— Смотри — ка, Серега, где наш следопыт баксы прячет, — с интересом рассматривая купюры, удивлялся Сыроежкин. — Я бы в лампу и при обыске не догадался залезть. Серомышин помял в руках издававшие характерный хруст, пахнущие плесенью купюры и просмотрев их на свет лампы, изумленно закачал головой. — А деньги, Толик, с виду настоящие, водяные знаки есть, а год выпуска и самом деле древний, 1939 — й. И много у тебя, Вовчик таких бумажек? — Двухдолларовых всего двадцать штук, остальные по сотне в другом месте лежат, более надежном. — Это в люстре что — ли? — Серомышин посмотрел на потолочный светильник. — Какая разница, где? Это все остатки былой роскоши. Сеню Семенова за жабры брать надо — у него остальное. — Слушай, Вова, скажи честно, как на духу, ты с Сеней Семеновым в Белоруссии партизанскую базу копал? — Откуда знаете, Сергей Клавдиевич? Догадались что-ли? Или Валя сболтнула? С ним с подлецом копал. Он меня на баксы и кинул. — Сеня Семенов, значит, твой бывший друг и товарищ? Что же ты мне мозги пудрил что он бандит великий? — Раньше это был хороший человек. Я ему как брату доверял. А теперь Сеня испортился, с бандитами связался и сам бандит натуральный и есть. Поймаете его, я в пытках участие приму. — Мы, Вова, менты а не бандиты. Пытками не занимаемся — блюдем европейскую конвенцию. А вот детектор лжи моей личной разработки применим обязательно, — мечтательно потер руки Сыроежкин. — Слушай, Вовчик, а янтарную комнату ты зачем на огороде у Воробьевой искал? — хитро прищурил глаза Серомышин. — И про это Валька рассказала уже? Нельзя с бабами ни с чем делиться. Скоро про это вся Германия узнает. — Да при чем здесь Валькин огород и Германия? — Да при том, что у меня есть схемы всех позиций 18 армии Вермахта группы армий Север, вплоть до батальона. Я в архивах и в интернете два года этот вопрос изучал. — И что? — А то, что новости по телевидению вы смотрите? Недавно сообщили что в Германии в семье бывшего немецкого солдата была найдена часть янтарной комнаты. Это янтарное полотно было привезено солдатом во время его отпуска на Родину в 1942 году и теперь по решению Германского правительства возвращено в Россию в Царскосельский дворец. — А Валькины огороды здесь при чем, я так и не понял? — Очень даже при чем. Я выяснил где этот солдат служил. Его батальон как раз стоял в районе Валькиного огорода и неоднократно обстреливался советской артиллерией. Там до сих пор остались следы воронок и заваленных немецких блиндажей. После того как немцы осенью 1941 года захватили Пушкин и Павловск, до войны они назывались Детское село и Слуцк, многие из немецких солдат побывали в разрушенных и сгоревших дворцах. Они покидали расположения своих частей и тащили из дворцов все ценное, чтобы в качестве сувениров увезти в Германию во время отпуска. Когда первые куски янтаря из Пушкинского дворца появились в немецких блиндажах, многие из простых солдат уходили из частей даже в самоволку, что в условиях немецкой фронтовой дисциплины было редким явлением. Но нарушали дисциплину с одной целью — утащить хоть кусочек янтарной комнаты. Я совершенно уверен, что много фрагментов янтарной комнаты еще можно найти в засыпанных и заваленных взрывами немецких блиндажах на местах сражений. И район Валькиного огорода представляет в этом плане, гигантскую историческую и культурно — археологическую ценность. Загуляев закончил свою речь, проявив признаки явного волнения в виде капель пота выступивших на лбу. Серомышин с Сыроежкиным под впечатлением услышанного обменялись многозначительными взглядами. — А что, Вовик, скажи честно, небось нашел ты кусочек янтарной комнаты? — осторожно спросил Сыроежкин. Загуляев на мгновение замер, потом очнулся и отрицательно замотал головой, отчего капли пота на его лбу предательски увеличившиеся на глазах полетели на план схему операции «Цунами». Глава одиннадцатая Операция «Цунами» началась Ровно в шесть часов морозного, метельного утра следующего дня, Форд убойного отдела доставил Серомышина из дома к зданию отдела милиции. К этому времени Сыроежкин уже успел на служебном уазике проехать по домашним адресам и привезти к месту сбора едва проснувшуюся, помятую Валю Воробьеву и в контрасте с ней необычайно бодрого оперативника Семяненко, который в салоне машины, размахивая руками пытался развеселить девицу свежими белорусскими анекдотами. Валя, упершись лбом в стекло пассажирской двери, дремала, едва реагируя слабо подергивающимися бровями на хохот довольного своими шутками рассказчика. Сонный, зябко зевающий Вова Загуляев, стоял у крыльца отдела и угрюмо наблюдал как под руководством Сыроежкина милиционер — водитель УАЗа Колюня Докучаев загружал в машину полученные из оружейной комнаты боевую стальную каску, тяжелый свинцовый бронежилет, магазины с боеприпасами для автомата Калашникова и, собственно, сам автомат. Серомышин в свою очередь, потрогал рукой наплечную кабуру и, убедившись, что табельный пистолет на месте, вышел из машины. Потянулся, вздохнул морозный но явно не свежий от выхлопов трубы Южной ТЭЦ купчинский воздух, и подняв голову, посмотрел на слабо мерцающие в скором рассвете звезды, накрываемые зловещими черными тучами со скрывшимися в них снежными зарядами, отчего, казалось, предстоящий день не предвещал ничего хорошего. Осмотрев мрачное небо, взгляд Серомышина упал на освещенное окно третьего этажа отдела милиции из которого, за сборами оперативной группы, наблюдало чье — то бледно — серое человеческое лицо, наполовину закрытое шторой. Как видно, чужой взгляд почувствовал на своей спине и Вова Загуляев. Он также поднял голову и встретился глазами с человеком в окне. После чего неожиданно быстро развернулся, в два прыжка подбежал в служебному Форду и, проникнув в салон, нажал на фиксатор замка дверей. Лицо в окне исчезло. Не прошло и минуты как на крыльце отдела показался оперативник Жук. — Слушай, Серомышин, куда это вы собрались в такую рань? Оружия набрали… В Чечню что ли? — А ты, Вадик, что в отделе в шесть утра забыл? — А я в ночь дежурил. Ночь тихая. Ни одной заявки. Так бы и спал до девяти часов если бы вы на улице не шумели. И хорошо что шумели и меня разбудили. Вижу Вова Загуляев с вами. Он то мне как раз и нужен. Выходи, Вова на беседу. — Ты, Вадик, Вову не трогай, он мне сегодня помогает. — Сначала я с ним разберусь, а потом уж пусть тебе помогает… Если жив останется. Ха-Ха. Выходи, Вова, подлый трус. Загуляев забился внутрь салона Форда и не подавал признаков жизни. — Вадик, иди спи и Вову не трогай. Не срывай нам операцию. — Какая там у вас операция может быть с этим козлом недобитым? А эту б… Воробьеву вы зачем загрузили? Для группового секса? — Что мы будем делать с Вовой и Валей, тебя Вадик не касается. — Меня, Серега, в моем районе все касается. Загуляева я у вас забираю минут на двадцать. Отойди и лучше мне не мешай. Жук, отстранив рукой Серомышина, подошел к Форду и безуспешно стал дергать дверную ручку, предусмотрительно заблокированную спрятавшимся в чреве машины Загуляевым. — Жук, не ломай машину, — вмешался в происходящее Сыроежкин. — Иди в отдел и чтобы я тебя рядом с Вовой больше не видел. — Ты чего, Толик, борзеешь? Если убойный отдел так значит очень крут? Я ведь и на твою крутую задницу найду член с винтом… Сыроежкин подошел к Жуку, положил на его сутулое плечо свою могучую ладонь и не сказал, а ласково прошипел в ухо оторопевшего оперативника: — Я тебе, Вадик Жучара, за Вову ноги переломаю и уши твои членоногие ментовские отстригу. Про Вову забудь навеки. Как мент мента тебя по — братски предупреждаю. Жук на мгновение оторопел и как — бы задумался, потом, дернув плечом, сбросил руку Сыроежкина и повернувшись, отправился в отдел. Перед входом обернулся, процедил сквозь зубы: — Ладно, ребята, разберемся еще… у кого из нас уши длинее… Сыроежкин, нахмурившись, смерил Жука уничтожающим взглядом. — Угрожать мне что — ли вздумал, Вадюша? Иди, занятие себе найди. Патронов у бомжей поищи. Ты же мастер по таким делам. Жук, невнятно проворчал в ответ что-то нецензурное, и окончательно проявив свою неприязнь к присутствующим, громко высморкался на ступени перед входом, после чего скрылся за дверями отдела, провожаемый недобрыми взглядами коллег по борьбе с преступностью. Через десять минут сборы были закончены и оперативная группа колонной из двух машин выехала на занесенную снегом Купчинскую улицу. В головном Форде управляемом Сыроежкиным, разместились Серомышин и Загуляев. В следом двигающемся Уазике, продолжал балагурить Семяненко, развлекая Валю, окончательно проснувшуюся после появления Жука, упомянувшего ее имя. На белорусские шутки оперативника реагировал только древний для службы в милиции пятидесятилетний водитель Колюня Докучаев, улыбавшийся беззубым ртом и косившийся хитрым правым глазом на беспокойное Валино лицо. После отъезда машин свет в окне на третьем этаже отдела милиции сразу же погас и этот факт не ускользнул от внимания Воробьевой, устремившей мимолетный напряженный взгляд в салонное зеркало заднего вида. Автомобили повернули на улицу Димитрова. Купчинская улица опустела. Спальный район все еще спал и, казалось, не хотел просыпаться в это морозное, метельное утро. Один только помощник дежурного, задремавший было в наступившей тишине у оперативного пульта дежурной части, встрепенулся, услышав торопливые шаги спускавшегося с третьего этажа человека. * * * Через час скоростной езды по Мурманскому шоссе показался наполовину занесенный снегом дорожный указатель населенного пункта Синькино. Черные, на фоне снежной целины, бревенчатые дома уже протапливались привыкшими рано вставать немногочисленными местными жителями, и разномастные печные трубы источали в сторону темнеющего по краю поселка соснового леса тонкие струйки ароматного дыма. — Хорош дымок из березовых дров, — вдыхая носом морозный воздух и потягиваясь, жмурился от удовольствия Серомышин, первый покинувший прокуренный салон служебного автомобиля. — Да, это тебе не пропахший вонючими грузовиками проспект Славы. Ляпота-а, — поддержал друга Сыроежкин, наблюдая как Загуляев, выскочив из машины, стал всматриваться в древнее покосившееся строение, одиноко стоящее у леса на краю деревни. — Давай Вова, бери под руку Валю и идите в сторону ее домика. Если Семенов вас заметит, непременно выскочит тебя побить. Только ничего и никого не бойся. Мы будем рядом и подоспеем вовремя. Загуляев тяжело вздохнул, подал руку Ворбьевой, лениво вылезающей из высокой кабины Уазика и парочка, обнявшись, изображая влюбленных в зимнюю природу туристов, неспеша направилась к темнеющему у леса домику. Серомышин, Сыроежкин, Семяненко и Докучаев, оставив машины на дороге у вьезда в деревню, стали обходить место захвата с трех сторон. В домике Воробьевой было тихо. Печная труба не дымила, а окна были темны. Осторожно открыв слегка заскрипевшую калитку, Воробьева, медленно подошла к небольшой веранде дома и стала всматриваться в окна, покрытые морозными узорами. Загуляев вслед за Валей подкрался к входной двери и собрался уже начать стучать и кричать, как было условлено согласно плану операции. Но, неожиданно, на веранде раздались торопливые шаги и дверь с шумом открылась, ударив Загуляева по лбу. Вова от неожиданности упал в снег и мимо него, ничего и никого не замечая вокруг, пробежал Семенов, одетый в спортивные отвисшие на коленях штаны и рабочий ватник на голое тело. Загуляев, потиравший ушибленный лоб и отпрянувшая от окна Воробьева, проследили как Сеня скрылся в деревянном слегка завалившемся на бок туалете, одиноко стоявшем в углу приусадебного участка. — Э, как его прихватило! — удивился резвости перемещений Семенова, наблюдавший за происходящим из — за сарая со стороны леса Серомышин. — Что будем делать Толик? Подождем пока облегчится? — Будем брать парня прямо в сортире, и мочить на месте как нас учил родной президент, — принял мгновенное решение Сыроежкин. Через три минуты, все еще сидевший в туалете Семенов, услышал приближающиеся со всех сторон к месту его утреннего моциона шаги, громко хрустевшие на морозном снегу. Не успев сообразить, что сие явление означает, и зачем столько народу одновременно решило посетить занятое им заведение, Сеня тихим голосом спросил окружающее пространство: — Кто там? — Сто грамм, — прозвучал ответ Сыроежкина. — Не понял, кто? — Конь в пальто. Выходи, гражданин Семенов, с поднятыми руками и, не одевая штанов. Туалет окружен, заминирован и подготовлен к подрыву. Резких движений делать не рекомендую. Из дверей туалета выглянуло испуганное Сенино лицо. — Да понял я, понял. Сдаюсь. Штаны хоть дайте одеть. Пока Семенов покидал место своего последнего пристанища и покорно отдавался в руки представителей закона в лице Сыроежкина и Серомышина, Докучаев и Семененко проникли в незапертую дверь дома. После осмотра комнат, подвала и мансарды в виде чердака стало ясно, что Сеня проживал в домике один. Он вел холостяцкий образ жизни, о чем говорили жуткий беспорядок и горы немытой посуды, но, тем не менее, активно принимал гостей и занимался бизнесом. Пепельницы на неубранных столах были полны окурков. Стаканы с недопитой жидкостью указывали на то, что за столом пиршествовало не менее трех человек. По углам комнат стояли новые унитазы со сливными бачками и нераспечатанные коробки с комплектами биотуалетов. — ОАО «Керамин», город Минск, — прочитал со счастливой улыбкой на лице Семяненко на одной из коробок. — Наши туалетики, белорусские. Спасибо президенту Лукашенко, научил их леженей трудиться. Теперь они работают, унитазы строят, а не поют как раньше: вот я лягу, прилягу… Сыроежкин ввел в дом, скованного наручниками Семенова и усадил его на стульчак одного из унитазов, язвительно заметив при этом, что: «срантехник должен знать свое место». Постепенно комнаты заполнили все участники операции. — Сенюшка, ты чего такой бардак в доме навел, — осматривая свою древнюю недвижимость возмущалась Воробьева. — Я тебе поросенку и пемолюкса для мытья посуды привозила и стиральных порошков… — И ментов ты мне привезла, за все спасибо, Валюша…