– Так не знаю. Я б к себе позвала, но у меня – закраснелась, улыбнулась лукаво – гость сегодня. На коврике грязью стекают кроссовки, на вешалке тюбетейка, в комнате музыка. Не до Машки сердобольной продавщице. – Ладно, – хмуро сказал, – если появится, сообщи. Где живем, знаешь. Снова вышел на улицу. Затревожился совсем всерьез. Может, под машину попала? Или плохо стало – в больницу увезли? Во двор Митрич высунулся, первый на весь дом алкоголик. Увидел Юрия, сразу к нему: – Догнаться нет? – Не до выпивки. Машку ищу. Не видел? – Так она сказала, что уходит от тебя на хрен! – доложил злорадно. – Куда? – Не сказала. – А пошла куда? – Да я не смотрел. В сторону парка, вроде. Вот что за идиотка? Вместо того чтоб праздновать, плачет где-нибудь на скамейке. Да из-за чего? Тапочки не того размера подарил?! Так и встретил Новый год один, под вой ветра, в беготне от аллее к аллее и собственный тревожный крик: – Ма-ашка! В час ночи отчаялся. Вернулся домой. Стал больницы обзванивать. В четыре утра пришел в полицию. Пробился сквозь толпу поддатых потерпевших, долго уговаривал уставшего дежурного принять заявление или хотя бы меры. Но капитан отмахнулся: – Мы только по несовершеннолетним заявления берем. У подружки какой-нибудь твоя жена. Утром явится, не волнуйся. Можно бы плюнуть. Вернуться домой – и накатить с горя. От души. Но Юрий вызвал за сумасшедшие деньги такси. Съездил к будущей теще. Убедился, что Марии там нет. Выслушал причитания и укоры. Растерянный, испуганный, голодный, вернулся домой. В отчаянии достал из тумбочки Машкину записную книжечку (бумажную). Начал по всем телефонам, что там были, названивать. Но номера совсем, видно, старые, и добрая половина абонентов вообще не понимала, о какой Маше речь. А другие – просто его посылали. * * * Первого января Дима проснулся от детского плача. В полудреме перепугался: «Мой, что ли, ребенок?» Открыл глаза. Надюшка сладко посапывает, в квартире тишина. Ну, дела! Суток не прошло, как новость узнал, а кошмары начали сниться. Вчера под шампанское, Чайковского, в окружении воспитанных, нарядных детишек из партера грядущее отцовство казалось веселым приключением. А сейчас призадумался. На следующий Новый год их младенцу будет, плюс-минус, несколько месяцев. И как они встретят праздник? Под капризы и вопли? А у него-то была мысль: предложить театралке-Надюшке съездить в Питер. Сравнить «Щелкунчиков» в Главном театре и в Мариинке. Красивый план теперь точно откладывается. Интересно, на сколько? Бабушек-дедушек у них нет, няньку на новогоднюю ночь не найти, а на балет детей только с шести лет пускают. Да и вообще: какие театры, поездки? Все деньги будут на ребенка уходить. Подумал малодушно: «Может, не выносит?» Сразу устыдился, виновато взглянул на Надюшку. Погладил по волосам. Она, не просыпаясь, схватила его руку, прижала к щеке. Беременность ей, наверно, будет к лицу. Но если сейчас начинает капризничать, что дальше будет? И располнеет еще больше. И главным для нее станет не он – а крикливый и требовательный младенец. «Классические страхи молодого отца», – усмехнулся про себя. Сделав усилие, Дима отогнал тревожные мысли и отправился на кухню варить кофе. Прежде они с Надюшкой, по традиции, начинали первый день нового года с бокала шампанского. Но теперь ей нельзя, в одно лицо неинтересно, а на языке наркологов вообще называется алкоголизмом. Ничего. Отметим праздник икрой. Намазывать бутерброды поленился – откусывал хлеб, черпал рыбьи яйца из банки. Хорошо, что Надюха спит, а то б изворчалась. Обычно, когда завтракал один, просматривал новости в телефоне, сравнивал, как об одном и том же событии разные источники пишут. Но сегодня даже минимальной аналитики не хотелось, поэтому тихонько, чтобы не разбудить Митрофанову, включил телевизор. Поют. Пляшут. «Огонек» двадцатилетней давности. В очередной раз «Ирония судьбы». Снова кино – древний «Морозко». Собрался выключить, да попал на новости. Москвичи купили фейерверков и петард на многие миллионы рублей… по кольцевой линии метрополитена курсирует праздничный поезд… и даже хроника происшествий с новогодним отливом: пьяный Дед Мороз остановил на улице прохожего и потребовал рассказать стишок. А когда гражданин отказался – дал ему в глаз. Пострадавший госпитализирован с сотрясением мозга, «добрый волшебник» задержан. «М-да, Новый год в России – сакральный праздник. К нему долго готовятся и еще дольше отходят. Может, все-таки шампанского?» – подумал Дима. Только что благостно улыбавшийся ведущий стер улыбку с лица: – Теперь, к сожалению, совсем не праздничная новость. Сегодня утром в Олонецком парке обнаружили тело молодой женщины. Ей нанесли больше двадцати ударов ножом. Погибшей было тридцать два года, она находилась на девятом месяце беременности. Почему оказалась в новогоднюю ночь в парке одна, неизвестно. По подозрению в убийстве, насколько нам известно, пока никто не задержан. Мертвую женщину, к счастью, не показали – только мрачный, черный мешок и алые пятна крови на снегу. Дима в предзнаменования и прочую мистику не верил. Но вчера, когда поздравлял в театре Надю и выслушивал ее ахи, подумал: нехорошо, что как раз накануне ее сногсшибательной новости он убийство беременной взялся расследовать. А сейчас – того хуже: опять смерть будущей матери. Совсем неподалеку от их дома. И снова в деле фигурирует нож. Дима надеялся, что ведущий расскажет: была ли женщина замужем? Есть ли предположения, кто ее убил? Но на экране снова запестрели праздничные, чепуховые новости, так что Полуянов в раздражении выключил телевизор. На душе совсем тревожно – хотя уверял себя изо всех сил, что никаких знаков судьбы нет и у них с Надюшкой, конечно, все будет хорошо. А тут и подруга проснулась. Румяная, сонная, в коротком халатике вышла в кухню. Улыбнулась лукаво. Предложила: – Давай, может, по глоточку шампанского? Чтобы не нарушать традицию? – Тебе ведь нельзя! – Ну… допустим, я пока ни о чем не знаю. Да и официального подтверждения нет. А он вдруг поймал себя на мысли: вдруг бы беременности действительно не оказалось. Слишком хлопотно. И слишком волнительно. * * * Новый год Полину конкретно утомил. «Действующий» сынуля никак не хотел засыпать, тот, что пока в животе, активно пинался. Муж заранее объявил, что ждет, как минимум, четыре разных салата. Свекровь настояла: нужно обязательно испечь пироги. Вот и металась: от рыдающего малыша на кухню, потом в комнату – очередное подать-принести, и снова к плите. Только на десять минут и присела, когда президент поздравлял. В три часа ночи едва на ногах держалась, а на улице петарды взрывают, – сын проснулся, снова начал рыдать. В общем, не чаяла, когда до постели доберется. А первого января – еще двенадцати не было! – свекровь в их с мужем комнату ворвалась. Всех разбудила – малыш тоже захныкал. Даже обычно безответный супруг возмутился: – Мам! Обалдела совсем? Но та на него ноль внимания, на Полину наскакивает: – В Олонецкий парк больше гулять не ходи! – Боже, ну дайте поспать хоть немного! – простонала молодая женщина. Теперь сыночка своего за плечо трясет: – Скажи ей! Чтоб даже не смела! – Мам, я потом скажу! – Муж попробовал укрыться под подушкой. Не удалось. Сдернула покров, провещала зловеще: – Нет. Сейчас ей мозги вправь! – Да что случилось-то? – Женщину там убили сегодня! Беременную! С Полины сон мигом слетел. Сразу перед глазами вчерашний старик – от которого еле удрала. Никому дома про жуткую встречу она не рассказывала. Но теперь-то что делать?! * * *