Вечерело, и, паркуясь возле дома, Гуров с беспокойством поглядывал на часы. Уверенный, что ему не избежать укоризн со стороны дражайшей половины по поводу своего практически постоянного отсутствия, он поворачивал в замке ключ, уже готовя мысленно оправдательную речь, но оказалось, что в ней нет необходимости. – Вернулся, путешественник? – ласково улыбнулась Мария, встречая его в коридоре. – Иди мой руки. Все горячее, с пылу с жару. Только-только приготовила. Сегодня у нас праздничный ужин. – Правда? А что отмечаем? – улыбнулся в ответ Лев, довольный, что не пришлось ни в чем оправдываться. – Мой ранний приход с работы. Сегодня должны были вечером репетировать, да режиссер наш что-то приболел, подхватил простуду посреди лета. Вот я и вернулась пораньше. Подумала, что ты, наверное, голодный приедешь из этой своей командировки, и решила приготовить что-нибудь вкусненькое. – Судя по ароматам, тебе удалось, – проходя в кухню, сказал он. – Что ж, угощай. Я действительно проголодался. Повторные визиты по уже известным адресам Гуров решил начать с посещения приюта. Он специально выехал пораньше, чтобы прибыть в больницу еще до того, как там появится руководство. Если его предположения верны, и все события, происходящие вокруг этого баснословного наследства, не случайность, а часть некоего хорошо продуманного плана, значит, и смерть Сергея Чугуева предусматривалась в нем в качестве одного из пунктов и не была такой уж «естественной», как об этом говорил заведующий. «Существуют факторы, стимулирующие процесс тромбообразования, существуют факторы, провоцирующие отрыв тромба, – размышлял Лев по дороге в больницу. – Это, в общем-то, ни для кого не секрет, а уж для врачей – тем более. Так что искусственно создать условия для такой вот «естественной» смерти не так уж нереально. Другой вопрос, был ли тут сговор или любвеобильные медики без задней мысли кололи что попало, довольные уже тем, что есть кому заплатить за «эффективные препараты»? Ведь, если я ничего не путаю, инициатива проведения «интенсивной терапии» исходила от опекунов? Вернее, от душеприказчиков, без одобрения которых Красновы-Рубинштейны, похоже, не делали и шагу». Припарковавшись возле приюта, он вошел в ветхое здание со следами начавшегося ремонта и вновь встретился лицом к лицу с уже знакомым ему важным стражем. – Здравствуйте, я к заведующему. Полковник Гуров, я уже был здесь недавно. – Да, я помню, – немного помолчав, ответил охранник. – Только он сейчас на обходе. – Ничего, я подожду, – немного удивленный таким рвением в работе, проговорил Лев. Когда он подъехал к больнице, не было еще и восьми утра, и тот факт, что в столь ранний час заведующий уже на месте и выполняет свои медицинские обязанности, его по-настоящему изумил. – Так могу я пройти? – вновь обратился он к медлительному охраннику, кажется, и не собиравшемуся открывать «вертушку». – А вы что, в кабинете хотите ждать? – недоуменно спросил тот. – Так он закрыт. – И приемная закрыта? – А-а, вы в приемной будете. Тогда ладно, проходите. Гуров мгновенно проскочил через «вертушку» и углубился в недра приюта. Не имея ни малейшего желания сидеть в приемной, он намеревался проникнуть в ту часть, где находились пациенты, и, если удастся, узнать что-нибудь дополнительное и интересное об их содержании вообще и о содержании Сергея Чугуева в частности. Однако, оказавшись перед дверью, ведущей в длинный коридор с палатами, сразу понял, что как минимум до окончания обхода ничего дополнительного узнать не сможет, так как коридор был абсолютно пуст, не считая дежурной медсестры. Заводить с ней разговор об особенностях внутреннего режима, в то время как из любой палаты в любой момент может выйти «главный начальник», было бессмысленно. Решив переждать, когда обход завершится, Гуров свернул в какую-то дверь, которая, в отличие от многих остальных здесь, была открытой, и оказался на лестничной площадке. Постояв там немного, Лев вдруг услышал шаги и чьи-то приглушенные голоса. – А ты не знал, к чему оно может привести, такое сочетание? – раздраженно спрашивал голос, в котором полковник сразу узнал голос заведующего. – Кто из нас лечащий врач? – Да я врач, Георгий Леонидович, я, – отвечал незнакомый голос. – Что мне теперь, застрелиться, что ли? Сами знаете, это опекуны просили. Кто-то им сказал, что очень эффективное лекарство. – А ты не мог объяснить, какой эффект может получиться при сочетании его со стандартной терапией? – Георгий Леонидович! – Не ори, я не глухой. – Вы сами знаете, людей не хватает, на мне вся шизофрения, у меня и так голова пухнет. Того и гляди сам с ними шизофреником сделаешься. Я и не подумал в тот момент. Попросили проколоть, я и проколол. Сами знаете, как они настаивали. Все уши мне прожужжали, что, раз уж им поручили «этого мальчика», они обязаны сделать все возможное. – Да, только в итоге сделал это ты, а с полицией объясняться приходится мне. – Но ведь ничего не случилось. Поговорил и ушел. Чего вы мне в первый же день после отпуска мозг выносите? Дайте опомниться, в курс дела войти. – Вот предъявят тебе умышленные действия, войдешь тогда в курс дела. – Но ведь это опекуны… – Да перестань ты об опекунах! – в сердцах повысил голос заведующий. – Забудь! Они о чем угодно просить могут, а если ты лечащий врач, ты и должен контролировать процесс. В общем, если этот полковник, или еще кто-то опять сюда придет допрашивать, отвечай, как я тебе говорил. Скажешь, что лекарство это кололи отдельно и общий комплекс в это время не применяли, оно и так эффективное. Мужчины ушли, а Гуров еще некоторое время стоял на лестнице, переваривая услышанную новость. Пораженный тем, насколько точной оказалась его догадка, он еще больше уверился в том, что во всем происшедшем нет ни одной случайности и все недавние события – это части некоего дальновидного и хорошо продуманного стратегического плана. «В целом то, что персонал приюта использовали «вслепую», вполне возможно, – размышлял полковник. – Наивно было бы думать, что к своим невменяемым пациентам здешние врачи относятся как к родным детям. Не избивают, как раньше, и то хорошо. А тут опекуны заботливые. Готовые отблагодарить за внимание именно к конкретному пациенту. Зачем же отказывать им? Попросили «проколоть», они и прокололи. Уколом больше, уколом меньше – какая разница? Хуже, чем есть, уже не сделаешь. Таким образом, те, кто был заинтересован в смерти Сергея, могли быть уверены в том, что рано или поздно она наступит. Не вообще как таковая смерть, а именно скоропостижная. И очень неожиданная для всех. В чем здесь нюанс? Понятно – во времени. Никто не может с точностью до секунды предсказать, когда оторвется тромб. Но, по-видимому, на этом этапе нашим таинственным друзьям гораздо важнее было избежать риска и малейших подозрений. Нужно было, чтобы «естественность» этой смерти не вызвала вопросов ни у кого – ни у полицейских, ни у врачей. Если бы одного курса «усиленной терапии» не хватило, не сомневаюсь, «настойчивые опекуны» инициировали бы проведение второго. Следовательно, они не торопятся и в случае необходимости могут ждать. Сколько? И от чего это зависит, вот что интересно узнать. Будут форсировать историю с дядей или могут залечь на дно, ссылаясь на сложности переоформления и оттягивая до бесконечности момент его реального вступления в наследство? «Если первый этап неизвестного нам плана – это Сергей Чугуев, то второй, несомненно, Борис Зиновьев. Что было задумано в отношении него? Навряд ли планировалось просто передать ему деньги. Гораздо вероятнее, что он либо должен в качестве наследника совершить какие-то конкретные действия, необходимые «кукловодам», либо просто перестать существовать, представив миру в качестве себя кого-то совсем другого. Сложноватая схема. Сначала один, потом другой. Но в определенном смысле – вполне оправдано и даже, можно сказать, идеально. Дядю из глухой деревни вот уже почти на протяжении года практически никто не видел в лицо. Кто может знать, какие изменения могли произойти за это время? Может, он весь мхом покрылся в этом своем лесу. Для подмены обстоятельства подходят не просто хорошо, а идеально. Бороду погуще отрастить – и паспорт менять не придется. Да, надо съездить к тете Фире, послушать, что она скажет…» Гуров вышел из больницы, сел в машину и отправился в нотариальную контору. Офис нотариуса располагался недалеко от центра столицы, в том же районе, что и фонд «Милосердие». Сверившись с записями в блокноте, чтобы уточнить номер дома, он припарковался в ряду разномастных автомобилей, выстроившихся вдоль тротуара. Войдя в дверь, над которой находилась весьма солидная вывеска со словом «Нотариус», Лев попал в небольшой вестибюль, где несколько человек ожидали приема, сидя на диванчиках. Секретарша общалась с посетителями через окошечко, похожее на окошечко кассы, а за двумя дверями священнодействовали нотариусы. – Мне нужна Омельянович Фира Израилевна, – сказал Гуров, протягивая удостоверение в окошечко. – Предупредите, пожалуйста. Сделав серьезное лицо, молоденькая секретарша выпорхнула из своего «скворечника» и скрылась за одной из дверей. Через минуту оттуда вышел какой-то озабоченный господин, а следом за ним снова появилась секретарша. – Проходите, вас ждут, – произнесла она, обращаясь к полковнику. Войдя в кабинет, он увидел большой письменный стол, за которым восседала важная дама. Угольно-черные, высоко зачесанные букли, крупные, выразительные черты лица, яркая помада на губах – вот главное, что сразу останавливало взгляд посетителя. «Бедные, дрожат, наверное, перед ней, как банный лист, – с сочувствием подумал Лев о тех, кому приходилось обращаться к этой женщине с деловыми вопросами. – Деликатностью здесь, пожалуй, немного возьмешь. Приступим сразу к главному». – Добрый день, полковник Гуров, – чуть наклонив голову, представился он. – Я провожу проверку по факту смерти Сергея Чугуева и связанному с этим процессу переоформления наследства Дениса Заберовского. Насколько я понимаю, юридическая чистота этого процесса и подлинность всех документов контролировалась вами? – Вы преувеличиваете мою роль, – довольно низким голосом проговорила Фира. – Я не могу ничего контролировать, я лишь заверяю подлинность документов. – Вот и отлично, – ничуть не смутился Лев. – Я как раз и хотел поговорить с вами о подлинности. Думаю, небольшой доверительный разговор принесет нам гораздо больше результатов, чем длительная официальная проверка. У меня к вам всего лишь несколько вопросов, и если вы сможете правдиво и исчерпывающе на них ответить, у нас больше не будет причин отрывать вас от работы. Произнося эту фразу, он внимательно смотрел в лицо нотариуса. Но дама держалась превосходно. Ни один мускул не дрогнул в ее лице при упоминании об официальной проверке. – Буду рада, если смогу вам помочь, – ровным голосом произнесла Фира стандартную формулу. – Верна ли имеющаяся у нас информация о том, что переоформлением наследства, как и в случае с Сергеем Чугуевым, занимаются душеприказчики господина Заберовского? – Да, верна. – Они действуют по доверенности? – Именно так. – Эта доверенность оформлялась здесь, в вашем присутствии? – Разумеется. – Новый наследник тоже присутствовал при этом? – Странный вопрос, разумеется, – вскинула брови Фира. – Когда все это происходило? – Вчера утром, кажется, около одиннадцати часов, – без запинки ответила Фира. – То есть времени прошло не так уж много. Вы, случайно, не запомнили имя нового наследника этих несметных богатств? – Зиновьев Борис Петрович. – Вы видели паспорт? – Естественно! Как бы я могла заверить подпись? – Да, конечно. Простите, я нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме. Вы не могли бы описать внешность этого Зиновьева? – Внешность? – подчеркнуто недоуменно переспросила Фира. – Да. Мне необходимо уточнить одну деталь, все ее описывают по-разному, – сказал Гуров первое, что пришло в голову. – Что там с его внешностью? Внешность как внешность. Обычная. Темные глаза, черные волосы. Довольно упитан. – Высокий? – Мне трудно судить. Я бы не назвала его высоким, но он выше меня. «Судить тебе трудно, – мысленно чертыхнулся Лев. – А мне, по-твоему, как судить? Выше, ниже. Поди разберись тут с вами». – Оформление всех этих документов, наверное, заняло много времени, – вновь растягивая губы в доброжелательной улыбке, произнес он вслух. – Он часто выходил покурить? – Борис Петрович? Ни разу не выходил. С чего вы взяли? – Просто обычно, если мужчина курит, тем более в такой волнительной ситуации, ему трудно выдержать продолжительное время без сигареты.