— Тия, — прошептал незнакомец. А потом улыбнулся. И передо мной предстала спокойная, добрая улыбка Фокса. Сама пещера была обставлена скудно: два стула, табурет, длинный деревянный стол и маленькое изысканное зеркальце на стене, возле которого стоял еще один столик, заставленный различными стеклянными пузырьками. Повсюду висели причудливые украшения из цветов — яркий взрыв среди мрачной обстановки. Помещение разделяла перегородка, сооруженная из веток, за которой хозяйка, возможно, переодевалась и спала. Несмотря на внешнюю простоту, она все же украшала жилище. Возле входа меня ждала небольшая койка, обустроенная, как мне сказали, на время моего пребывания. Девушка выложила на деревянный стол два принесенных ею камня, добавив их к ряду из шести других, похожих по форме, но отличных по цвету. По центру располагалась отполированная до блеска шкатулка. — Поначалу многие аши заболевают, — сказала девушка. — Одни страдают легким головокружением, у других на несколько часов наступает жар. Но для Костяной ведьмы все это может оказаться смертельным. У меня на выздоровление ушло три дня. — Тогда мне приснился удивительнейший сон. Будто я нашла черную кошку и спрятала ее в своей комнате. Прелестный котенок с блестящей шерсткой и мягкими лапками. Ко мне приходили люди с расплывчатыми лицами, расспрашивали о нем, выискивая его своими настороженными глазами. Но я им лгала, не знаю почему. Лишь понимала, что важно ничего не говорить. Точно случится что-то ужасное, если они его обнаружат. — Иногда этот котенок менял форму. То он превращался в черное платье, то в темную маску, то в прекрасный обсидиановый камень. Но во сне меня совершенно не беспокоило то, что мой кот не всегда остается в своем обличье. — В конце концов кот обратился величественным мечом. Он был черным, подобно мраку, тьма перетекала по нему от рукояти к лезвию. Тогда я поняла, что больше не должна его скрывать, и подняла меч. — Но вот сон закончился, и я проснулась. Девушка отхлебнула из деревянной чаши и тихонько усмехнулась. — Порой я думаю: случись все по-другому, умерла бы я тогда? Возможно, этот сон стал для меня своеобразным предсказанием — ознаменованием грядущего. Но я не умею предсказывать будущее, как жрица или моя сестра Лилак. Я владею совершенно иной магией. Ее пальцы скользнули ниже, коснувшись длинного выпуклого шрама на бедре. — И, похоже, сейчас я способна заглянуть лишь в прошлое. 2 Ведьма была прекрасна. Ее длинные, обласканные солнцем волосы развевались за спиной желтым плащом, а из темных глазниц смотрели голубые самоцветы. Она казалась молодой: насколько шестидесятилетняя женщина, скрывая свой возраст, может выглядеть в двадцать лет. Она совсем не походила на Костяную ведьму — кроткая, миловидная и грациозная. Однако в Найтскроссе все боялись ее. Позже мама рассказала мне, какой страх эта женщина вызвала своим первым появлением в нашей деревне. Она въехала на необычайной красоты пегой лошади с блестящей каштановой гривой, а сама, будто подражая цветам океана, была облачена в платье всех оттенков синего и темно-зеленого. Подол платья украшали серебристые рыбки, которые с шелестом юбок то выныривали, то исчезали. Талия перехвачена бледно-лиловым поясом с рельефным узором из жемчужин. Золотистые волосы собраны длинными шпильками с драгоценными камнями, которые вспыхивали при каждом движении головы. На шее покачивалась цепочка с сердцем. Его гладкую зеркальную поверхность опоясывали кованые золотые переплетения и крошечные камушки. Но при этом сам кулон оставался пустым. — Старая карга, — молвил самый храбрый из толпы. — Ворона. Однако с ее приближением исчезал даже самый бесстрашный или же его уводили более благоразумные жители. Все знали, что она опаснейшая из ведьм — демон в женском обличье. Только король считал иначе. Чем бы ни была вызвана трусость, людей нельзя назвать предателями или глупцами. В деревню женщина прибыла через два дня после неудавшихся похорон, новости о которых еще не достигли Мерквика, ближайшего поселения в пятнадцати лье к востоку. Она молча шагала по дороге, ведущей к площади, а за ней невольно следовали жители. Ведьма направлялась прямо к моему дому, где в кузнице родители заперли Фокса, спрятав его подальше от напуганной толпы. — Миледи, — обратилась женщина к Лилак, — буду вам признательна, если вы утихомирите собравшихся на улице людей. Не очень бы хотелось, чтобы ваше имущество сгорело по столь жалкой причине. — Затем она повернулась к Роуз: — А вас, миледи, я попрошу принести мне измельченный кизил, зверобой, лавандовое масло и воду для умывания. Роуз и Лилак — почтенные и уважаемые ведьмы по сравнению с женщиной, внушающей страх, проклятой Костяной ведьмой, — сразу же бросились выполнять ее приказ. — Где она? — последовал новый вопрос, и отец показал ей нашу комнату. Она обнаружила меня в кровати. Я лежала, свернувшись калачиком, а мой лоб горел после недавнего приступа магии. Я находилась в забытьи, а потому не помнила происходящего. Но мама все мне рассказала. Ведьма омыла мое лицо и грудь отваром из горьких трав и сладкой воды. Высыпав в чашу шалфей и красно-желтую смесь, она небольшими дозами вливала мне в рот этот раствор. С наступлением сумерек, когда в небе замерцали крошечные звезды, жар спал. Пылающее в сознании пламя истлело, и я безмятежно проспала до рассвета следующего дня, пока мой сон охраняла ведьма. Наутро моя болезнь прошла, а, проснувшись, я увидела в кресле у изножья кровати спящую женщину. Я села и стала изучать свою гостью. Ее силуэт окружала легкая дымка — мягкое сияние, знакомое и пугающее одновременно. — Первым я призвала своего отца, — не открывая глаз, произнесла женщина. — Даже не знаю, что тогда на меня нашло. Хоть я и была его дочерью, относился он ко мне как к своей собственности. Не давал и капли свободы, заставлял носить женские платья и учиться шить. Проживи он дольше, наверняка запер бы меня в женском монастыре или отдал замуж за богатого торговца. Видимо, так я хотела доказать ему, что достойна быть не просто очередным приданым. Однако, будучи мертвецом, он не мог мной помыкать, как при жизни, и очень сильно этому сопротивлялся, так что я быстро его упокоила. В награду за это меня четыре дня тошнило. Ты же обошлась всего двумя днями недомогания. Кстати, меня зовут Микаэла. Должно быть, ты наслышана обо мне. Шесть месяцев назад один странствующий торговец рассказывал моему отцу о дэве, наводящем страх на город Лардбрук в девяноста лигах[13] от нас. И сказал, что его убила странная женщина по имени Микаэла из Пустошей. Больше ни у кого в Одалии не было таких светлых волос и бледной кожи. Я задрожала. — Да. Вас называют Костяной ведьмой. — Твои родители говорят, что ты развита не по годам. — Женщина улыбнулась, и за алыми губами сверкнули два ряда белоснежных зубов. — Признаться, это не самое худшее прозвище, которое мне давали. И которое дадут тебе. Костяных ведьм не слишком-то уважают. Поговаривают, что они одним касанием пальца насылают на невинных принцесс сонную болезнь. Едят сердца детей, заблудившихся в лесу. Костяные ведьмы, вопреки всем своим заверениям, не служат Восьми Королевствам — они используют руны Тьмы, как Лжеправитель и его Безликие последователи. Костяные ведьмы собирают армии из мертвецов. И могут призвать дэва, вроде того, что убил Фокса. Мое сердце забилось чаще, грудь сдавило. — Вы и моего брата упокоите? — Нет. — Женщина начертила в воздухе неизвестный символ. — Все происходит не так. Он — твое творение, не мое. Твоему брату неизвестно, когда его призовут, а ты не знаешь, когда получишь отклик. Но в отличие от моего отца Фокс Пехлеви, как мне кажется, желает быть здесь. Ты можешь призывать мертвых, и они будут приходить, потому что жаждут снова ощутить вкус давней жизни. Но мертвых невозможно привязать без их согласия и вынудить остаться — это первое правило Тьмы. А твой брат не хочет уходить. Меня вновь затошнило. Я не хочу быть Костяной ведьмой. Я не могу ею быть. Лилак обещала мне бриллианты, платья и прекрасного принца. — А что, если я не хочу? Светящиеся глаза женщины внимательно впились в меня. — А ты знаешь, что некрасиво врать тому, кто спас тебе жизнь? Я отвела взгляд, потому что она была права. Я не хотела, чтобы она, сидя в моей комнате, раскрывала правду, которую я не желала слышать. Я не хотела думать о том, что мой брат по моей прихоти теперь застрял между миром живых и мертвых. Но мне нравился вкус обретенной магии. Пальцам хотелось снова вывести в воздухе тот изящный узор, извлечь руну из моего сознания. Я до сих пор ощущала во рту привкус заклинания, словно вкус сладких персиков или шелковистого меда, взрывающегося сладостью на языке и плавно стекающего в горло. — Тьма — алчные руны. Нарисуй их раз, и уже не сможешь владеть другой магией. Тьма — ревнивые руны. Невозможно, сражаясь с тенью на стене, применить руны Огня, Воды, Земли и Дерева. Но что еще важнее, Тьма — коварные руны: они пробираются в твою голову, когда ты меньше всего этого ожидаешь, и творят с твоими мыслями все, что захотят. Поэтому за тобой нужен глаз да глаз. — За мной не нужно присматривать, — из упрямства возразила я. Ведьма гоготнула — странный звук для столь изысканной особы. — Ты права, дитя. За тобой не нужно присматривать. А мне стоило остаться в своем аша-ка в Анкио и позволить Тьме пожирать останки твоих костей. Тогда твоим родителям пришлось бы вместо одних похорон устраивать пару. — Она вздохнула. — У нас с тобой выбор невелик. Таков закон: если не служишь королевству, тебя найдут Безликие. Так какой путь ты предпочтешь: стать Костяной ведьмой или предателем? Я судорожно вздохнула. Это правда — я обязана ей не только жизнью, но и своим доверием. — И что будет дальше? — Мы отбудем в Анкио, как только ты встанешь на ноги. Я замерла. Никогда раньше я не покидала свою деревню и уж тем более не бывала в Ниве, столице Одалии. А, насколько мне известно, Анкио располагается еще дальше — за пределами Одалии, в королевстве Кион. При виде моего лица, охваченного горем, Микаэла улыбнулась. — Тия, мне еще многому предстоит тебя научить, а это не очень удобно делать, если страх местных жителей будет мешать нам. Твоя семья сможет навещать тебя, когда захочешь. Да, путь неблизкий, но при условии, что ты будешь учиться хорошо, их расходы оплатит наш Дом. Ну и брата твоего мы возьмем с собой. — А вы сможете ему помочь? Леди Микаэла обернулась ко мне, и только тогда я заметила, насколько же она стара. Эта старость выражалась не в количестве прожитых лет, а во множестве событий, которые большинство людей никогда и не видело. — Милое дитя, мертвым нельзя помочь, — проговорила она, — а вот смерть может помочь нам. Когда дверь кузницы отворилась, Фокс не выказал ни малейшего желания кого-нибудь съесть. Хотя еда бы ему не помешала: мертвенно-бледная кожа, красные круги под глазами. Пока леди Микаэла его осматривала, он послушно стоял на месте. Сбоку топталась миссис Друри и злобно поглядывала на меня. Все остальные перешептывались между собой и тоже косились в мою сторону — так смотрят на Костяных ведьм. — Ты выглядишь лучше многих, кого мне доводилось видеть. — Женщина протянула руку и пригладила волосы Фокса. Мамина рука непроизвольно дернулась в ответ. — Пальцы на месте, ум ясный. Тебе комфортно в этой коже? — Чувствую себя не очень уютно, — признался Фокс. — Простите, — на этот раз Микаэла обращалась к моим родителям, — но Тие находиться здесь небезопасно. Особенно когда среди жителей бытует столько предрассудков. Однако это поправимо. Вашей дочери необходимо учиться, иначе Тьма проделает в ее сердце дыры и поглотит изнутри. Тогда от нее останется одна лишь оболочка. — Ты хочешь этого, Тия? — спросил отец, как будто у меня был выбор. Конечно же я не хотела, но ничего не поделаешь. Теперь я отвечала за Фокса, как он — за меня до ухода в армию. — Я буду защищать своего брата, — медленно выговорила я, пробуя слова на слух. В ответ на такое смелое заявление брат улыбнулся, хотя глаза его при этом ничего не выражали. — Скоро мы отправимся в путь, — проговорила Костяная ведьма, — но прежде я должна сделать еще кое-что. Возможности насладиться днем руны Сердца у тебя не будет, так что пусть это станет небольшим утешением.