— Мы в состоянии войны, и ты должен вести себя, как солдат. Чтобы я тебя не презирал. Это будет в девять утра. А до этого времени веди себя, как солдат. — Ты ужасный, отвратительный маленький подонок... Они тебя не пощадят... Ты умрешь в вонючей канаве. — Я не прошу милосердия, Аррисон. Мы тоже его не проявляем. В лесу снова наступила тишина. Джанкарло растянулся на листьях. Он разровнял их руками, чтобы поверхность стала глаже и перевалился на бок, чтобы лежать спиной к Джеффри Харрисону, и устроился под потоком из лунного света, испещренного высокими ветками. В течение нескольких минут он слышал чуждые звуки — приглушенные рыдания своего пленника. Потом уснул, и больше уже не слышал их. * * * Дневное солнце и вечерняя еда убаюкали фермера, и его коматозный отдых был избавлением от забот, отягощавших его жизнь. Цена на фураж, цена на удобрения, цена дизельного топлива для трактора — обо всем этом он не думал только, когда спал. Его ребенок молчал, тесно прижавшись к нему, ощущая, как поднимается и опускается грудная клетка отца, и ждал с неослабевающим терпением, борясь с собственной усталостью. За дверью ребенок слышал движения матери, и старался ненароком не нарушить тишину, боялся двинуться, чтобы не заскрипела пружина старого дивана, звук, который мог бы ей напомнить, что он еще не в своей маленькой узкой кроватке. С музыкой мешались картины, которые ребенок рисовал в своем воображении. Эти картины были чуждыми и враждебными. * * * — Входи, Арчи. — Спасибо, Майкл. Не слишком ли легко соскользнуло с твоего языка его имя после всех этих жестоких слов? Чарлзворт стоял в дверях. Но нем была свободная рубашка, брюки и сандалии. Он был без галстука. — Входи в мой кабинет. Карпентера провели через холл. Изящная мебель. Шкаф с книгами в твердых обложках. На стенах картины, писанные маслом. Виза с высокими ирисами. Эти люди живут недурно... Прекрати, Арчи, не будь злюкой, сбрось этот груз. Нельзя осуждать людей за то, что они живут не в Мотспор Паркс, что у них есть выбор. — Дорогая, это Арчи Карпентер из Главной конторы Харрисона. Моя жена Кэролайн. Карпентер пожал руку высокой загорелой молодой женщине, которой его представили. Она была того сорта, который культивируют в Челтенхэме наравне с гончими-охотниками на лисиц и ячменными полями. На ней было прямое платье, державшееся на едва заметных бретельках. Жена там на родине, должна была бы упасть в обморок или покраснеть, как августовская роза, при виде такого наряда, эта же не носила лифчика и старалась занимать гостя. — Прошу прощения, миссис Чарлзворт. Я был в Квестуре. — Ах вы бедняжка. Вам бы надо вымыться. Ну, сам бы он не решился об этом попросить, но он весь день проходил в пиджаке и одних носках и от него, вероятно, пахло, как от дохлой утки. — Я его отведу, дорогая. Старший из мужчин тяжело поднялся с дивана. Омовение могло подождать. Сначала надо было представить их друг другу. Чарлзворт взял формальности на себя. — Это полковник Хендерсон, наш военный атташе. — Рад с вами познакомиться, полковник. — Они все зовут меня Бастер, Арчи. Я слышал о вас. Я слышал, что вы дерзки на язык, а это совсем неплохо. Карпентера отвели с миром в ванную комнату. У него было достаточно времени впитать в себя ароматы посольства на месяц вперед, потому что на полке, как часовые, стояли в ряд флаконы аэрозолей с дезодорантами. Там были и книги тоже. Кто мог читать классическую историю Греции и книги по современной американской политике, сидя на унитазе? Только из ряда вон выходящие люди. Аромат частных школ и независимых средств. Он вымыл руки, смыл дневную грязь. Вытер шею. Да здравствуют люди, любящие комфорт. Мыло и вода, а еще его ждет джин. Они сидели в гостиной, все четверо, разделенные коврами, мраморным полом и кофейными столиками. Карпентер не мог устоять перед искушением снять пиджак и ослабить узел галстука. — Ну, Арчи, расскажите нам, что там за обстановка в Квестуре? Чарлзворт запустил машину в действие. — Думаю, они все пустили под откос... — Как насчет бедного мистера Харрисона? Карпентер не ответил Кэролайн Чарлзворт. Чего они хотят, болтовни за утренним кофе с соседями или чего–то другого, прямо из первых, черт бы их побрал, уст? — Тантардини наложила свою лапу на телефон слишком рано, чтобы можно было выследить, откуда был звонок. Сказала своему мальчишке, чтобы он пристукнул Харрисона, потом положила трубку. Парень получил сигнал и дал отбой. Вот и все. Чарлзворт подался на стуле вперед, держа в руке стакан. Кажется, он честный и серьезный молодой человек, подумал Карпентер. — Она дала мальчишке специальные указания убить Харрисона? — Во всяком случае так сказал Карбони. «Я подвел вашего человека» — это были его слова. Самое чертовское преуменьшение, какое только можно придумать. — Он хороший человек, Джузеппе Карбони, — сказал Чарлзворт с достаточной долей сострадания, отчего Карпентер мгновенно поежился. — На его месте нелегко, особенно в такой стране. Верно, Бастер? Полковник смешал виски с содовой, потом изрек: — У нас мощные силы во многих местах, то, что мы теперь называем тоталитарными силами: в Палестине и Малайе, в Кении и на Кипре. Но наследство довоенного фашизма говорит о том, что силы безопасности очень ослаблены. При всем том, что у нас есть, мы мало что можем сделать. — Но ведь это было так далеко от великой мамы Британии, — нетерпеливо ввернул Карпентер. — Это совсем другое, это означает, что их высекли на собственном крыльце. Все они, исключая Карбони, ходят, как чертовы зомби... — Они стараются, Арчи, — мягко вмешался Чарлзворт. — Я бы не осмелился ничего говорить об эффективности их деятельности, если бы не провел там несколько часов. Полковник рубил воздух старой кавалерийской саблей. Карпентер оперся лицом на руки, с минуту улыбался, стараясь подавить свой гнев. — Меня обыграли, обошли... Поэтому я хочу знать одно: когда они говорят, что пристукнут его, когда это говорит Баттистини, должны ли мы этому верить, как евангелию? Кэролайн Чарлзворт поднялась со стула: слава Богу, этот вопрос пройдет без дурацких комментариев. — Обед будет через несколько минут. — Ответьте вы на этот вопрос, Бастер, — сказал Чарлзворт. — Это важный вопрос, самый важный вопрос сегодняшнего вечера. Жесткие ясные глаза ветерана смотрели на Карпентера. — Ответ положительный. Когда они говорят, что убьют, они держат свое слово. — Дело чести? — Я повторяю, мистер Карпентер, они держат свое слово. Из кухни появилась Кэролайн Чарлзворт. Обед был готов. Она шла впереди, мужчины следовали за ней. В столовой Карпентер заметил вино на столе, портвейн и бренди на буфете. Находиться здесь было утешением, спасением от уродливой и чудовищной действительности. * * * Поздно вечером мать малыша наконец пришла за ним. Быстрым взмахом руки она отмела его возражения и схватила его так, что он оказался сидящим верхом на се бедре, и она унесла его из гостиной. Все это было проделано быстро и умело, а фермер, видимо, не заметил того, что ребенок исчез, как не замечал его присутствия. Она уткнулась носом в шейку сына, увидела, какие отчаянные усилия он делает, чтобы глаза не закрывались и мысленно упрекнула себя за то, что позволила ему бодрствовать так долго. Потом понесла его в его комнату. — Мама. — Да, мой милый. Она уложила его в постель. — Мама, если папа скоро проснется, он придет посмотреть на меня? — Ты будешь спать. Увидишься с ним утром. Она натянула ему до подбородка грубую простыню. — Я должен ему рассказать, что видел... — Что это было — дикая свинья, лиса..? Она видела, как ребенок зевнул.