Она, наконец, повернулась ко мне, играя с кончиками своих каштановых волос. Ее оливковые глаза сияли под маской, и я бы сказала, что она великолепна, если бы она не вела себя со мной, как последняя стерва. Ее безупречно очерченная бровь изогнулась дугой. – После того, как ты облажалась с рассадкой и салфетками, ты хочешь уйти пораньше? К черту. – Ты права. Знаешь что? – Я кивнула подбородком на Нэша, расфокусировав взгляд, зная, что если взгляну на него, то начну пялиться, как Шантилья. Или, возможно, хуже, поскольку я знала, каков он под одеждой, и мне это нравилось. – Мне стоит представиться боссу, – схитрила я. – Никогда раньше не встречала Нэша Прескотта. Он великолепен… Я слышала, при близком знакомстве он производит еще более сильное впечатление. Это было похоже на игру в две правды и одну ложь. Правда: Нэш Прескотт был великолепен. Правда: При более близком знакомстве он производил еще более сильное впечатление. Ложь: Я знала Нэша Прескотта. Я знала больше интимных частей тела Нэша Прескотта, чем хотела бы показать, по крайней мере – перед Шантильей. Она нахмурилась, будто пытаясь понять, всерьез ли я. Я сохраняла нейтральное выражение лица, пока она не сдалась. – Ладно. Можешь идти. Но не думай, что я заплачу тебе сверхурочные сегодня. Бюджет дизайнеров и без того ограничен. Она нашла деньги в бюджете на свой наряд от Версаче, но у нее не было денег, чтобы выплатить мне сверхурочные. Понятно. Как бы то ни было, выбор был либо остаться на милость Брендона, либо уйти и освободиться от Брендона и Нэша. Я выбрала то, что было проще. То, что было правильным. Схватив у бармена две стопки высококлассного спиртного, я поставила обе перед Шантильей, выгнула бровь и ушла. Я держалась ближе к стенам, пока выбиралась из бального зала, и выругалась, когда кто-то пролил на мое платье полный стакан водки. Я попыталась промокнуть его коктейльной салфеткой, но сдалась и продолжила свой путь к лифтам. Я почти добралась до вестибюля, когда меня перехватила Ида Мари. – Фух, – стараясь подстроиться к моей походке, она стонала при каждом шаге, – мои ноги меня убивают. Мне нужен отдых. Именно поэтому я выбрала кеды, а не туфли на каблуках. Впрочем, также потому, что у меня больше не было туфель на каблуках. Мать отреклась бы от меня, если бы узнала. Ида Мари стряхнула пушинку со своего платья с оборками и спросила: – Идешь наверх? Из всех членов нашей дизайнерской команды Мари нравилась мне больше всех. Единственная, кто не смотрел на своих коллег как на соперников в продвижении. Все так сильно хотели стать теми, кто будет работать над следующим отелем, что упускали из виду тот факт, что мы должны сначала сфокусироваться на этом отеле. Этой работе. Не на каком-то фантастическом месте в Сингапуре, о котором говорилось в рекламной компании Нэша. – Я на пятый этаж. Надо забрать сумку из офиса, – солгала я. – Но Шантилья сказала, что потом я могу уйти. Дизайнерская команда устроила на пятом этаже импровизированный офис. Он состоял из огромного дивана, телевизора, нескольких ноутбуков, принадлежащих компании, и двух столов, которые достались Шантилье и Кайдену. Светлые локоны Иды Мари подпрыгивали при ходьбе. – Хочешь сказать, она была мила с тобой? – Я пригрозила ей тем, что представлюсь Нэшу Прескотту. Она коротко хохотнула. Я остановилась возле арки, где бальный зал соединялся с вестибюлем, не желая, чтобы она последовала за мной к лифтам и поняла, что я направляюсь не на пятый этаж. – Шантилья пускала слюни на мистера Прескотта с тех пор, как узнала, что он будет здесь сегодня. – И да Мари заговорила тише после того, как несколько голов повернулись в нашу сторону при упоминании Нэша. – В прошлом году ей удалось добиться, чтобы кто-то пригласил ее в качестве пары на ежегодную вечеринку компании, чтобы она могла познакомиться с мистером Прескоттом. Ханна рассказывала, будто она так напилась, что охране пришлось выпроводить ее. Единственная причина, по которой ее не уволили, – вечеринки компании всегда проходят в форме маскарада. Они не знали, что это была она. Часы на ее телефоне пискнули. Выругавшись, она заглушила звук. – Черт. Мне пора возвращаться. Я слежу за пьяными придурками. Шантилья попросила меня принести им воды и уговорить их вернуться в свои номера прежде, чем они опозорят ее перед мистером Прескоттом. Она задержалась на секунду, когда свет моргнул, свидетельствуя, что буря за стенами отеля набирает силу. – Ты не думаешь… – Ее глаза тревожно распахнулись. Она покачала головой, отгоняя мысль об отключении электричества, как будто подобное не могло случиться на вечеринке богачей. – Нет. У вас ведь не бывает перебоев электричества, да? Есть предохранители и все такое. Ида Мари выросла в высокогорной пустыне Южной Каролины. Гроза на прошлой неделе была для нее первой за десятилетия. Первая гроза, первая молния. Рядом с ней мне казалось, что я наблюдаю за ребенком, познающим мир. – Уверена, все будет в порядке, – с казала я, надеясь, что она, наконец, уйдет, потому что последнее, чего мне хотелось, – делить лифт с другими людьми. А чем больше мы там стояли, тем выше была эта вероятность. – Зная мою удачу, электричество отключится, и мы застрянем на всю ночь. – Она склонилась обнять меня. – Выбирайся отсюда, пока можешь. Увидимся утром? – Погоди… – Мои пальцы впились ей в плечо, пока она не успела ускользнуть. – Утром? Насколько я знала, мы работали с понедельника по пятницу. – Да. – Она кивнула. Я отпустила ее. Ее внимание привлекли увядающие цветы на соседнем столе, и я повторила вопрос, пока она не отвлеклась окончательно на цветки чайного дерева. – В восемь утра. Ровно, – ответила она. Я прошла за ней к столу и смотрела, как ее пальцы порхают вокруг стеблей цветов. – Какое-то последнее собрание. Разве тебе не сообщили? – Должно быть, я пропустила это, – солгала я. Шантилья также не рассказала мне о примерке плать ев, которую компания организовала для нас, что в конечном счете означало, что я выбирала наряд в последние минуты, тогда как Шантилья с важным видом вошла в бальный зал в новом наряде от Версаче. Протискиваясь мимо официантов, завсегдатаев вечеринок и святоши Шантильи, беседовавшей с инвестиционным брокером, который однажды поссорился с матерью моей одноклассницы, я пробралась к выходу. Я уходила, не спуская глаз с Брендона. Я медленно пятилась, пока отблеск чего-то зеленого, выглядывающего из его кармана, не привлек мое внимание. Я узнала, что это. Маска, которую носил человек, чей взгляд я ловила на себе весь вечер. Глава 12 Эмери Единственный раз, когда я побывала на краю жизни и смерти, случился накануне моего девятого дня рождения. Моя няня плакала, когда гроза сотрясала наш частный самолет. Она заплакала еще сильнее, когда пилот объявил о вынужденной посадке. Мать потягивала бокал «Шато Марго», которого у нее не могло не быть (за деньги легко можно было купить такие вещи, как знаменитое вино, принадлежавшее некогда отцам-основателям). Не знаю, была ли она настолько отчаянна, что выглядела даже равнодушной, или ее лицо до безразличного выражения разгладил «профилактический» укол ботокса. Приземление отбросило мою голову на кожаный подголовник, и единственные звезды, которые я видела в тот момент, были те, что заплясали у меня перед глазами. Папа держал меня за руку, рассказывая истории о вой не, на которой никогда не был, говорил, что мы должны быть как солдаты, сражающиеся со штормом, и еще какую-то ерунду, в которую я в том возрасте уже не верила, но в которую в тот момент хотела поверить изо всех сил. Колеса нашего частного самолета столкнулись с тротуаром какого-то захолустного городка, который мать сочла слишком убогим, чтобы выйти из самолета. Аварийная посадка не изменила в ее лице ничего, но у моей няни на щеках остались потеки туши, когда она помогала маме перебраться в заднюю часть самолета, чтобы вздремнуть там, пока не продолжится наш полет в Грецию. Я встала, чтобы последовать за ними, но папа потянул меня за руку и повел к аварийному выходу. Надувной спуск развернулся в течение нескольких секунд после того, как дверь была открыта. Я не успела закричать. Папа толкнул меня, и я помчалась вниз. Ветер хлестал по моим щекам волосами. От дождя стучали зубы. Небо озарила резкая молния. Искры возбуждения послали по телу приятную дрожь, напомнившую те моменты, когда я не ложилась спать допоздна и меня не ловили на этом. И, клянусь, никогда раньше я не испытывала столь волшебного чувства. Папа скользнул следом за мной, напевая песенку Every Little Thing She Does is Magic так хорошо, что его версия понравилась мне больше оригинала. Когда он схватил меня за руку, мы принялись танцевать без музыки, переключаясь с бальных танцев на движения из фильмов восьмидесятых, чувствуя себя безрассудно, счастливо, как семья из двух человек, которая была лучше семьи из трех. Я смеялась, пока не рухнула в грязь, лениво размахивая руками и ногами, делая грязевых ангелов, и сказала папе, что хочу переехать сюда навсегда. Папа погладил меня по подбородку и упал в грязь рядом со мной. – Не важно, где мы живем, Эмери. Можно отжигать где угодно. Я сморщила нос, вдыхая соленую дождевую воду, которая била по лицу так, что начинала кружиться голова. – «Отжигать»? – Танцевать… безыскусно, без изящества, без мастерства, но всегда с удовольствием. Все, что нужно – просто попросить. Я всегда буду рад потанцевать с тобой. Пилоты задержались еще на день, пока демонтировали аварийный спуск, что вынудило мать провести ночь в городе, для которого она была слишком хороша, а нас с отцом – провести все каникулы с простудой. Отправляясь в спа, мать называла нас глупцами, но мы с папой обменивались тайными улыбками и пили горячий шоколад с крошечными зефирками в библиотеке отеля «Ипоскафо», которую мы арендовали, чтобы искать в англо-греческих словарях всякие необычные слова.