* * * Макс провел ночь на деревянной лавке с поджатыми гармошкой ногами, уткнувшись ими в голову соседа. Это был обитатель Свалки, как и остальные пятнадцать человек в камере, рассчитанной максимум на четверых узников. Все тело ломило. Вмятины на руках от зубов, избитого в подъезде парня, припухли и округлились синей каймой. Когда решетка захлопнулась, несколько давно немытых мужчин позарились на его одежду. Спор о том, кому достанутся штаны и обувь перерос в драку. В итоге зачинщиков переселили — одного в другую камеру, а второго в тюремную больницу. Одежду Макс сохранил. Остальным сокамерникам до него не было дела. Сгустившись в кучу, они обсуждали зачистку Свалки. Официально это называлось «расселением». Всех свозили в спец-центры, где проверяли на причастность к преступлениям. Мужчинам, кто не числился в розыске предъявлялись обвинения в бродяжничестве, хулиганстве и сопротивлению ареста. Им грозили не малым тюремным сроком и штрафом, который никто не в состоянии выплатить до конца своих дней. Вне протокола и предлагали полное помилование в обмен на согласие уехать в заброшенные города Сибири без права вернуться. — Наши деды поднимали целину и сделали страну великой, чем ты хуже? — говорил поседевший старичок с родинкой на щеке, напоминающей головку гриба опенка. — Так и сказал мне вертухай. Моего прадеда сослали в Магадан. Не думал, что по его стопам пойду. — Да ладно тебе выдумывать, — перебил другой мужик, помоложе. — Ссылали насильно, миллионы померли… Наслышался я этого вранья в детстве. Люди сами уезжали обживать север. О потомках заботились. Страну строили, и на хлеб всегда можно было заработать. Вот мой прадед лесорубом был, а дед инженером нефтяником, качал нефть там, где прадед деревья срубал. Уважаемые люди были. И всего в достатке. А теперь не нужна нефть, не нужна древесина. А как быть людям, которые больше ничего не умеют? — Приспосабливаться, — сказал старичок. — Ага, вот они и приспособились, здесь на горяченьком. Эти научники. Лишили нас всего, а сами жируют в теплых квартирах. — Мужик плюнул на пол и стукнул сверху тяжелым ботинком. — Я из Тюмени. Хороший город был, зимой холодно, снега по колено. Столько молодежи было, студентов. Верили в завтрашний день. Как появился этот синтез за пять лет город опустел. У людей не было денег, чтобы покупать еду, а потом и ее вообще перестали привозить. То, что вырастишь за три месяца, на том и питаешься весь год. Отец последнее отдал, чтобы отправить меня сюда. А сам то помер он, и мамка с бабкой следом. А теперь предлагают ехать мне обратно. Что бы мой батя сказал на это? Неужто зря помер. — Всегда есть выбор, — говорил старичок. — Твой отец его сделал. — Что это за выбор у меня? Кто ж выберет самовольно решетку… — возмутился мужик. — Всю жизнь пробиваю себе путь вот этими руками. Никого не обманул, не обокрал. Почему я должен ехать черт знает куда? На мне нет вины. — Не бывает человека без греха, — продолжал старичок. — И праведник несет грязь за душой. — Да ну тебя, дед. Тебе, вот сколько осталось? Два, три года… А, у меня целая жизнь впереди. А мне выбор иль решетка иль небо вольное, там, где ничего кроме голода, холода и смерти. — Да! — сказал сосед. Остальные тоже подхватили: — Правильно говоришь… — Чем мы хуже них? — Мы невиновные! — А ты дед, поедешь молча, как скажут? — Свое время хочу дожить в мире. — Ну и пусть катиться, — сказал кто-то. — Это был наш выбор жить так, как хотим, а они отняли у нас его, а теперь хотят избавиться, как от крыс. Не выйдет! — Да, не выйдет! — Мы честные люди. — Потому вы и здесь, — опять заговорил старичок. — Честность она всегда спутник бедности. Все молчали и косились на старичка, как на каплю дегтя в бочке меда. — Так что получается дед… Нужно врать и обманывать? Думать только о себе? — спрашивал мужик, окончательно запутавшись. — А о ком думаешь сейчас ты? Или ты? — старичок водил пальцев вокруг. — О себе же. — У меня семья есть, — сказал другой мужик. — И у меня… — Да, я за своих жизнь отдам! — Ничего не стоит эта жизнь твоя, — сказал старик. — А вот продать ее дорого — это не каждому позволено. — Вот мы и продадим, — взвизгнул первый мужик, принявший вакантную роль вожака. — Выйдем отсюда, соберем своих! Сколько нас тут, сотни три на этаже, а во всем здании? Покажем им, что мы тоже люди. Мы сами можем решить, как нам жить! — Сами решим, — подхватили другие. — Не позволим! Никто больше не обращал внимания на старика. Мужики полушёпотом принялись обсуждать план бунта. Макс протиснулся между ними и подсел к старику. Тот долго и оценивающе глядел на Макса. — Здорово вы их настроили. Старик улыбнулся. Зубов у него почти не было. — Ты не должен быть здесь. Твой выбор уже сделан. — Я пока не думал об этом, — сказал Макс. — Нет. Внутри тебя борются убеждения и желания. Но в душе ты уже знаешь, как поступишь. Макс молчал. — Их намерения чисты, хоть и головы пусты, — сказал старик, глядя на мужиков. — Их уже не остановить. Дед поднял голову в пожелтевший потолок, вздохнул и, будто вся его жизнь вышла с этим воздухом. За секунду он стал старее. — Как узнать, правильный ли это выбор? — спросил Макс. — Узнаешь, когда проживешь жизнь… Через несколько часов старик уснул и умер во сне. Утром Максу вручили выписку об оплаченном залоге. В графе суммы значилась баснословная цифра. Только один человек мог заплатить столько. На улице ожидал электрокар-лимузин. Внутри сидел Матвеев и двое крепких парней. Макс протиснулся между ними. Электрокар начал движение. Проехав несколько сот метров, он свернул на шоссе. — Я живу в другой стороне, — сказал Макс. Матвеев выжидающе смотрел на него, словно ученый на подопытную мышь. — Думал твои шуточки тебе с рук сойдут? — Именно так и думал, — сказал Макс безразлично. — Будь моя воля, я бы бросил тебя в тюрьму лет на пять, чтобы подумал, как в жизни все тяжело дается. — Воля не твоя. Ты просто шестерка моего отца. Если он прикажет будешь вытирать мне жопу. Матвеев промолчал. Выглядел он чересчур довольным. — Вези меня в ЦУП, я хочу с ним поговорить. — А может захватить с собой твою беременную подружку? Макс взбудоражился, будто кто-то взорвал рядом хлопушку. — Она не сказала тебе? — удивился Матвеев. — Истинная леди. — Заткнись, урод. — Видел бы ты лицо Андрея, когда он узнал о шашнях его жены. — Она ему не жена! Автомобиль свернул с шоссе на дорогу, ведущую к станции электропоездов. — Куда вы меня везете? Матвеев молчал. — Дай позвонить отцу. Матвеев молча всматривался в окно. Макс привстал, охранники прижали его обратно к креслу. Матвеев покачал головой.