Утром первого января Юрия задержали. Убеждали написать чистосердечное, но тот упорствовал: Машку не убивал, а что ссорились – так дело житейское. Орал: – Да, злился на нее. И сдохнуть желал. Но чтобы ножом беременную? Вы за кого меня считаете? Расписаны они не были, проживала покойная Рыжкина на жилплощади сожителя. Свидетельница (продавщица продуктового магазина) утверждала: Мария, когда ребенок родится, планировала на признание отцовства подать и алименты с Юрия взыскивать. Но тот возмущался: – Чушь собачья! Зачем ей на меня заявлять? Ребенок мой. Я и сам собирался. И Машку, и малыша содержать. Опера и следователь считали: дозреет. Признается. Судимый, пьющий. А мотива нет – будто первый раз подобная публика убивает вообще ни за что! Перепил. Надоела. Взбесила. Стокусова закрыли, но следственные действия в других направлениях вести продолжали. Искали возможных свидетелей. Отрабатывали жилой сектор (дома на границе с парком). Народ, как всегда после громкого убийства, активно сдавал подозрительных курьеров в балаклавах и компании пьяных подростков. Безусловного внимания заслуживало заявление Полины Прошиной – молодой мамы, ожидающей второго ребенка. Она пришла в полицию днем первого января и рассказала: гуляла тридцатого декабря в Олонецком парке. Там пристал к ней какой-то дед, пел слезную песню: мол, у него катаракта, а излечить хворь можно исключительно грудным молоком. Полина сначала заинтересовалась – чего бы не подработать. Но старик, оказывается, желал, чтобы целебный нектар ему прямо из груди в глаз закапывали. Предлагал приличные деньги – по десять тысяч за сеанс. Поля пришла в ужас, от страшного старика убежала и мужу на него не пожаловалась. Но сейчас, когда на всех телеканалах про убийство, молчать не может. Савельев велел: охотника за грудным молоком обязательно разыскать. Тем более что время прогулки потерпевшая назвала точно, а на нескольких входах в Олонецкий парк имелись камеры. Обнаружилось и еще одно перспективное направление. В съемной квартирке дома рядом с Олонецким парком располагался нелегальный бордель. В новогоднюю ночь хозяйка заведения, дама по имени Николь (по паспорту Наталья Гринина) устраивала вечеринку. Все гости явились, как было назначено – к девяти, кто-то раньше. И только двое молодых, крепких мужчин приехали после полуночи. Вели себя хмуро, в общем веселье не участвовали. Быстро выпили, потешили плоть и отбыли через пару часов. Николь утверждала: видела она клиентов впервые, имен не знает, паспорта, разумеется, не смотрела. И еще ей показалось, что на рукаве одной из гостевых курток вроде бы кровь. Плюс одежда на ощупь холодная – похоже, не на машине приехали, а шли по морозцу пешком. Видеокамера, установленная на двери подъезда, ее показания подтвердила: действительно вошли в логово разврата в 0.15. Отбыли – в 2.05. Фотографии визитеров (довольно четкие) у следствия имелись, но в базе данных правоохранителей мужчины не значились. Проследить их маршрут (как до новогодней полуночи, так и после нее) тоже не получилось. Хотя по логике должны были где-то еще «в кадр» попасть – пешком ли, за рулем автомобиля, пассажирами общественного транспорта или такси. Но городская система распознавания лиц еще не успела опутать весь город, да и вообще иногда давала сбои. Также оперативники искали свидетелей, видевших Марию Рыжкину в новогоднюю ночь. Но таковых пока установить не смогли. Одна из видеокамер выхватила, как потерпевшая входит в Олонецкий парк в 21.18. Стокусов пробежал мимо того же объектива в 23.27. От входа до пруда – минут десять быстрым шагом. А время смерти, вероятнее всего, около полуночи. Не в пользу Юрия и факт, что он – с его слов – пока бегал по парку, где-то выронил телефон, да так потом и не нашел. Аппарат Рыжкиной тоже исчез бесследно. Подозрительно? Безусловно. Они могли договориться встретиться. Именно у пруда. И мобильник Стокусов не предъявляет, потому что боится: сотрудники полиции смогут восстановить даже стертую переписку. Да, вроде бы вскоре после одиннадцати он вышел на поиски (чему есть свидетели). В 23.27 вошел в парк. Но Марию-то убили незадолго или вскоре после полуночи! Юрий запросто мог все спланировать и велеть ей ждать у пруда. Сам убил, а паника, поиски – просто хитрый отвлекающий маневр. Бывшие сидельцы в плане заметания следов весьма изобретательны. Савельев пока склонялся именно к этой версии. Но к вечеру первого января к нему на Петровку заявился Полуянов. Приехал без предупреждения – позвонил только с проходной. Савельев заказал пропуск, встретил. Кисло спросил: – Ты меня с Новым годом поздравить пришел? – Судя по твоему лицу, праздник получился не очень, – хмыкнул журналист. И спросил строгим тоном: – Что у вас по убийству в Олонецком? – Для твоих «Несерьезных новостей» – ничего. А чего ты вдруг заинтересовался? – Живу рядом. Нервничаю, – ответил невинным тоном. – Не переживай. Мы на боевом посту. Все под контролем. – Небось успели задержать? Какого-нибудь сожителя пьющего? Савельев внутренне вздрогнул – заявление по убийству пока не делали, хотя пресс-служба горячо настаивала. А Дима снисходительно сказал: – Можешь не говорить. Я ваши методы знаю. Всегда один шаблон. Хоть бы раз от него отступили. И рассказал о деле Павла Климентьева. Про сентябрьское убийство в Боровом Брянской области Савельев краем уха слышал и сам тот случай с нынешним пока не связывал. Но сейчас Полуянов засыпал его деталями, так что полковнику пришлось признать: определенное сходство, безусловно, имеется. Погибшие в обоих случаях – беременные женщины на поздних сроках. И одна, и вторая – не слишком благополучные. Первая – из пьющей семьи, другая сожительствовала с бывшим зэком, тоже выпивохой. Картина убийства практически идентичная – уединенное место, многочисленные ножевые ранения. И подозреваемые очень удобные. У каждого и мотив имеется, и возможности. – В Боровом даже копать не стали, Павел Климентьев им по всем статьям подошел, – горячился Полуянов. – Очень мне напоминает, как по делу Чикатило или Сергея Ткача работали. Скольких там невиновных закрыли, – с десяток? Кого-то и расстрелять успели. Но сейчас другие времена. И находимся мы в столице! Неужели по очевидному пути пойдете? – По статистике, женщин чаще всего убивают именно половые партнеры, – спокойно возразил Савельев. – Но убивают дома, в пылу ссоры. Случись все в квартирах – разве я бы квакал? Но оба убийства без свидетелей. Первое – в лесу, второе – в парке, – парировал журналист, – поэтому четкое ощущение: этих самых лопухастых половых партнеров следствию подставили. Причем очень умело. – Кто? – спокойно осведомился Савельев. – Настоящий убийца! Тот, кто знал, кого заподозрят в первую очередь! По Рыжкиной всех деталей не ведаю, а брянское дело внимательно изучил. Там других подозреваемых искать вообще не пытались, сразу все стрелки на Павла. Потому что удобный: не от мира сего. Фотограф. И девчонка неприкрыто бегала за ним. Окольцевать пыталась. Покрепче к себе привязать. Он, естественно, злился. А все соседи завороженно наблюдали: добьется пигалица своего или нет. У Савельева начала болеть голова. Спросил устало: – Что ты от меня хочешь? – Чтоб вы от шаблонов отошли! Шире смотреть научились! Это ведь не единичные случаи! – Дима, – мягко сказал полковник, – надеюсь, ты не собираешься в своей газете панику поднимать, будто в России маньяк орудует? – Я непроверенную информацию не публикую, – отозвался тот с достоинством. – А вот другие могут. У тебя супруга «XXL» случайно не читает? Савельев усмехнулся: – Я сам просматриваю. По долгу службы. – Тогда должен знать Ксюшу Кременскую. Она версию про маньяка, охотника на беременных, давно выдвинула. Еще до сегодняшнего убийства. Съездила в Боровое, пообщалась с окружением Климентьева и целую серию статей выдала: будто жертва не первая и он давно беременных убивает. Сначала утверждала, что орудует дома, а трупы на участке закапывает. Когда не подтвердилось, стала утверждать, будто во всей стране колесит. Представляешь, какой крик Кременская поднимет сейчас? – Не хотелось бы, – поспешно сказал Савельев. И спросил вкрадчиво: – А почему так фамильярно – не Ксения, Ксюша? – Да потому, что она у меня практиканткой была, – буркнул Дима. И неохотно добавил: – Клинья ко мне подбивала. А когда не получилось – все, стал врагом номер один. Помнишь, осенью в «XXL» статья появилась, что Надька моя в свингер-клуб ходит?[2] Тоже ее рук дело. – Решительная девушка. – Полковник усмехнулся и поинтересовался, словно между делом: – А что ты ее к себе в «Молодежные вести» не взял? Ум, как я гляжу, бойкий. – Зато пишет плохо. Ну, и вообще, – отмахнулся Полуянов, – непорядочная она, как моя мама бы сказала. Жалит только слабых. Видит, что люди защититься не могут, и поливает их грязью на всю страну. Савельев улыбнулся: – Дима, ты, кажется, когда-то в медицинский поступать собирался? – Это сейчас к чему? – Правильно, что не пошел. Из тебя бы вышел плохой врач. Слишком близко к сердцу все принимаешь. Полуянов хотел было возмутиться, но осекся на полуслове. Замолчал. Вздохнул. Выпалил: – Надька моя залетела. Очень вовремя. – Э-э… поздравляю. – Спасибо. Но меня, как ты понимаешь, теперь вдвойне беспокоит, что беременных убивают. – Какой у Нади срок? – спросил Савельев. – Не знаю, но еще маленький, – буркнул Дмитрий. – Только вчера мне тест предъявила. – Значит, в категорию потенциальных жертв пока не входит, – хладнокровно подытожил полковник. – Живи спокойно. А за сигнал спасибо. Не думаю пока, что здесь серия. Но дело Климентьева запрошу. * * * Ксюша, несмотря на похмелье, собиралась взяться за статью немедленно. Снова убийство беременной, да при каких роскошных обстоятельствах! А она поляну про маньяка, который исключительно женщин в положении убивает, еще осенью заняла! Писала, правда, что дело рук Климентьева, но какая разница? Главное – идея! Охотится по всей стране, выслеживает. И жути побольше нагнать, чтоб беременные вообще по домам попрятались, включая беременную сожительницу Полуянова! Повинуясь порыву, Кременская за компьютер уселась, громкий заголовок напечатала и только потом призадумалась: про погибшую-то ничего пока неизвестно! Только имя в новостях назвали – Мария Рыжкина. Решила выждать – все равно газета только четвертого января выйдет. Да и голова болела смертельно, а коньяк дома кончился. Сходила за новой бутылкой, поправила здоровье и завалилась спать. Назавтра в криминальных новостях услышала: по подозрению в убийстве Рыжкиной задержан ее сожитель. Да, теорию, что маньяком является Павел Климентьев, следовало срочно перекраивать. Ну, пусть тогда будет: парень из Борового не виноват! И этот мужик, кто Рыжкину грохнул, тоже. Но раз убили обеих ночью (одну – в лесу, вторую – в парке), значит, точно маньяк орудует! Не ошиблась она! Во всех детективах серийный убийца всегда выбирает похожих жертв и приблизительно одинаковые декорации. По возрасту, правда, не очень сходилось (первой – семнадцать, второй – тридцать два). Но внешне чем-то похожи (обе оторвы, у одной – шрам на лице, у другой – пирсинг). А главное – беременные! И одна, и вторая на девятом месяце!