– И теперь выходит, что ты его должник, – закончила свою мысль Милли. – Ну он мне этого не говорил. – И не скажет, пока счет не предъявит. А он его непременно предъявит, смею тебя заверить. Это же Мюрат. – А кто он? – задал я давно интересующий меня вопрос. – Мюрат? Это кот, который гуляет сам по себе. Причем гуляет, уже не разбирая, где чья крыша, и собирая еду из чужих мисок. И это кое-кому начинает очень не нравиться. – И что этот кое-кто хочет от меня? – задал я вопрос в лоб. – Скажем так. Своевременно сообщать кому-нибудь, ну например, мне, о том, что именно интересует Мюрата. – Ну это при условии, что я с ним встречусь или он меня найдет. Мы как тогда у Хексбурга расстались, так больше и не виделись. – Найдет, найдет, – успокаивающе обнадежила меня Милли Ре. – Ты ему нужен. – Я? – Мое удивление было вполне искренним. – Да на кой? – Ты любимец Седой Ведьмы, – констатировала Милли. – А значит, знаешь чуть больше, чем остальные. Ну или можешь знать. – Да ладно. Я в большую политику не суюсь. Рылом не вышел. – Ну да. И именно поэтому Ведьма поручает Мюрату приглядывать персонально за тобой, чтобы ты до выхода дошел. Ну или до точки, где можно вещи забрать. Эва как. Не знал, забавно. Но почему у меня появляется чувство, что я в очередной раз становлюсь пешкой на чужом поле? – Трогательная забота, – отметил я. – Я иногда начинаю забывать, к какому клану принадлежу. Такое ощущение, что «Гончие» меня опекают больше, чем родные «Буревестники». – Да так оно и есть. И вообще, переходил бы ты к нам, не мудрил бы. Что тебя держит у этой истерички Элины? – Я подумаю. Кстати, Мюрат задал мне один вопрос, который меня удивил. – Да? – заинтересовалась Милли. – И что за вопрос? – Он спросил, есть ли у меня билеты на флагман армады, уходящей на Равенхольм. – И? – Я сказал правду, что есть. А что здесь такого, это не закрытая информация. – Ну да, ну да. – Милли задумалась. Тем временем нам принесли заказ, после еды разговор сам собой сошел на нет, и вскоре Милли отбыла, предварительно напомнив мне, что, если Мюрат возникнет, что-то спросит у меня или о чем-то попросит, я ей сразу же просигнализирую. Я рассчитался по счету, отметил, что, пожалуй, расчет за такси был честный – еда и информация. Придя к такому выводу и решив подумать обо всех этих хитросплетениях и интригах после, я отправился в город, на поиски моего следующего пункта плана. И вот если он выгорит, то у меня есть все шансы попасть к подножию трона в ближайшее время. Глава 11, в которой репутация героя начинает приносить ему дивиденды – Скажите, уважаемый, – остановил я городского стражника, идущего куда-то с гордым и важным видом. – Где здесь миссия ордена Плачущей Богини? – Это почти рядом с чертогом кенига. – Стражник вытянул руку. – За квартал до него. Идите туда и будьте уверены, что мимо не пройдете. Я поблагодарил стражника и двинулся в указанном направлении. Надо отметить, что добрый стражник не соврал – действительно, пропустить миссию было бы невозможно даже при самом большом желании. Это было высокое здание из красного кирпича, больше похожее на двухэтажный барак-переросток. Но не это поражало воображение, а приделанная к крыше огромная эмблема ордена, представлявшая собой слезу в круге. В сочетании с красным удлиненным зданием все это вместе смотрелось если не чудовищно нелепо, то как минимум забавно. И здорово смахивало на Цитадель Зла со всевидящим оком Саурона, но в местечковом исполнении. Знаете, эдакий лайт-вариант. Учитывая, что сам по себе орден стоял на защите добра, все вместе это производило убийственное впечатление. Мечта Церетели, одним словом. Я поднялся по крыльцу, старательно пряча улыбку, – нехорошо входить в серьезное учреждение, лыбясь без дела. Тем более, у входа небось опять сидит какой-нибудь монах с заупокойным выражением лица, и моя улыбка может выйти мне боком. Войдя в здание, я, как и ожидал, действительно увидел монаха с довольно постным лицом, идущего к двери и видимо услышавшего колокольчик, который брякнул при ее открытии. – Что орден может сделать для вас, добрый человек? – вежливо поинтересовался он. – Да ничего особенно не может, – ответил я. – Мне бы с майордом местным поговорить, привет ему передать. – В нашей миссии нет майорда, – озадачил меня монах, который явно не видел моей репутации в ордене, это чувствовалось по его общению. – Да? – удивился я. – Но руководитель же есть какой-то? – Гроссмейстер Улоф дер Боттом возглавляет миссию ордена в Хольмстаге, – торжественно ответил монашек. – Но он принимает только очень важных персон. К тому же он сейчас крайне занят, дела капитула. Боюсь, добрый путник, ты не сможешь с ним встретиться. Но если угодно, я могу позвать кого-нибудь из младших братьев, и ты изложишь свое дело им. – Скажите, брат… как ваше имя? – Брат Петер, – смиренно ответил монах. Кстати, что забавно. Богов нет, монахи есть. Какая-то неувязка выходит. Нет, понятно, Плачущая Богиня и все такое. Но Петер не из ордена, так кому же он поклоняется? И монах такой правильный – ряса, четки, поясная веревка, не помню, как она называется… – Так вот, брат Петер, скажи мне – вовсе нет никакой возможности попасть к гроссмейстеру? Прям такие важные дела? Я все-таки не абы от кого привет принес, от самого Гуго фон Шлиппенштайна. – Никакой. – Имя майорда Гуго на брата Петера не произвело ожидаемого впечатления. – Я же вам говорю – третьего дня прибыл полномочный представитель капитула, полный рыцарь храма, от самого великого магистра Лео фон Айхенвальда. Они с гроссмейстером дер Боттомом важные вопросы решают. Точнее, будут решать, поскольку рыцарь храма к кенигу отошел, но вот-вот вернется. Да, кстати, вот и он. Дверь скрипнула, колокольчик брякнул, и я обернулся, чтобы увидеть торчащие хохолком волосы и серые глаза моего старого приятеля. Еще я сразу обратил внимание на две детали – золотую рукоятку меча и такой же золотой символ ордена, выбитый на доспехе слева. Видать, сделал фон Рихтер карьеру в ордене, и неслабую. Когда только успел. Посмотрим, как у него теперь с моральными качествами, – если он все тот же славный парень, то это мой шанс попасть к кенигу. Если нет… Значит, будем думать. – Ну что же, – громко и с расстройством в голосе сообщил я монашку. – Если у ордена Плачущей Богини на меня попросту нет времени, то жаль. Всего доброго. – Я кивнул брату Петеру и снова повернулся к фон Рихтеру. – Лэрд Хейген! – неверяще произнес тот. – Это вы? – А, Гунтер, – улыбнулся я. – Конечно я, а кто же еще. Вот, зашел в твой орден, привет здешнему руководителю передать от дядюшки Гуго, про тебя спросить – как ты, жив ли, здоров? А меня не пускают. Рожей, говорят, не вышел. – Такого я не говорил, – немедленно сообщил брат Петер. – Я сказал, что гроссмейстер занят. – И что он принимает только очень важных персон, к коим я, по вашему мнению, не отношусь, – сварливо уточнил я. – Боги, да что вы такое говорите, лэрд Хейген! Петер, запомни этого рыцаря и пускай его в нашу миссию в любое время дня и ночи. Гунтер шагнул вперед и обнял меня, как и полагается рыцарю, – сурово, по-мужски. Я вообще не сильно жалую новомодные обычаи – нежные мужские обнимания с поцелуями, все эти: «Здравствуй, дорогой», с чмоками, но тут было другое. Это была некая часть неведомого мне ритуала. На всякий случай я тоже его приобнял и похлопал по спине. – Узнал, старый черт, – улыбнулся я. – Узнал! – Откуда вы здесь? – отпустил наконец меня Гунтер. – Какими судьбами? И как вовремя! – Так и будем тут разговаривать? – иезуитски поинтересовался я. – Боги, какой я остолоп! – искренне расстроился фон Рихтер. – Конечно же идемте наверх, в залу. Я немедленно представлю вас гроссмейстеру. – Гунтер, а ты-то какими судьбами тут оказался? – спросил я, поднимаясь по лестнице. – Тебя вроде куда-то к черту на кулички заслали? – Ну да, – согласился со мной фон Рихтер. – В капитул отправили, к великому магистру Лео. Там некоторая ситуация вышла, получилось так, что я его спас, к этому времени еще и реляция майорда Гуго подоспела, про ведьмака и все остальное. Тогда Айхенвальд и совет решили меня посвятить в рыцари храма и ввести в капитул. Я-то сам был против, не считаю я, что достоин такой чести, но совет не переубедишь. И ведь не врет, и впрямь на совете своем говорил, что недостоин, и душой даже не кривил. Хорошо, фон Рихтер, что ты в этом мире живешь, а не в нашем. Тяжело тебе у нас пришлось бы, ой тяжело… – Если бы не это посвящение, я бы на восток поехал, за вами следом, как и обещал. Но меня сюда направили, по просьбе кенига. Тут очень плохие дела творятся, лэрд, очень. И вас нам сама богиня послала, я вам точно говорю. Спорный вопрос. Это меня вам или тебя, о мой наивный друг, мне. Мы вошли в зал, очень вычурно украшенный, с мозаичным полом, большими окнами и оружием, развешанным по стенам. Аскетизмом миссии во Фладридже тут и не пахло. Непохож был на фон Шлиппенштайна, в котором все выдавало бывалого вояку, и колобок, выкатившийся из противоположного конца зала и являвшийся, судя по всему, гроссмейстером ордена Улофом дер Боттомом. – Фон Рихтер, друг мой, вы вернулись, – немного писклявым голосом сказал колобок. – Вы довольно быстро. Как там кениг, все еще пребывает в печали и растерянности? И кто это с вами? Позвольте сразу представиться – Улоф дер Боттом, гроссмейстер ордена. Толстячок отвесил мне церемонный поклон. – Гроссмейстер Улоф, позвольте вам представить одного из самых отважных и благородных людей, каких я встречал в своей жизни. Черт, я сейчас либо взлечу от гордости, либо умру от скромности. Как же фон Рихтер любит эти высокопарности. Ничему человека Кролина не научила… – Лэрд Хейген, – и рука Гунтера указала на меня.