Глава пятая Кошмары и ужасы дознавательской жизни В середине января 2003 года Серомышин, направив в суд полтора десятка уголовных дел, стал неожиданно для себя опытнейшим дознавателем, был официально поставлен на должность и уже стажировал новую сотрудницу — выпускницу юридической академии Таню Пухову. Пышная стройная блондинка ни разу в своей жизни не видевшая ни одного уголовного дела и, несмотря на наличие солидного образования, имевшая самое смутное представление о содержании уголовного кодекса, насмотревшись телесериалов о ментах, рвалась в бой. Времена между тем наступили тяжкие. В связи с предстоящим 300 — летием Петербурга вся милиция была поставлена на «уши», то есть переведена на усиленный двенадцатичасовой вариант работы без выходных. Профилактические операции «Улица», «Надзор», «Арсенал», «Вихрь — Антиреррор», — следовали одна за другой. В этих условиях, перед Серомышиным стояла задача в короткий срок на конкретных примерах сделать из Пуховой профессионала. Вскоре подобный случай представился. На утреннем совещании дежурный 101 отдела Федотов доложил начальнику и собравшимся сотрудникам, что в 10 утра в начале рабочего дня в отделе произошло ЧП. В помещение паспортного стола вбежал мужчина и на глазах у граждан, явившихся для обмена паспортов, нагадил на один из стульев. — То есть как это нагадил? — не понял Тюбиков. — Ну как говорят, по — большому. Народ закричал, все из паспортного стола выбежали. Я этого подлеца за шиворот и в обезьянник посадил. — Так это что сумасшедший или террорист какой? Ты хоть выяснил личность негодяя? — Да какой там террорист, Аркадий Акакиевич. Нормальный мужик. Спиридонов его фамилия. Я его спрашиваю, что же ты гад делаешь, совсем обнаглел в отделе милиции гадить? А он мне отвечает: я, говорит, кислого молока попил с утра, с похмелья, а потом вышел из дома — на работу ехать собрался. Пока ждал трамвая на остановке, рядом с отделом милиции в ларьке пивка взял — глотнул — добавил. В желудке, говорит, забурлило. Стал туалет искать, оглядываться, а рядом милиция. — Причем здесь милиция и туалет? — И я о том же его спрашиваю. А этот Спиридонов говорит, что в милиции туалет всегда есть. Прибежал, в отдел и попал в паспортный стол. Народ кричит: куда бежишь? Очередь займи. А он: какая очередь, туалет где? Никто не знает. Тогда, говорит, мочи терпеть уже не было и пришлось штаны снять — нагадить там где застала оказия: на ближайший свободный стул. Между прочим, уборщица тетя Маша убирать отказывается. Так что будем с мужиком делать, Аркадий Акакиевич? — Как что делать? Уголовное дело надо возбудить за хулиганство. Вот группа дознания этим и займется. Дюжев, — обратился Тюбиков к насторожившимся дознавателям, — как старший группы решайте вопрос о возбуждении дела и аресте этого подлеца, как там его… Спиридонова? — Здесь не хулиганство, Аркадий Акакиевич, — возразил Дюжев, — и даже не вандализм. Это скорее нарушение правил санитарии — административная статья. Пусть Федотов протокол составит, да и дело с концом. — Я, Дюжев, опыта побольше имею и могу отличить хулиганство от разгильдяйства. Здесь показатель в работе можно получить неплохой. Выполняйте указание. — А что с дерьмом делать, Аркадий Акакиевич? — задал вопрос Федотов. — Уборщица — то тетя Маша убирать отказывается. Это говорит не моя компетенция. — Вот пусть сам этот Спиридонов и убирает, под твоим личным, Федотов, руководством. — А вот этого делать нельзя, — возразил Дюжев. — Эксперта вызывать надо. — Это еще зачем? — Как зачем? Дерьмо, Аркадий Акакиевич, это вещественное доказательство. Необходимо сделать осмотр места происшествия. Эксперт должен все сфотографировать и образец фекалий изъять. Образцец следует приобщить к делу как вещдок, направить на экспертизу, чтобы определить кому вещество принадлежит. Уголовный процесс дилетантизма не терпит. — Это уже ваши заботы. Делайте все, что требует закон, а я уезжаю в РУВД на совещание. — Я, Аркадий Акакиевич, тоже уезжаю. Мне сегодня в поликлинику ГУВД надо к психиатру на прием. Я ведь на учете. Сегодня диспансерный день. Здесь вот Серомышин остается и стажерка Пухова, пусть они и занимаются этим Спиридоновым. — Вы у них старший, вы и решайте. По окончании совещания, Дюжев сразу же направился в поликлинику, а Серомышин и Пухова отправились по рабочим местам. — Ты, Таня, давай этим Спиридоновым занимайся, а я буду допрашивать бомжа. Со вчерашнего дня бомжик в отделе сидит за кражу колбасы из универсама. Таня Пухова надула щеки, а затем впала в панику граничащую с истерикой: — Это что же я должна вещдоки из паспортного стола осматривать, фекалии разные? Да я лучше уж уволюсь, чем такие уголовные дела расследовать. — Ты, Таня, так всерьез все не воспринимай, — попытался успокоить Пухову Серомышин. — Дюжев ведь специально над начальством поиздевался. Не будет здесь никакого уголовного дела. Ну, максимум мелкое хулиганство будет. Ты у этого Спиридонова объяснение возьми, запиши поподробнее: что ел, что пил, как туалет искал. И вынеси постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, а я тебе помогу. — Все равно не буду я такими гадостями заниматься. Мне даже вопросы на эту тему задавать противно. Хитрые вы очень с Дюжевым. Себе материалы получше забираете, бомжиков разных допрашиваете, а мне молодому специалисту сразу осмотр дерьма. Позвоню начальнику отдела дознания, все расскажу, как вы меня стажируете. — Ну хорошо, Таня. Забирай из клетки бомжа. Допрашивай его по краже. А я со Спиридоновым сам разберусь. Проконсультировавшись по телефону с прокурором, Серомышин, опросив Спиридонова, отказал в возбуждении уголовного дела и передал задержанного участковому по территориальности для профилактической беседы и составления протокола. Все дело, включая переговоры с тетей Машей по вопросу уничтожения вещдоков, заняло двадцать минут. Вернувшись в кабинет, Серомышин стал наблюдать как Таня Пухова, морща носик, допрашивает пожилого воришку колбасы — бомжа со стажем — Куроедова Сергея Ивановича, от которого исходили, мягко говоря, неприятные запахи месяцами не мытого тела. — Ты, Таня, Сергея Ивановича в коридоре посади. Дверь в кабинете открой и допрашивай спокойно. На расстоянии от него меньше пахнуть будет, — жалея молодую сотрудницу посоветовал Серомышин. Но Пухова, подозревая подвох, доброму совету не вняла. — Опять надо мной издеваетесь, Сергей Клавдиевич? Я что же кричать должна на весь коридор? — Работай, Таня, как тебе удобно. Мое дело — совет дать. Я рядом посижу — помогу если что. Пухова, подозрительно посмотрев на Серомышина, продолжила допрос Куроедова. — Как вас зовут, задержанный? — Иногда зовут «иди сюда», иногда «пойдем выпьем», а фамилия по паспорту Куроедов. — У вас паспорт эсэсээровский? — Что? — не понял Куроедов. — Эсэсээровский паспорт у вас? Задержанный задумчиво подергал длинной спутавшейся бородой, но ничего ответил. — У вас паспорт старый советский или новый российский? — поправил Пухову Серомышин. — Россиянский конечно. Мне его в ночлежке выдали на Бакунина, как постоянному читателю газеты «На дне», — оживился Куроедов. — В сколькикомнатной квартире вы проживаете? — продолжила допрос Пухова, соблюдая методику изученную в университете. — Чего? — опять не понял Куроедов. — В сколькикомнатной квартире проживаете? — не унималась Пухова. Серомышин не вмешивался. — Аа…, — дошло наконец до Куроедова. — В подвале у меня две комнаты. — Так и запишем, — склонилась над протоколом Пухова, и вдруг… резко вскочила со стула. — А-а-а… — кричала Таня, размахивая руками, словно отбиваясь от кого — то невидимого. Подбежавший к столу Серомышин, увидел прыгающую по протоколу обыкновенную вошь, что в избытке водятся в волосяных покровах лиц без определенного места жительства. Ловким ударом ладони, Серомышин уничтожил неразумное насекомое, после чего отвел — таки Куроедова в коридор и посадил на стул у входа в кабинет. — Не слушаешься моих советов Таня. В нашей работе разных людей допрашивать приходится. И бомжей в том числе. А они ведь к нам попадают еще до санобработки. Это в тюрьме они уже чистые. А у нас в кабинетах прямо с улицы. Поэтому допрашивай их всегда на расстоянии — из коридора. И не забывай, что у них еще кроме вшей и туберкулез и разная другая гадость бывает. Для них всегда держи в запасе отдельный стул и авторучку. Поняла? — Наверное…, — как — то неуверенно ответила несколько успокоившаяся Пухова, но все еще с подозрением поглядывая то на задержанного, то на своего учителя. Тогда Серомышин, неудовлетворенный ответом стажерки, решил напугать ее окончательно, чтобы слушалась впредь старших товарищей. — А известно ли тебе, Таня, что в одном из соседних отделов милиции Купчино, все дознаватели, в том числе и женщины, ходят стриженые наголо. — Нет… — А знаешь почему? — Нет… — Потому что педикулез подцепили. Допрашивали бомжей без соблюдения мер безопасности и теперь лечатся. А единственный способ лечения этой болезни — сбрить все волосистые части тела. Подчеркиваю: весь волосяной покров, все части тела имеющие волосистость. Усекла опасность? — Усекла, — испуганно трогая обеими руками свою пышную прическу и посмотрев на волосистость ушей Серомышина, ответила Пухова. — Нет, пожалуй, я от вас уволюсь. Пойду стажироваться в суд. — А там думаешь лучше клиенты? Там еще хуже. Рассказать? — Не надо мне больше ничего рассказывать. И зачем я, дура, на юриста училась? Надо было на экономиста. — Ладно, Таня, не горячись. Возьми себя в руки и продолжай работать. Клиент ждет. Серомышин сдул с протокола убитое насекомое. Посадил за стол стажерку. Вложил ей в руку авторучку. — В сколькикомнатной квартире вы проживаете? — громко закричала Пухова из кабинета, сидящему в коридоре Куроедову. Допрос продолжался. Глава шестая Визит ветерана Следующим рабочим днем дверь в кабинет Серомышина со скрипом отворилась — на пороге возник древний сгорбленный старик, опирающийся на палку. — Здравствуйте молодой человек. Разрешите представиться — заместитель начальника Фрунзенского РУВД подполковник милиции Серебров Вениниамин Павлович, — прошамкал беззубым ртом дед. — Что? — не понял Серомышин, подозревая в визитере очередного сумасшедшего. — В 1957 году. В этом году меня поставили на должность. А сейчас я в отставке. Разрешите войти и присесть?