— Хороший дом. — Да, спасибо. — А гараж где? — Вон там — женщина ткнула рукой в сторону ряда капитальных гаражей, теснящихся у края лога. — Номер какой? — Я не помню. — Давай, завтра в одиннадцать ты подойди к тому углу. Увидишь меня, иди к гаражу, я подойду. — Так может быть, утром созвонимся? — Хорошо, давайте номер. Следующий день я провел в гараже. В «Жигулях» цвета кофе с молоком умер аккумулятор, два колеса были спущены в ноль. Хорошо, что на полке нашлось зарядное устройство, а масло и антифриз были на уровне. После промывки батареи, замены электролита, шестичасового цикла зарядки, стрелка зарядного устройства, уныло лежащая на цифре «ноль», чуть — чуть приподнялась, а через два часа стала показывать устойчивый заряд. Спущенные покрышки, накачанные ручным насосом, тоже внушали надежду, восстановив форму и, вроде бы, держа давление. Следующий день был посвящен танцам с бубнами вокруг бензонасоса и карбюратора. Часа через два, двигатель стал «кашлять», на села батарея. Вечером, уже в темноте, двигатель внезапно взревел, даря мне надежду на благополучную реанимацию машинки. Я осторожно, утопил дроссельную заслонку и стал собираться. С завтрашнего дня начиналась моя работа «секьюрити», на дополнительном окладе. Утром я ехал на работу, бросая машину в квартале от отдела. Отправив Олега пить традиционный кофе в «Буратино», я садился на «одиннадцатую», и сняв китель, ехал за Аллой. Бросив машину у соседнего дома, я поднимался на лифте на двенадцатый этаж, спускался пешком, проверяя подъезд и проходя по площадке десятого этажа, где проживал объект охраны, звонил в ее дверь, после чего ждал ее во дворе. После чего, я садился в машину, подхватывал девушку на дороге, чтобы высадить за квартал до винного магазина. До магазина провожал ее, находясь на разумном расстоянии, после чего одевал китель и искал на маршруте напарника. Конечно, такая система охраны зияла дырами, но я надеялся, что злодей не подозревает о моем существовании, и будет действовать незатейливо, подловив женщину на пути домой, по вечерней темноте. Развязка наступила на четвертый день. — Совсем забыла, у меня сегодня инвентаризация, придется задержаться на работе. — До какого часа? — Ну, наверное, до десяти часов, где-то. — Давай так, никого не отпускай, одна в магазине не оставайся… — Да там работы полно… — Я на всякий случай предупреждаю. Без десяти десять я буду стоять у стоматологической поликлиники. За пять минут до выхода, выключи свет в своем кабинете, чтобы я успел развернуться, и иди в сторону Арены, я тебя подхвачу. Все поняла? — Ну конечно! Сделаю все, как ты сказал. Пока, до вечера — и женщина выпорхнула из салона. Вечером было все как обычно, только время нашего прибытия к дому Аллы сдвинулось на два часа позднее. Я проверил подъезд, дождался Аллу, поднялся с ней на восьмой этаж на лифте, откуда пешком поднялся до одиннадцатого этажа, проверяя пространство за мусоропроводом и общественные балкончики. Сегодня в город вернулась зима. Несмотря на то, что, согласно календарю, была середина мая, по небу неслись тяжелые, темно-серые тучи. Днем в городе термометр опустился до шести градусов по Цельсию, а ночью обещали похолодание до минус трех градусов. Ветер, дующий со стороны Ледовитого океана, на высоте десятого этажа, казался просто пронизывающим. Я простоял на балконе, любуясь стремительным бегом мохнатых туч над головой, дождался, когда за женщиной захлопнулась дверь квартиры, и стал, не торопясь, спускаться вниз по лестнице. Дойдя до шестого этажа, я остановился. Наверху хлопнула дверь, потом раздался какой-то шум, еле слышный в завывании ветра на улице, с гулким грохотом, хлопнулось о бетонный пол и покатилось, что-то твердое, но легкое. Я, стараясь не шуметь, бросился на верх. На площадке десятого этажа лежало опрокинутое мусорное ведро, оранжевого цвета. На балкончике кто-то возился. Я шагнул вперед и увидел худого мужика в черной «хебешной» рабочей куртке и толстом свитере с высоким воротом. Мужчина, с любопытством, как юный натуралист, наклонив вбок голову, вглядывался в глаза Аллы, которая, выгнув спину назад, и практически вывалившись через ограждение балкона, старалась отклонить лицо от, поблескивающего в свете уличных фонарей, лезвия опасной бритвы, зажатой в кулаке мужчины. Все происходило в полной тишине, под романтичное завывание ветра. Я сделал шаг. Мужик, почувствовав что-то, начал поворачивать голову, но я уже схватил его за худые щиколотки и рванул вверх. Мужик был жилистым, но легким. Бросив бритву, мужчина, поднимаясь вверх, над бетонным ограждением, инстинктивно схватился двумя руками за норковый воротник импортного кожаного плаща, в котором, по причине холодной погоды, с утра щеголяла Алла. Мы оба одновременно вскрикнули, он от отчаянья, я от натуги, и двоюродный брат Андрея Андреевича, вдовец и любитель чехословацких мотоциклов, отправился в свой последний полет. Воротник, за который он вцепился мертвой хваткой с оглушительным треском оторвался, и Алла, с белыми от страха глазами, бессильно опустилась на пол. Внизу, еле слышно, звякнуло, затем глухо ударило об асфальт что-то тяжелое. Я схватил Аллу за руку, подхватил ведро, и потащил бесчувственную женщину в ее квартиру. Захлопнув дверь, я втащил ее в спальню и ударил по щеке. — Ой — в глазах девушки появились какие-то мысли. — Ты как в подъезде оказалась? — Ведро забыла с утра вынести, оно уже завоняло. — Бля. Снимай плащ! Быстро, давай, пошевеливайся. Я выдернул не пришедшую в себя Аллу из верхней одежды, плотно свернув тонкую кожу, запихнул узел в темную матерчатую сумку, висящую в коридоре. — Запри за мной, никому не открывай. Лучше выпей, немного, для запаха. Если придет милиция, откроешь дверь в присутствии соседей, типа, боишься, так как живешь одна. Говори только то, что пришла домой поздно, выпила и легла спать, ничего не видела и не слышала. Ты поняла? Кивни, если все ясно! — Не уходи, не оставляй меня! Я боюсь! Он умер, да? Я с ума сойду, если ты уйдешь — Алла схватила меня за шею и не собиралась отпускать. — Алла, пойми, нам надо избавится от плаща, иначе нас с тобой посадят. Ты понимаешь? Отпусти меня, я приду через час, обещаю. Отпусти, мне надо торопится, счет на минуты идет. Все, давай, закрывайся. Внизу уже собралась толпа, окружив нечто, темнеющие на асфальте. Я, вывернув в подъезде куртку оранжевой подкладкой наружу и накинув на голову капюшон, потоптался в задних рядах толпы, потом тихонечко двинулся со двора. Пройдя около километра, я, по пешеходному мосту, переброшенному через широкий лог, перешел на другую сторону, углубился в застройку старых «хрущовок», где, в каком-то дворе, который я, наверное, завтра, и сам не найду, сунул сумку в металлический ящик с мусором и двинулся в обратный путь. Во дворе, все также, стояли любопытные жители. Судя по количеству милиционеров в форме и в штатском, наличие норкового воротника в руках упавшего с высоты гражданина, не позволила, как основную, выдвинуть версию самоубийства. Я незаметно проскользнул в подъезд, на лифте поднялся на десятый этаж и постучал в дверь, которая распахнулась в тоже мгновение, как будто Алла ждала меня в коридоре. Глава 20 Глава двадцатая. Заметаем следы. Дверь распахнулась, стоило мне, легонько, стукнуть по косяку костяшками пальцев. Бледная Алла стояла на пороге, одетая в толстый длинный свитер крупной вязки и тапочки. Я шагнул в квартиру, скинул куртку и ботинки и, взяв женщину за руку, прошел в зал. — Никто не приходил? — Пока нет. — Ты как? — Ты еще спрашиваешь! Я не знаю, как. Просто хочу проснуться, чтобы ничего этого не было. — Блин, я тоже, с удовольствием бы проснулся. Ладно, скоро в твою дверь постучат. Будут спрашивать, с кем ты живешь, когда пришла сегодня, видела кого-то в подъезде или возле дома. Ты готова отвечать? — Нет, я не смогу. Давай, не будем открывать дверь, и все. — Можно, но тогда придут завтра, а завтра отвечать будет сложнее. И еще… у тебя деньги есть? — Тебе нужны деньги? Сколько ты хочешь? — Это тебе деньги нужны. Если дверь не откроем сегодня, то они придут завтра. — я задумался: -Скорее всего вечером. Они, наверняка, будут спрашивать про норковый воротник… Опросят соседей по главному вопросу — у кого из женщин в доме есть вещь, на сегодняшнюю погоду, с норковым воротником. Хотя, есть же и мужские вещи с дорогими воротниками? В любом случае, про твой импортный плащ, соседки расскажут и в подробностях. Значить, завтра ты должна показать плащ, похожий на твой, с норковым воротником… Поэтому, я про деньги и спрашиваю. — Так не надо было плащ выбрасывать. Он почти новый был. Знаешь, сколько он стоил? Я бы сегодня знакомой скорнячке позвонила и, она бы, мне, к завтрашнему утру, новый воротник бы пришила, а ты сразу побежал выбрасывать. Может сходишь, найдешь? — Слушай, солнышко…. — Я тебе не солнышко! — Солнышко, я же тебя не учу коньяком спекулировать? Так и ты, не рассуждай о вопросах, в которых ты… — Знаешь, что, а валика ты отсюда! — Как скажешь — взывать к голосу разума, взвинченной до крайней степени, торгашки было бесполезно, поэтому я стал открывать дверь, правда, делал это медленно, так как оставлять Аллу в таком состоянии было большой ошибкой. Когда, второму замку, оставалось сделать последний поворот, мою шею обхватили горячие руки, а одуряюще пахнущие, чем-то сладким, губы горячо зашептали в ухо: — Прости, прости меня, не уходи. Я веду себя, как дура. Я не могу с собой справится. Останься, пожалуйста. Я повернулся, ободряюще взял ее ладони в свои и, вдруг, случилось непонятное. Алла с силой притянула мои руки вниз, прижав из к низу живота, ее стало трясти мелкая судорога, голова откинулась назад, глаза стали закатываться. блин, у нее же муж сидит два или три года…Это надо лечить. Я подхватил, слабо трепещущую, женщину и потащил в дальнюю комнату, где, по моим расчетам, должна быть кровать. «Не надо» Алла сказала всего два раза, в перерыве между исступлёнными, частыми, поцелуями. А, через пять минут, она прогнулась, зарычала, стала царапать мне спину и, до крови, прикусила ухо. Когда закончились конвульсии, женщина откатилась к стене и замерла в позе эмбриона. — Не думай обо мне плохо. Я мужа последний раз видела год назад — Алла говорила глухим, тоскливым голосом: — Я, когда все вопросы о его переводе на «химию» решала, очень много денег отдала. И уезжала, денег ему оставила. А он, позже, стал просить, чтоб я заплатила, за его перевод на квартирное поселение, а не в казарменное, с остальными осужденными. Я выслала еще денег. А, когда через три месяца, снова приехала к нему на свидание, то пошла сразу в дом, где он квартирует. А он там в трусах сидит, и деваха, такая, знаешь, красивая, с сиськами, в халатике коротеньком, без трусов, на кухне хлопочет. Я не помню, как на вокзале оказалась. Сначала думала, что все, обломится, козел! Что, больше не буду денег посылать. Но, потом, подумала… и оставила все по-прежнему. Только развелась. Эта квартира, где мы с тобой сейчас, она мужу после бабушки с дедушкой досталась. Если, я, отсюда, выпишусь, она государству отойдет, и он, без ничего, останется. А я его, ведь, когда-то, любила, до безумия любила. А после того, как себя на вокзале осознала, кроме брезгливости ничего не чувствую. Ну, еще, и доброе что-то, иногда вспоминается. Вот я и кручусь, как белка в колесе. Каждую копейку, или ему отсылаю, или на квартиру откладываю. Я на очередь на жилье встать не могу, потому что одна прописана в двухкомнатной квартире. А, через два года, мне придется, отсюда, выметаться, потому что с ним в одном помещении жить я не смогу. И, тогда, придется, как-то быстро, вопрос с жильем решать. Я провел пальцем по острым косточкам позвоночника. Алла хихикнула и развернулась ко мне, приблизив свои глаза к моим. — А «Жигули» — тоже его? — Совместно нажитое имущество. Тоже отдам, я все равно не вожу. — Алла, ты запомни, то что я скажу. Через два года разрешат квартиры в собственность оформлять. А потом, через какое-то время, позволят их продавать. Если будут деньги, то купить квартиру, можно будет, за два дня. Правда, потом, из всех щелей, полезут мошенники, будут квартиры чужие продавать, документы на квартиры подделывать — Ты откуда знаешь? — Ну я в юридическом учусь. Нашим преподавателям часто проекты законопроектов из Москвы присылают, чтобы отзыв или заключение дали, так что информация доходит. — Так ты учишься? Теперь понятно… — Что понятно? — Да, не бери в голову…. В это время в дверь постучали. Мы обменялись взглядами и остались лежать на месте. Стук повторился, потом кто-то толкнул дверь, а через несколько секунд, зазвонил чей-то дверной звонок. — К соседям пошли — Алла зашептала, склонившись к моему уху, почти касаясь горячими губами моей кожи. Хотелось чего-то, но я постеснялся проявлять инициативы. Один раз не пи…., вдруг барышня уже десять раз пожалела о содеянном. — Алла, нам с тобой вставать рано, в шесть…