— Ну что же вы, граф, стесняетесь. Вы сделали прекрасный выбор. Диана дАжени — настоящая красавица, — продолжал он, внимательно изучая лицо жертвы, — жаль только, она не для вас. Надеюсь, что вы не станете просить у меня ее руки? Иначе вы станете... дайте подумать... седьмым за последние десять дней. Вы, конечно, ее заслужили. Но ланселотство дело такое...подвиги совершает Ланселот, а на прекрасной Гиневре женился все равно король Артур. — Что вам угодно, Ваше Преосвященство? — Ролан вскинул голову. Он был бледен, как мел, но глаза его смотрели прямо, без боязни. Если Мазарини не замолчит сейчас, Ролан за себя не ручался. Возможно, он просто размозжит ему голову подсвечником. Или задушит голыми руками. Мазарини прекрасно знал, что каждое его слово жалит стоящую перед ним жертву. Но ему нужно было его хорошенько распалить прежде, чем он сделает ему весьма необычное предложение. Ролан де Сен-Клер всегда нравился ему. Он был весьма неординарной личностью, и нужно использовать его в своих целях, дать ему шанс проявить себя в конце концов. И уж конечно избавить Париж от его присутствия, потому что неизвестно, что он выкинет, когда его распрекрасная сеньора де Ла Бланка будет выходить замуж второй раз. Да, первое задание он провалил. Диана вышла замуж вместо того, чтобы быть доставленой в Париж в девстве, и прискакала она в одиночестве на коне, а не прибыла в карете в окружении слуг, как ей подобало по рангу. Кардинал смотрел на молодого человека, прищурив глаза. Стоит ли дать ему второй шанс? — Вы знаете, граф, у меня есть рукопись, — проговорил он вкрадчиво, — я думаю, что зачитаю особенно удавшиеся ее части Ее Величеству сегодня вечером. Она любит красивые любовные истории. Думаю, она будет в восторге. А уж пассаж о преданности? Когда ваш слуга бросает красавицу на пол пути, чтобы приставить пистолет к уху французского посла? Или вот такое..., — он обошел стол, достал рукопись, и перелистнул несколько страниц, — тут пишут, что наш ланселот за две недели в застенках не произнес ни слова. Сам аббат монастыря поставил против него сто песо... и проиграл. Чувствуя, что его начинает трясти от бешенства, Ролан сжал кулаки и уставился в пол, чтобы только не сказать лишнего, чтобы даже взгляд не выдал его. В голове он прокручивал безумную мысль отобрать рукопись у Его Преосвященства, бежать с ней, спрятать или сжечь, а уж потом, оказавшись в Бастилии за покушение на кардинала Франции, думать, что делать дальше. Он почти что приступил к осуществлению своего плана, когда Мазарини положил бумаги в шкатулку, а шкатулку поставил в сейф. Щелкнул замок, и Ролан до крови прикусил губу. Бумаги стали недоступны. — Даже не думайте выкрасть мои бумаги, молодой человек, — усмехнулся кардинал, опираясь о стол, — этого еще пока никому не удавалось, — он помолчал, довольный тем эффектом, который произвел его трюк, — а теперь давайте поговорим уже серьезнее. У меня к вам есть поручение. Ролан посмотрел ему в лицо. Окажись Мазарини на Феристоне, он бы не задумываясь пустил его по доске под улюлюканье своей команды. Он даже видел, как старик в красной сутане идет через борт по качающейся доске, и выкрикивает просьбы о пощаде. Пощады он не заслужил. — У меня, молодой человек, возникли проблемы, — кардинал прошелся, заложив руки за спину, и Ролан вынужден был оторваться от своих грез, — Испания выразила нам протест по поводу нападения французских корсаров на Санто-Доминго. Командовал ими известный персонаж по имени де Мер. Теперь же переговоры с Испанией о мире встали в тупик. Испания требует выдать де Мера, прежде, чем мы приступим к обсуждению династического брака между нашим королем и их инфантой. Как вы понимаете, нам союз выгоден, но он невозможен, пока на Карибах бороздит моря этот разбойник. Испания потребовала голову де Мера, и тогда наши переговоры могут быть продолжены. Надеюсь, вы понимаете всю важность заключения мира между Францией и Испанией. Это положит конец затяжной войне, которая выматывает оба королевства, и наконец-то мы сможем отстаивать свои интересы не мечом, а пером. Ролан хотел спросить, какое отношение ко всей этой истории имеет он сам, но промолчал. Он понимал, что глупо попался в расставленные сети, напав на Санто-Доминго. В Новый Свет его послали не просто так. И если раньше Мазарини просто что-то подозревал, не имея доказательств, то сейчас он точно знает, что де Мер стоит прямо перед ним. Если его выдадут Испании, то он скоро окажется там же, откуда недавно вышел. В каменном мешке и застенках. Только на этот раз его уже не пощадят. От этой мысли хорошо знакомый животный страх заполз ему в живот, и из живота холодом сковал ноги и сердце. Последним усилием воли он заставил себя успокоиться. Вряд ли кардинал готов выдать его испанцам, иначе вместо кабинета Его Преосвящнства он давно оказался бы в Бастилии. Его оцепенение было принято Мазарини, как проявление выдержки, потому он смотрел на Ролана насмешливо и доброжелательно. Он усмехнулся в усы, поздравляя себя с хорошо выполненной работой. Теперь Ролан де Сен-Клер готов выполнить любой его приказ. — Чем могу служить вам, Ваше Преосвященств? — слова прозвучали, как будто их произнес кто-то другой. Ролан сжал губы, боясь, что скажет лишнего. — Я подумал, господин граф, — Мазарини наслаждался произведенным эффектом и рассматривал жертву, любуясь ею, — что вы могли бы оказать нам услугу. Мне нужен человек, который мог бы отправиться за море, и наконец-то усмирить этого головореза де Мера. Эту миссию я хотел бы поручить вам. Ролан резко поднял голову. Он удивленно смотрел на кардинала, а потом вдруг заулыбался. От мысли, что кардинал пощадил его, и что Испания и все ее прелести не станут для него снова реальностью, он готов был пасть к его ногам и возносить хвалу с утра до ночи. Но он просто заулыбался и склонился в поклоне. — Я готов служить вам, Ваше Преосвященство. Мазарини тоже усмехнулся. Мальчишка отлично его понял. Хорошо, когда имеются люди, которым не надо все объяснять дважды. — Я назначаю вас адмиралом флота Его Величества в Новом Свете. Надеюсь, что через полгода я получу голову разбойника де Мера или..., — он испытующе посмотрел на Ролана, брови которого непроизвольно полезли на лоб, — или узнаю от вас, что проклятый пират пошел ко дну. Таким образом вы заслужите славу, а я наконец-то смогу продолжить переговоры с испанской короной. Ролан снова поклонился, пытаясь осознать то, на что только что согласился. Стать адмиралом флота в двадцать лет — это нечто совершенно невероятное. Он непременно оправдает доверие кардинала, и тогда тот не постоит за наградой... — А за наградой я не постою, — сказал Мазарини. Он не собирался выпускать мальчишку в таком радостном расположении духа, — когда вы вернетесь, я устрою вашу свадьбу со своей племянницей. Оливия давно положила на вас глаз, и, думается, она очень хорошо подходит вам и по рангу, и по темпераменту. О помолвке я готов объявить еще до вашего отъезда. Ловушка захлопнулась. Ролан сжал губы. Он не имел права сказать ни слова против. Этот человек имел над ним неограниченную власть. Он мог и отправить его в Испанию, и сгноить в Бастилии, предьявив обвинение в пиратстве. Сделка, предложенная Мазарини, устраивала Ролана во всем, кроме женитьбы. В голове у него проскользнуло несколько вариантов поимки де Мера, и настроение резко улучшилось. Когда он вернется, утопив де Мера где-нибудь в бухте Тортю, предъявить ему будет уже нечего. Никаких доказательств, кроме догадок, у кардинала нет. Тогда он сможет с более сильной позиции обсудить свою помолвку с Оливией Манчини. — Это слишком большая честь для меня, Ваше Преосвященство, — Ролан склонил голову, но кардинал успел заметить, как загорелись его глаза, — я не знаю, как вас благодарить за нее. Но умоляю отложить помолвку. Ведь если со мной что-либо случится за морем, мадемуазель Оливия вынуждена будет носить годовой траур, а это может плохо повлиять на ее возможность удачно выйти замуж. Мазарини склонил голову на бок, размышляя, стоит ли ослабить хватку. Мальчишка ему нравился, и он был бы совсем не против женить его на своей строптивой племяннице. Возможно, когда мальчишка вернется с Карибских островов, потребуется сделать небольшую рокировку, и вместо старшей сестры подсунуть ему младшую. — Хорошо, дорогой мой граф, — кивнул он, — я признаю правильность ваших аргументов. Идите с Богом, и готовьтесь к отъезду. Сегодня я подпишу ваше назначение, а через два месяца вы должны быть на месте. Его снова пощадили. Ролан сжал в пальцах эфес шпаги. Аудиенция была окончена, и он, с трудом волоча ноги, чудом добрался до своей комнаты. Ему повезло, было раннее утро, и все обитатели Лувра отсыпались после бессонных ночей. Он шел пустыми коридорами, понимая, что находится в полной власти этого человека, который сначала издевался над ним, запретив думать о Диане дАжени, потом угрозами заставил отправиться в Новый Свет охотиться на самого себя, а в качестве приза навязал в жены Оливию Манчини, что означало бы не просто свадьбу, а полное поражение. Оливия — это слава, почет, деньги и отличное положение при дворе. Он упал в кресло у окна и сжал голову руками. Диана будет всегда рядом с ним. Он сможет видеть ее ежедневно, но никогда не посмеет даже коснуться ее. Потому что на малое он не согласен, и никогда не согласится стать ее любовником. Ролан потянулся к бутылке с вином, плеснул себе анжуйского. Он никогда не женится на Оливии. Его женой может стать только Диана дАжени. Просидев так долгое время, Ролан поднялся и побрел к кровати, надеясь забыться сном несмотря на полуденное солнце, бившее в окно. И только тут осознал, что он покидает Париж, а Диана — остаётся. Одна, газель среди хищников. Глава 10. Интриги Известие о том, что двадцатилетний граф де Сен-Клер возглавит королевский флот в Новом Свете, быстро разлетелось по Лувру. Узнав об этом, Луи спросил сначала у кардинала, а потом у самого Ролана, что собственно происходит, и получил два разных ответа, которые он долгое время пытался свести воедино, пока не понял, что оба просто-напросто врут. При попытках расспросить подробнее, Ролан отмахнулся от него, перейдя на другую тему. — Чтобы заслужить руку прекрасной Оливии и не на такие подвиги можно пойти, — рассмеялся он. Их свадьба была делом решенным, хотя официальной помолвки объявлено не было. Между ними стоял только морской разбойник. Ролан обязательно убьет его, привезет кардиналу его голову, и тогда сможет повести мадемуазель Манчинчини к алтарю. Оливия торжествовала, щелкнув по носу Анну де Вернель. Впрочем, роман Ролана с Анной не прекратился, и часто его можно было застать в ее покоях. И только несчастная Нелли не Ламбаль сильно страдала от его измены. Совсем недавно она отдалась ему в саду по страстной любви, и теперь, видя свою счастливую соперницу, не всегда могла сдержать слезы. Слишком тихая и боязливая, она никогда не встала бы на пути у такой яркой красавицы, какой была Оливия Манчини, но сейчас готова была на многое, лишь бы Ролан де Сен-Клер хоть иногда смотрел бы на нее. Ролан же хорошо играл свою роль. Он поклялся себе, что ни за что не женится на Оливии, которую не только не любил, но презирал. Девушка, несколько лет назад отдавшаяся Луи, не была годна ему в невесты. И как бы хорошо ему ни заплатили за женитьбу на ней, он не мог на это пойти. Дни до его отъезда бежали, как бешеные, и он сходил с ума от мысли, что Диана дАжени останется при дворе одна, без его присмотра. Друг его, которому раньше он доверял, как самому себе, сам был влюблен в нее, и на него невозможно было положиться. Ролан чувствовал, что Диана нуждается в опеке более опытного человека, что она, совсем неискушенная в интригах и любви, падет жертвой одной из тех, кто завидует ей. Возможно, Ролан недооценивал Диану, но опасения его были не напрасны. Более того, видя, сколько мужчин крутится вокруг нее, он понимал, что нет такого средства, которое убережет его красавицу от их домогательств. Пока он был рядом, он мог защитить ее, но как только он покинет Старый Свет, она останется беззащитна. Ему было бы спокойнее, выйди она замуж за герцога Вермандуа. Но свадьба была перенесена на следующую зиму, и надежды на герцога тоже не было. С де Савуаром у Ролана вышел странный разговор. — Зачем ты унижаешься перед ней? — спросил Ролан, когда они наконец-то остались наедине и могли поговорить, — ты стал посмешищем, да и мадемуазель дАжени явно не благоволит к тебе. Анри сидел, опустив голову: — Ты просто не знаешь, что такое любовь, — сказал он, — ты был немного и недолго влюблен в Генриетту, немного влюблен в Оливию, хотя я не уверен в этом, ты просто не знаешь, как это, видеть ее с другим.