– Ну, по сравнению со мной – точно пожилой, – упрямо повторил Вова. – Значит, не будешь рассказывать, как убил Дину Маслову? – еще раз на всякий случай спросил Крячко. – Нет, потому что меня в тот момент в доме не было, – повторил Ольшанский. – И Вероника тоже не убивала, там так получилось, по ее словам, что спустя полминуты, как они закончили разговаривать и Ника закрыла дверь, раздался выстрел. Или выстрелы – она точно не помнит, сколько их было. А потом какая-то машина отъехала от дома. Какая именно – она, конечно, не запомнила и не стала высовываться в окно, потому как очень испугалась. И долго не хотела дверь потом открывать. Наконец все-таки открыла, а там… Ну, короче, там труп лежит на крыльце. Она и сбежала оттуда. И честно вам скажу, товарищ полковник, что я на ее месте тоже сбежал бы. Это мне, можно сказать, повезло, что я в это время был в Щелково. А то еще непонятно, что с моими нервами было бы… Крячко еще раз испытующе посмотрел на молодого человека. Он действительно вызывал не то чтобы симпатию, но определенное уважение. Опираясь на свой богатый полицейский опыт, Крячко понимал, что на девяносто с лишним процентов парень не врет, вопрос только в том, что сейчас по этому же поводу говорит его подруга Вероника Крайнова… …А Вероника, постоянно срываясь на истерику и рыдания, наконец рассказала Гурову о своей встрече с Диной Масловой и том страшном событии, которое последовало за ней. – Она сразу же согласилась приехать ко мне. Я ее целых три раза предупредила, что, если она вдруг сообщит моим родителям или полиции, то все отношения между нами закончатся. Это будет невероятным предательством с ее стороны. И тетя Дина заверила меня, что никто, абсолютно никто об этом не узнает. И что она придет в село, когда стемнеет, а лучше даже чуть позже, чтобы никто ее не увидел. Она постучала мне в окно два раза, как мы условились, где-то в половине двенадцатого. Ну или чуть позже. – О чем вы говорили? – Она сказала, что поговорит с моими родителями насчет экзамена, и настоятельно советовала мне вернуться домой. Но я сказала, что все решено и мы уезжаем в Питер. Особо она меня не отговаривала, а насчет родителей обещала. Вот, наверное, и все. – А скажи, Вероника, почему все-таки ты выбрала Дину? Она действительно самый близкий тебе человек? Ближе мамы с папой? – Папа… – Вероника закусила губу и отвернулась. – Вообще-то я звонила папе… – Что? – Гуров слегка удивился. – Звонила папе? Когда? – Тогда же! Вчера! – После смерти Дины или до? – уточнил полковник. – После, – вздохнула Вероника. – С папой у меня отношения лучше, чем с мамой. Он меня хотя бы пытается понять. А мама – нет! Но все-таки позвонить ему и таким образом подставить себя и Вову я не решилась. Я хотела сначала поговорить с тетей Диной: узнать, как они вообще настроены, родители то есть. – Ну и что же тебя сказал папа? – поторопил ее Гуров, которому момент с мотивами звонка Дине Масловой был уже ясен. – Да практически ничего. Быстро проговорил, что говорить не может, что побеседуем завтра, и отключил связь. – Значит, отец отказался разговаривать с тобой? – Я поехала в Москву, чтобы переждать ночь в «Макдоналдсе», проезжала мимо его офиса – ну, так получилось – и увидела его машину. Она стояла припаркованной там, но окна в офисе были темными. Он ответил чуть позже и сказал, что сейчас занят… А я не успела даже сказать, что ушла из дома… Наталья Николаевна, что удивило Гурова, не очень-то и обрадовалась, когда полковник сообщил ей по телефону, что ее беглая дочь Вероника нашлась. Как показалось Гурову, женщина была чем-то сильно расстроена и даже, скорее всего, заплакана. – Да, конечно, сейчас… Я приеду, – упавшим голосом подтвердила она. Спустя час в кабинет на Петровке она вошла в сопровождении мужа. Как и предполагал Гуров, на Крайновой лица не было. Вероника сидела в углу кабинета и при появлении матери сжалась вся в комок. Та бросила на дочь взгляд и, казалось, облегченно вздохнула. Но это было мимолетно – на лице Натальи Николаевны вскоре отразилась вселенская скорбь. Никаких объятий и слез не последовало – как будто произошло некое рутинное и ожидаемое событие. А Эдуард Васильевич прошел в угол кабинета, остановился прямо перед Вероникой и, укоризненно покачав головой, произнес: – Ну ты и даешь! Впрочем, я ожидал от тебя нечто подобное, не думал, правда, что это произойдет сейчас. Я бы на твоем месте все-таки подождал где-то с месяц, а то и больше. – Так получилось, – глухо ответила Вероника, уставившись в пол. – Ну и ладно, – махнул рукой Крайнов, присаживаясь на стул возле стола, за которым сидел Крячко. – Да вот не совсем ладно, – тут же возразил Станислав. – Дело осложняется тем, что совершено убийство. А у вас – вот ведь какое совпадение – из дома пропал спортивный пистолет. Крайнов в ответ молча пожал плечами. Потом повернулся и пристально посмотрел на дочь. Та отвела глаза, и Эдуард Васильевич побелел. – Вы хотите сказать, что это она убила Дину? – несколько пугаясь своих слов, спросил он, показывая широким жестом на свою дочь. – И она взяла пистолет? – Мы это как раз и выясняли с вашей дочерью и ее, так сказать, молодым человеком. Но так и не выяснили, – спокойно проговорил Крячко. – Но послушайте… – Крайнов впал в замешательство и пытался думать на ходу, выдвигая доводы в пользу дочери: – Не хотите же вы сказать, что молодая девчонка совершила выстрел из пистолета? Да она и стрелять-то не умеет, господи! И не интересовалась никогда пистолетом. И вообще, зачем ей убивать Дину? Она ее обожала! Больше, чем мать! – бросил он последнюю фразу с каким-то победным, как показалось Гурову, видом. На Наталью Крайнову это произвело ожидаемо негативное впечатление. Она вскочила со стула, метнула гневный взгляд в сторону мужа, попыталась что-то сказать, тыча в него пальцем, но потом вдруг резко повернулась к скромно сидевшему в стороне Вове Ольшанскому: – Это вот он во всем виноват! Это же бандит, похоже, настоящий. – Вы бандитов, наверное, нечасто видите, – чуть усмехнулся Вова, оглядев с ног до головы Наталью. – Впрочем, извините, конечно… – добавил он. – Да, я виноват, куда же теперь деваться. Мы бы все равно вам сообщили и дали знать, если бы все получилось. – Он еще и издевается! – всплеснула руками Наталья и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась. – Это он и убил Дину! Это он! – Мама, его не было там, – послышался голос Вероники из угла кабинета. – Там была только я. – Наталья Николаевна, давайте пройдем в соседний кабинет, – предложил Гуров. – Или хотя бы выйдем в коридор. Крайнова пожала плечами, вышла из кабинета и встала возле стены напротив. – Что случилось-то, Наталья Николаевна? Я имею в виду – может быть, у вас есть какая-то информация по делу Дины Масловой? Мне показалось, что вы были очень расстроены, когда приехали сюда. Наталья нервно дернулась, потом замахала руками – мол, ничего такого не случилось, но в конце концов опять заплакала. Правда оказалась для нее слишком непосильной ношей и быстро выплеснулась наружу. – Дело в том, что мой муж разводится со мной, – сквозь рыдания выдавила она из себя. – Из-за случая с Вероникой? – даже не став делать вид, что удивлен, предположил полковник. – Нет… Не знаю… В общем, разводится… – Он объявил вам об этом сегодня? – уточнил Лев. – Да, еще до того, как вы мне позвонили. Но ничего, ничего… Сейчас Ника будет дома, и я надеюсь, что все утрясется. В этот момент из кабинета выглянул Крячко: – Лева, я хочу с тобой перекинуться парой слов. Там с задержанными майор Головкин побудет. А вы пройдите, пожалуйста, в кабинет, – обратился он к Край-новой. Та кивнула головой и направилась к кабинету. – Слушай, Лева, а почему мы игнорируем этого хлыща? – спросил Крячко, как только дверь за Крайновой закрылась. – Ты про кого? – Про этого плейбоя, мать его! – презрительно бросил Крячко. – Про Эдуарда, что ли? – Ну да, про этого Эдика-шмедика, – добавил презрения Станислав. – Смотри, Лева, алиби у него нет… – Алиби у него, скорее всего, будет – он же в Подмосковье на каком-то объекте был, – возразил Гуров. – Ага, а Вероника говорит – машина стояла возле офиса. – Ну и что, возможно, в Подмосковье они выезжали на каком-то другом транспорте. – А я тебе так скажу – машину он оставил у офиса, чтобы не светить ее под камерами, а сам поехал в это село на другой машине и там грохнул Маслову. – Зачем? – вонзил скептический взгляд в напарника Гуров. – Мало ли что… – почесал затылок Крячко и стал рассуждать на ходу: – Относился он к ней показательно плохо. А, судя по его внешности, развратник он еще тот. Может, схлестнулся с ней разок-другой – баба-то она распутная. А та потом – давай деньги, а то жене, то есть подруге своей, все расскажу. Вот тебе, Лева, кстати, и ответ на вопрос – на что она жила. Ну и достала окончательно мужика, и тот ее раз – и в расход. – Ага, Стас, из своего пистолета, подставляя себя… Вот прямо так… И к тому же в селе, в доме, где пряталась его сбежавшая дочь. Ну что за абсурд, Стас?! – покачал головой Гуров и решительно направился в сторону кабинета, но Крячко остановил его, схватив за рукав: – Пистолет его! Он не найден, кстати… Этих малолеток обыскали, пистолета у них нет. Значит, не они. А кто? – Выбросили, Стас, как улику! – Гуров повысил голос, так как начал уже раздражаться. – Кто бы это ни был, выбросил давно как улику. – А обыск устроить у плейбоя все равно надо, – упрямо стоял на своем Крячко. – И ордер я получу быстро. Между прочим, машина Крайнова здесь стоит, – кивнул он на парковку напротив Главка. – Будет он тебе ствол там держать, из которого совершено убийство! – Гуров махнул рукой на Станислава, решительно вырвал из его руки свой пиджак и открыл дверь кабинета. – А вот давай поспорим! – азартно воскликнул за его спиной Крячко, чем заставил Гурова остановиться и снова закрыть дверь кабинета. – Ну что ты несешь? – устало спросил он. – Какие споры? Ерунда! – Лева, я кожей чую, что прав! Зуб даю! – В голосе и взгляде Стаса была такая уверенность, что Лев сам засомневался. – Зуб даю! – для пущей убедительности повторил Крячко и возбужденно ткнул напарника в бок. – Да нужен мне твой зуб! – в сердцах воскликнул тот. – Да я не на зуб спорить буду! На ящик пива! – А прокурор? – все еще не сдавался Лев. – Думаешь, он тебе ордер на обыск даст? – Мне? Выпишет вмиг! Спорим? Я сейчас мгновенно все организую!