я являюсь инспектором НКО и Генштаба с самыми широкими полномочиями. До снятия с должности командиров дивизионного звена. И подписи: Председатель президиума Верховного Совета СССР – Калинин М.И. Нарком обороны СССР – Ворошилов К.Е. Начальник Генерального штаба РККА – Шапошников Б.М. Начальник Главного политуправления РККА – Мехлис Л.З. Подписи Сталина не было, но и без того такому документу удивился бы сам Господь Бог, а его архангелы удавились бы от зависти. Я посмотрел на Сталина и Берию. Они явно ждали моей реакции. Ну, нельзя же не оправдать ожидания. – Товарищ Сталин, я вроде бы командир батальона, так зачем это? Я благодарен за доверие, но зачем? – А с этим документом, товарищ майор, вам проще и нам спокойнее. Мы ведь не просто так вас назначили командиром батальона. Его и нет ещё. И бригады нет. Вы должны сформировать батальон, пользуясь своими знаниями, а мы, на его основе, сформируем бригаду. Так что этот документ вам не повредит. И ещё. В одной из своих записок вы говорили о создании в армии общей службы контрразведки. Называли её «СМЕРШ». Это название, конечно, несколько преждевременно… но. Познакомьтесь – уполномоченный «СМЕРШ» вашей бригады, капитан госбезопасности Голубев. Вплоть до сформирования бригады – ваш заместитель. Теперь пришла очередь удивляться Серёге. В дверь он вошёл старшим лейтенантом. Ну, ему явно не впервой. – Служу трудовому народу! – он вытянулся, только что каблуками не щёлкнул. Штабс-капитан, блин. – Ну что же, товарищи, если у вас нет вопросов… – Товарищ Сталин, я тут кое-что вспомнил, разрешите доложить. – Ну, давайте, товарищ майор, докладывайте. – Сталин явно наслаждался ситуацией превращения «неизвестной породы зверя» в нормальную человеческую ипостась. – Первое. Вы сказали, что мои записи приняты во внимание и по ним ведётся работа. У немцев агентура работает отлично, так что они эти изменения заметят. А значит, 22 июня – это не факт. Сейчас Гитлер занят Европой. Дания, Голландия, Бельгия, Франция, Англия. Остановиться он не может. До зимы у него не будет сил. А зимой немцы в Россию не полезут, будут ждать тепла и сухих дорог. Но, значит, уже с апреля их можно ждать. Второе. При поступлении в войска нового оружия прошу, прежде всего, направлять его в десантные бригады. Особенно «ППС», гранатомёты Таубина и крупнокалиберные пулемёты. Объясню причину. На сегодня их вооружение – самозарядки Симонова и Токарева и пара 45-мм пушек. Никакой огневой мощи. А ведь им прямая дорога в тыл врага. И огневой поддержки не попросишь. Третье. С 15 по 21 июня, в соответствии с приложениями к пакту Молотова – Риббентропа, наши войска войдут в прибалтийские страны. Если аналогичные действия в Западной Украине и Буковине были достаточно удачны, то тут всё иначе. До самого распада СССР эти страны будут считать себя оккупированными Красной Армией. И даже спустя сорок лет многие прибалты считают русских врагами. Так может, стоит подождать, пока их займёт Германия? И объяснит им их место? А уже потом ОСВОБОДИТЬ?! А пока занять службу внешней разведки засылкой агентуры и вербовкой агентов среди местных коммунистов? Четвёртое. В моей истории сейчас готовится замена званий комбриг, комдив и командарм на генеральские. Это значительно упростит табель о рангах. В конце года изменят звания младшего командного состава. А в середине 1943 года введут погоны и вернут понятие офицер, рядовой и матрос. Вот я и думаю, а надо ли это всё растягивать на три года. Правда, это только для размышления. Сталин хмурился. – Погоны, офицеры. Это что, возвращение к царским регалиям? – Никак нет, товарищ Сталин. Для молодого поколения это сохранение славных традиций русской армии. Никто ведь не предлагает награждать наших бойцов Георгиевскими крестами. Но те, кто в боях с врагами России получил эту награду, разве не достоин уважения? Ну а слово «офицер». Не стали же переименовывать инженеров и адвокатов, судей и прокуроров? Не слово красит человека. А советский офицер – не царский золотопогонник. Он часть народа и будет ему служить. Сталин расхаживал по кабинету. Берия что-то записывал в блокнот. Наконец Верховный повернулся. – Отправляйтесь по назначению. Товарищ Голубев вам поможет. А про то, что вы сказали, мы подумаем. Не будем спешить. Желаю успеха. До свидания, товарищи. 4 Мы стояли на краю поля и мысленно матерились. Иногда некоторые из выражений прорывались наружу. Тогда стоящий в нескольких шагах от нас пожилой капитан из комендатуры вжимал голову в плечи и ёжился. Так продолжалось уже минут десять. В километре, приблизительно, от нас виднелись ангары и служебные постройки полка ТБ-3. За спиной тянулся то ли одичавший сад, то ли неухоженная роща. Правее, в пяти сотнях метров, начинался лесной массив. Лес, роща и полк бомбардировщиков ограничивали в основном расположение нашей бригады, а в данный момент моего батальона, куда мы с Серёгой прибыли на три дня раньше срока. Специально, чтобы осмотреться. Вот и осматриваемся. Всё началось с утра, когда мы спрыгнули с проходящего поезда на станции этого городка, в сотне километров от Москвы. Выяснив на вокзале, где находится штаб гарнизона, направились прямо туда. В приёмной начальника гарнизона нас встретил молоденький лейтенант. Самого начальника ещё не было. Он появился только через полчаса. Я помню, в моё время говорили, что в армии царила атмосфера страха. Все боялись всего. А тут зашёл этакий вельможа в звании комбрига. На нас не взглянул, даром, что стоят майор и капитан в лётной форме, и прошёл к себе. Минут через пять зазвонил колокольчик, и лейтенант юркнул в кабинет. Видимо, он докладывал о нас слишком настойчиво, так как за дверью несколько минут раздавался начальственный рык, а потом взъерошенный лейтёха вылетел в приёмную. По внутреннему телефону вызвал нашего нынешнего сопровождающего и передал приказ доставить к месту назначения. Вот мы и приехали. С момента, как Верховный сообщил о моём назначении, прошло больше месяца. И почти всё это время мы провели в разъездах. На следующее утро после моего «дня рождения» нас снова вызвали на дачу и приказали присоединиться к группе старших командиров НКО, проводивших плановую инспекцию частей РККА. Уже через пару дней я понял, какой Сталин умница. Всё прошедшее время я жил взаперти, читал, конечно, газеты, но жизни не видел. Ох, и наломал бы дров, не соверши мы эту большую прогулку. А так. Присмотрелся, пообмялся, научился говорить с людьми, не попадая впросак на каждом слове. Ну и, что не менее важно, снова ощутил себя не просто военным, но командиром. Всё это время Сергей был со мной. Помогал, объяснял. Был за няньку. Ну, скорее всего, и за конвоира. Одевался он в такую же лётную форму, со знаками различия капитана. Хотя, на самом деле, должен был носить знаки подполковника. По закону звания госбезопасности переводились в армейские на два выше. Так что сержант ГБ был лейтенантом, ну а капитан, соответственно, подполковником. За это время мы крепко подружились, а, кроме того, я окончательно понял, что он в курсе моих похождений. И рядом с ним можно не прятаться. А это очень большой плюс. Не завидую кинозвёздам – всю жизнь играть роль… Но это всё лирика, а что делать сейчас? По всем правилам тут должен быть комплекс зданий. Штаб, казармы, склады. Должен быть, но нет. Сергей повернулся к капитану-комендачу. – Товарищ капитан, это ошибка? Нам нужно прибыть в расположение 301-й воздушно-десантной бригады. Через три дня, в соответствии с приказом, прибывает инженерная рота. Через десять дней штаб и основной командный состав. Через месяц – личный состав с техникой и вооружением. И что с ними делать? Тут же даже ограждения нет. Серёжа начал закипать, а зря. Комендач явно был не в курсе. Ему приказали доставить туда-то, он доставил. Всё. Бить морду надо начальству, а оно сидит в штабе гарнизона, да ещё, может быть, в горкоме партии. Всё это время откуда-то сзади справа раздавалось тарахтение. Вроде мотоциклетного. Я повернулся и пошёл на звук. Шагов через тридцать открылась интересная картина. В глубине этой полурощи-полупарка стояло двухэтажное здание. Если бы не несколько вычурная архитектура, можно было бы принять его за школу. Ближе к нам находился сарай, возле которого группа ребят суетилась вокруг старенького «У-2». Он и издавал это самое тарахтение. – Капитан, это что? – мой голос звучал весело, ситуация становилась откровенно смешной. – Так, товарищ майор. ОСОАВИАХИМ здесь, лучший в области. Даже самолёт им выделили, в награду. – И что они собираются с ним делать? – Не понял, товарищ майор? – Как только мы поставим забор, места для взлёта у них не будет. И через лес его не протащишь. – Какой забор? – Капитан попался какой-то туповатый, он ещё и удивляется. – Здесь территория воинской части. Или вы думаете, мы им взлётную полосу между казарм проложим? Что тут у вас вообще происходит!? Я зашагал к входу в здание. На ходу прикидывая. Судя по виду и размерам, для штаба бригады в самый раз. А уж для батальона тем паче. Сарай-ангар будет служить складом. На первое время. Сидящий на входе паренёк, в большом, не по росту, комбинезоне, при виде нас вскочил. – Здравия желаю, товарищи командиры. – Здравия желаем. Можно нам тут осмотреться? – Конечно, проходите. Наш клуб первый в области. Мальчишка повторил слова капитана. – Наш планер в Коктебеле занял четвёртое место. Парнишка стал даже выше ростом от распиравшей его гордости. Извини, пацан, через пару часов ты будешь нас ненавидеть, но так надо. Мы шли по коридорам, заглядывали в комнаты, здоровались, слушали восторженные объяснения и шли дальше. После первых же моих вопросов о размерах комнат и их количестве Серёжа всё понял и молчал. Ему было тяжелее, он ведь и сам был таким пацаном, в детстве. В моё время занятия в кружках ДОСААФ такого воодушевления уже не вызывали. Так мы дошли до зала, где сидели несколько девушек в возрасте от 13 до 20 лет. Они что-то шили. Наш провожатый стал объяснять про обшивку для нового планера. На его голос одна из девушек постарше обернулась. Моё сердце стукнуло и остановилось. Что-то, видно, было у меня на лице, так как девушка смущенно улыбнулась, и моё сердце рухнуло в желудок. Она не была копией Галины. Волосы тёмно-каштановые, а не русые. Лицо более тонкое. Глаза зелёно-карие, а не голубые. Но сочетание – меня просто в дрожь бросило, до чего похожа. И эта улыбка. Улыбка Софии Ротару, от которой у меня всегда перехватывало дыхание. – Здравствуйте, товарищи командиры. Она говорила с лёгким акцентом. И очень знакомым акцентом… – Бонжур, мадемуазель. Же нё мё тромпэ па? Парле ву франсэ?