— Именно! Хотя там схема даже интереснее. Если ты обратил внимание, я уже упомянул, что не совпали даты. То есть сам факт продажи участка произошел еще до того, как в отношении Чепракова была возбуждена проверка. И даже задолго до того. Так что, с одной стороны, здесь как бы ничего не совпадает. Но с другой — подобные «предварительные» деловые встречи — неплохой задел для последующих контактов и лишний повод к достижению успешных договоренностей. — А как вообще получилось, что Тимашова назначили проводить проверку в отношении своего фактически знакомого? — Ну, знакомство там, конечно, весьма условное. Участок приобретен на имя супруги Тимашова, и насколько сам он принимал там личное участие — неизвестно. К тому же, как я уже сказал, все это случилось довольно давно. Возможно, они даже и тогда не встречались лично, и уж совсем не факт, что были близкими друзьями. Поэтому, что касается назначения Тимашова на эту проверку, тут, по-видимому, все произошло без подтекста. А по ходу дела разные интересные обстоятельства вполне могли всплыть на поверхность. Ведь в таких случаях финансовые документы тоже проверяются, сам знаешь. Что когда продано, что приобретено, на какие средства. В общем, материалы для работы, прямо скажем, имеются. Мы сейчас как раз проверяем все эти «денежные потоки», которые проходили по счетам Чепракова. Предварительные итоги наводят на размышления. В частности, как раз во время той самой проверки, которую проводил Тимашов, уважаемый помощник прокурора осуществил несколько довольно своеобразных финансовых операций с не очень понятными целями. В схеме — очень много общего с тем, когда пытаются увести бюджетные деньги куда-нибудь «в небытие». — Но здесь деньги — не бюджетные. Какой смысл воровать у себя самого? — А в том и смысл, чтобы никто не догадался, куда реально они пошли, эти деньги. В случае с воровством из бюджета, все это идет в карман какому-нибудь ушлому чиновнику, а в нашем случае — в карман нужному человеку. — Тимашову? — Именно! — И это удалось доказать? — Не так быстро, Лева. Ты даже не представляешь, насколько там все запутано. Мои ребята над этими счетами уже всю голову изломали. И там не только о Тимашове речь. Но по поводу конкретно этого случая могу тебе сказать вполне определенно — вероятность того, что Чепраков вернул ему деньги за участок, который ранее был реально продан, вполне допустима. — То есть могло оказаться так, что Тимашов, ранее купивший у Чепракова участок, во время проводившейся проверки, в свете новых открывшихся обстоятельств, уже пожелал получить его как подарок? — Точно! А чтобы возвращение этих денег не выглядело как прямая взятка, Чепраков для перечисления денег куда нужно прибегнул к разным замысловатым способам. Но еще раз хочу подчеркнуть — это далеко не все. То есть — в плане Чепракова. По Тимашову ничего «дополнительного» мы не нашли, за ним — только нюансы по этой проверке. А вот с помощником прокурора, похоже, придется «сотрудничать» еще долго. — И в отношении его никто не беспокоится, что он «наговорит лишнего», никто не покушается на его жизнь? — То-то и оно. Поэтому я и говорю — как-то все с этой смертью очень загадочно. Но мои ребята эти дополнительные загадки уже не осилят. Так что эта благодатная нива — в полном твоем распоряжении, Лева. Действуй! Если нужна будет какая-то информация по нашей части, то есть по фактам коррупции и финансовым схемам, — обращайся, всегда поможем. Можешь прямо ко мне или к кому-нибудь из ребят. Может, и правда выяснится, что эта смерть как-то связана с профессиональной деятельностью. Хотя я лично не представляю, как именно могла образоваться эта связь. Но — решать тебе. Ты человек опытный, у тебя за плечами не одна головоломка разгаданная. Попытайся разгадать еще и эту. Мы только благодарны будем, если хоть часть работы с нас снимешь. — Еще бы! — лукаво усмехнулся Гуров. — На чужие плечи свои заботы перевалить каждый рад. Я бы и сам не отказался. — Но в этот раз повезло мне, — улыбнулся в ответ Кирилин. — Так что трудись. Честно говоря, если бы пришлось мне самому еще и этим заниматься, я бы, наверное, с катушек съехал. Даже не представляю, с какого края здесь начинать нужно. Зацепок — ноль. Разве что жена отравила, больше некому. В квартире — кругом видео-камеры, все просматривается и прослушивается насквозь. Ни до, ни после — никаких посторонних. Даже адвокат не приходил. Только супруга, да и та заходила лишь накануне вечером. — Камеры зафиксировали, как произошла смерть? — с интересом спросил Лев. — Да, разумеется. Ничего особенного. Переходил из комнаты в комнату, вдруг схватился за сердце. Потом упал. Все. Классический сердечный приступ. В общем-то сначала так и подумали, ничего криминального никто и не предполагал. Только когда вскрытие произвели, стало понятно, что не все здесь чисто. Да и то благодаря лишь тому, что оперативно все сделали. Еще день-другой, и время было бы упущено, этот препарат, которым его «накормили», разлагается быстро. Так и списали бы на естественную смерть. — То есть выяснилось все, можно сказать, буквально вчера? — спросил полковник, вспомнив «невежливость» Орлова, даже не предупредившего его о новом задании. — Можно даже сказать, буквально вчера вечером, — уточнил Кирилин. — Так что у тебя — эксклюзивная возможность действовать по горячим следам. — Да, действительно. Что ж, поспешу воспользоваться этим преимуществом. Да и тебя не буду отвлекать от дел. В целом ситуация понятна. — А возникнет что непонятное, я уже говорил — обращайся. Чем можем, поможем, — обнадежил Кирилин. — Да и меня постарайся держать в курсе. Если окажется, что тут и впрямь что-то связанное с основными фактами по делу, нам, как сам понимаешь, необходимо об этом знать. — Да, разумеется. Как только удастся выяснить что-то конкретное, сразу сообщу. Бывай, Иван Демидович! Удачного дня! Выйдя из кабинета Кирилина, Гуров медленно шел по коридору, обдумывая полученную информацию. Несмотря на заверения в том, что ситуация ему понятна, полковник пребывал почти в такой же растерянности, как и его коллега, не представляя, с какого края здесь нужно начинать. Понятны были обстоятельства смерти Тимашова, но никак не причина, а это и было самым существенным. Любое расследование преступления начинается с вопроса «кому выгодно?», а в данном случае этот вопрос зависал в информационном вакууме. «Точно сказал Кирилин, зацепок — ноль, — думал полковник. — Что ж, похоже, на начальном этапе придется заняться механическим собиранием всей возможной и невозможной информации. Тупо «грести под себя» все, что может иметь хоть какое-то отношение к этому делу, и не торопиться с версиями и гипотезами. В этом плане, кстати, может очень пригодиться телефон адвоката, который дал Машин худрук. Не исключено, что ему может быть известно что-то из подводной части этого айсберга, какая-то информация, которая не зафиксирована в официальных документах. Внутренние расследования — история всегда неоднозначная. Мало ли что там могло сыграть». Помимо адвоката, полковник считал делом первостепенной важности и разговор с женой, точнее, теперь уже вдовой Тимашова. Выражение «хлебать ложками», которое употребил Кирилин в отношении препарата, вызвавшего у Тимашова сердечный приступ, было, конечно, очень образным. Но в данном контексте оно вполне могло приобрести и буквальное значение. Препараты такого рода принимаются внутрь. Незаметно их можно подсунуть, только добавив в еду. А учитывая концентрацию, которая оказалась настолько высокой, что привела к смерти абсолютно здорового крепкого мужчины в расцвете лет, слова о «хлебании ложками» уже не казались метафорой. «Если, кроме адвоката, Тимашова могла посещать только жена, то она, по-видимому, и заведовала гастрономической частью, — продолжил размышлять Гуров. — Тогда вариантов только два. Либо сама жена и «накормила» муженька сердечным препаратом, то есть именно она — та самая «отравительница», как сказал Кирилин. Либо кто-то ухитрился добавить препарат в еду без ее ведома, но точно зная, что именно этот продукт в ближайшее время употребит Тимашов». Вывод был логичным, но совсем неутешительным. Проблема даже не в том, что возможных версий мало, а в том, что, единственно возможные, они же были и самыми невероятными. Квартира, где находится человек, заключенный под домашний арест, всегда под завязку «нафарширована» специальной аппаратурой, позволяющей контролировать все, что в этой квартире происходит. Любое действие и самого Тимашова, и всех, кто находится в квартире, фиксируют видеокамеры. Жена сотрудника Управления собственной безопасности не могла об этом не знать. Решиться при таком тотальном контро-ле подсыпать или подливать что-то подозрительное в пищу мужа значило бы собственноручно подписать себе приговор. Возможно, не смертный, но и не слишком привлекательный. Кто пойдет на подобное безрассудство? Версия с «подсыпанием» вещества без ведома жены и самого Тимашова тоже выглядела довольно сомнительно. Каким образом посторонний человек смог бы осуществить такой маневр? В момент приготовления пищи он не мог присутствовать по определению. Добавить препарат в какие-то полуфабрикаты? Где гарантия, что они попадут на стол Тимашова? А все, что гарантированно на этот стол попадает, опять же, фиксируется видеонаблюдением. Невозможно незаметно проникнуть в квартиру и подсыпать смертельную дозу лекарства в компот. «Нет, кажется, и здесь формулировать версии пока рановато, — думал полковник, заходя в свой кабинет. — Для начала не мешало бы узнать, как вообще происходил процесс кормления Тимашова. Возможно, и здесь были какие-то ограничения, связанные с арестом. Ведь в СИЗО проверяют передачи. Может быть, что-то подобное было предусмотрено и для Тимашова. А если на его стол попадали только определенные продукты, которые предварительно досматривались определенными людьми, это уже дает некое пространство для маневра. По крайней мере, тогда будет понятно, что доступ к продуктам, употребляемым арестантом, имела не только жена». Определившись с этим вопросом, Гуров раскрыл блокнот и нашел номер адвоката, который на вчерашней встрече продиктовал ему Валерий Алексеевич. — Добрый день, — через минуту вежливо говорил он в трубку. — Мне нужен Заруцкий Павел Егорович. — Я слушаю, — несколько настороженно прозвучал в ответ довольно приятный баритон. — Вас беспокоит полковник Гуров. Я провожу дознание по факту смерти Андрея Тимашова. Если не ошибаюсь, вы были его адвокатом? У меня есть к вам несколько вопросов. Мы можем встретиться и поговорить? — Гуров?! — донесся из трубки радостный возглас. — Надо же, как оперативно! Валерий Сергеевич говорил мне, что вы согласились заняться этим делом и что он передал вам мой номер. Но, признаюсь, я даже не думал, что вы будете действовать с такой быстротой. Разумеется, я готов встретиться с вами. Чем раньше все это прояснится, тем лучше. Вам удобно будет подъехать в мой офис? Или лучше мне прийти к вам? — Думаю, лучше мне, — сказал Гуров, невольно улыбнувшись рвению Заруцкого. — К чему лишний официоз? Побеседуем в неформальной обстановке. — Да, конечно. Как вам удобнее. Записывайте адрес. Найти меня очень несложно, моя контора находится недалеко от здания Мосгорсуда, а уж этот-то адрес всем известен. Записав координаты конторы Заруцкого, полковник заверил, что выезжает сию минуту и появится в офисе адвоката уже очень скоро. — Отлично! — вновь очень радостно отреагировал тот. — С нетерпением буду вас ждать. Глава 2 Офис адвоката располагался в обычной жилой многоэтажке, стоявшей не так уж близко от здания Мосгорсуда. Но ориентир все-таки помог, и Гуров без труда нашел нужную ему контору. Войдя, он сразу заметил, что в офисе Павла Заруцкого все обставлено очень солидно. По-видимому, адвокат предпочитал работать с клиентами из обеспеченных слоев общества. В небольшом, но уютном вестибюле несколько помощников общались с клиентами попроще. Оттуда можно было попасть в «предбанник» с обязательной секретаршей, и только из него дверь вела уже в кабинет самого хозяина. — Добрый день! — радостно поднялся навстречу Гурову высокий моложавый мужчина приблизительно его возраста. — Проходите, присаживайтесь. Очень, очень рад, что вы согласились помочь нам. — Надеюсь, и вы не откажетесь помочь, — улыбнулся в ответ Лев. Заруцкий не мог знать о событиях сегодняшнего утра и, несомненно, продолжал думать, что содействие Гурова продиктовано лишь дружеским участием. А тот не спешил его переубеждать. Он уже не раз сталкивался с тем, что у самых разговорчивых помощников моментально пропадала словоохотливость, как только они узнавали, что содержание беседы может быть использовано в рамках официального расследования. — Как же, как же, — зачастил Заруцкий. — Буду очень рад. Когда я узнал, что этим вопросом займется сам Гуров, признаюсь, сразу же воспрянул духом. — Сам Гуров? — удивленно поднял на него глаза полковник. — А что во мне такого особенного? — Не скромничайте, — улыбнулся адвокат. — О вас, можно сказать, ходят легенды, и, признаюсь, я даже горд, что мне представился случай пообщаться и, возможно, даже поработать с таким человеком. «Да, клиенты, наверное, уходят отсюда довольными, — думал Гуров, слушая эти хвалебные речи. — Не знаю, как насчет реальной помощи, но в плане повышения самооценки общение с господином Заруцким настоящий кладезь приятного и полезного». — Что ж, если вы готовы поработать, может быть, перейдем прямо к делу? — постарался он направить диалог в конструктивное русло. — Да, разумеется. Действительно, незачем тратить зря драгоценное время. — У вас есть какие-то версии о причинах смерти Андрея Тимашова? Задавая в лоб и без подготовки этот вопрос по существу, Гуров намеревался использовать как эффект неожиданности, так и свое преимущество в плане осведомленности. Адвокат не мог знать, что по результатам вскрытия уже установлено, что смерть Тимашова не была следствием естественных причин. И то, как он будет отвечать, сразу могло показать, насколько искренним будет этот разговор в целом. Заруцкий был одним из тех двоих, кому разрешалось посещать заключенного, и ему вполне могло быть известно что-то нелицеприятное, что могло указать на убийцу. Рассыпаясь в комплиментах, он не успел подготовиться, и теперь Лев внимательно следил за выражением его лица, стараясь уловить непроизвольные движения, которые могли бы указывать на попытку скрыть некие «тайные знания». Но лицо адвоката выражало лишь неподдельную скорбь. — Причина здесь одна, — тяжко вздохнув, произнес он. — Зависть и попытка нажиться за чужой счет. — То есть? — удивленно взглянул на него Гуров. — А то и есть. История изначально на-думанная. Все эти расследования, все эти возбужденные против Андрея дела, все это — полный бред. Вздор, фикция! Продуманная подстава, кем-то умно и умело организованная! — Вот как? — с неподдельным интересом выслушал этот прочувствованный монолог Лев. — И у вас имеются реальные факты, подтверждающие подобную версию? — С фактами здесь, конечно, сложно, — снова вздохнул Заруцкий. — Но посудите сами. Уже сама причина, по которой завели дело на Андрея, уже она у любого здравомыслящего человека вызовет как минимум удивление. Он, видите ли, не сообщил «куда следует» о том, что ему предлагали взятку. Каково? Человек, которого Андрей, можно сказать, лишь по доброте душевной избавил от неприятнейшего разбирательства, этот же человек его, попросту говоря, «закладывает». Мыслимо ли это? И какие, скажите на милость, могут быть тому причины? Личная инициатива? Как бы не так! Все это подстроено, уверяю вас. Подстроено с самого начала. И хотя у меня, конечно, нет таких широких возможностей для выяснения всех этих фактов, но и того, что мне известно, уже вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы. И я вам ответственно заявляю, все эти обвинения против Андрея — заранее продуманная и организованная кампания! К концу своего монолога Заруцкий настолько проникся чувством справедливого негодования, что последнюю фразу почти выкрикнул. — Вы не могли бы подробнее объяснить, о чем идет речь? — спросил Гуров.