Он чувствовал, что юноша все глубже вжимается в яму, слышал его голос, слабый и неуверенный. — Ты мне нужен, Аррисон. — Ты должен бежать. Сейчас же. Господи, неужели этот маленький урод не понимает? Время бежать, время увертываться, время лавировать и запутывать следы. — Если я сейчас побегу, они меня убьют. Так что же ему делать? Он должен переживать за эту маленькую свинью? Подтереть ему зад, и почистить штаны? — Мы останемся вместе, Аррисон. Так поступила бы Франка. Мужчина и юноша лежали в неглубокой яме и напряженно прислушивались. Вокруг них, невидимая среди деревьев, наступала армия, неуклюжая и пугающая в своем неуклонном приближении, ломающая ветки, которые мешали ее продвижению. Их окружала, вокруг них стягивалась сеть. Ветки трещали и ломались впереди и позади них, они слышали восклицания и брань, и собачий лай. Харрисон повернулся из своего положения на боку тяжеловесным движением и вытянул шею вверх, пока не увидел лицо юноши. — Слишком поздно, Джанкарло. Он говорил с некоторым удивлением, потому что был поражен: теперь положение изменилось, и страх испытывал Джанкарло. — Ты должен был бежать, когда я тебе говорил. — Заткнись, — огрызнулся юноша, но в его голосе слышалась дрожь. А потом он сказал медленнее, как если бы ценой огромного усилия ему удалось овладеть собой. — Мы так не поступаем. * * * Карбони с пистолетом, Веллоси с пистолетом-пулеметом, Карпентер, не отстававший от них, — все они бежали, как умели, по узкой тропинке, пришпориваемые криками бегущих впереди и рядом, и рычаньем, свирепым и агрессивным, исходящим из глубин глоток полицейских собак. Они бежали что было сил по земле, затененной деревьями, погруженные в сюрреалистический мир рассветного тумана, медленно убывавшего впереди. Карпентер увидел, как вице-бригадир полиции материализовался на краю тропинки и поднялся, чтобы преградить путь Карбони и Веллоси. Беспорядочное бегство было прервано, мужчины вокруг них сгрудились, сидели на корточках, пытаясь восстановить дыхание. Лес был заполнен людьми. Слышались переговоры по радио, шепот голосов, искаженные помехами ответы. Поенный совет. Люди сгрудились, опустились на колени, не выпуская из рук оружия. — Карпентер, подойдите поближе, — кричал Карбони. Казалось, голос его исходил из–под одеяла. Собаки услышали голоса и залаяли. — Они примерно в ста метрах от нас. Мы их окружили со всех сторон, но я не хочу двигаться дальше, пока не станет совсем светло. — Мы подождем здесь восхода солнца. — Но он осознал, что происходит, этот Баттистини, он сдастся? Большие печальные глаза смотрели на Карпентера, плечи поднялись, выражая сомнение. — Мы должны попытаться. Все зависит от того, действуют ли на него чары Тантардини по-прежнему... Слова остались несказанными, Карпентер лишь пробормотал грязное ругательство. — Но он может убить его теперь, пока мы здесь! — Мы дождемся солнца, — Карбони повернулся и вполголоса снова принялся совещаться со своими людьми. Вот где все это кончилось. Во влажном лесу с грязью, налипавшей на башмаки и колени брюк. Ты от него на расстоянии брошенного камня, Арчи. Ты можешь встать и крикнуть, и он тебя услышит. Пробежать несколько секунд и ты окажешься рядом. Боже, этот подонок не убьет его теперь? Нет, теперь после всего произошедшего, такого не может случиться! Нет, не может, после этой истории с Виолеттой. Рассвет наступал неприметно, но неуклонно, он касался листьев, окутывал мужчин, вглядывавшихся вдаль и проверявших затворы своего оружия. Нерешительный, вялый, смеющийся над их нетерпением свет фильтровался сквозь листья и проникал в лес. 20 Горизонтальный и всепроникающий наконечник копья: первый солнечный луч пробился сквозь стену деревьев. Он коснулся земли недалеко от обрушившегося ствола дерева, затерялся среди ветвей и потускнел, но потом вернулся. Его острота одержала победу над серым сумраком леса, полным теней. Это был момент принятия окончательного решения Джанкарло Баттистини. Двигайся сейчас или будь проклят и погибай, ты станешь уязвимым, мишенью для снайпера, безоружным против газа, вызывающего рвоту, доступным для дробящих кости пуль стрелков. Незаметно двигая руками, он добрался до гибкого шнура, связывавшего щиколотки Харрисона, выругался, убедившись в прочности собственного узла, и с трудом его развязал. Он притянул своего пленника ближе к себе за ворот рубашки и снова потянул его вниз, в яму, так что провод, привязывавший его запястья к корням, удалось слегка ослабить: между ним и корнями образовался зазор. Теперь узел было легче развязать, это было делом нескольких секунд. — Что мы делаем, Джанкарло? Мрачная скованная улыбка. — Отправляемся в новое путешествие, Аррисон. — Куда отправляемся? Занимаясь своим делом, связывая обрывки провода, Джанкарло пробормотал: — Узнаешь? Юноша связал вместе ту часть провода, которую он снял с ног Харрисона, с тем, который ему удалось высвободить, отвязав его от корней. — Встань вертикально на колени. Харрисон вытянулся на всю длину ямы и повращал своими лодыжками, чтобы восстановить кровообращение, и медленно поднял голову над краем ямы. Он напряг спинной хребет и, ощутив непроходящее оцепенение, вызванное ночным сном и неудобной позе, поморщился. Джанкарло сделал петлю и обвил ею грудь Харрисона, протянул шнур за своей спиной и под мышками, а затем снова связал им запястья Харрисона. Плотно прижатый к мужчине, юноша крепко затянул узел, связавший их воедино, Одной рукой он вытащил рубашку Харрисона, заправленную в брюки, и дуло пистолета уперлось в его голое тело. Оружие прочертило царапину на теле Харрисона, когда Джанкарло взвел курок. — Это очень послушный спусковой крючок, Харрисон. Когда мы двинемся, ты не должен говорить, ты должен стараться не поскользнуться. Моему пальцу достаточно слегка двинуться. Ты понимаешь? Харрисон кивнул, вопросы замерли у него в горле, задохнулись на языке. Он не мог заставить себя задавать вопросы. Новый ужас. А какой смысл в объяснениях? Новая бездна, и он должен в нее нырнуть. — Встаем, осторожно! Они выпрямились, как один человек, вибрация их тел смешалась, и Джанкарло прижался головой к ключице Харрисона. Но твои ноги не действуют, Джеффри, ты был связан слишком долго. Ты поскользнешься, споткнешься... и тогда этот пистолет выстрелит. На сколько для этого должен продвинуться палец... как далеко... на четверть, на восьмую дюйма? Соберись с силами, ты, чертов дурак. Выставь ногу вперед, осторожно опусти ее, перемести вес на нее, остановись, выставь вперед другую ногу, проверь равновесие, снова остановись, выставь вперед другую ногу... Харрисон оглянулся, воздух был свежим, он пил его прохладу, чувствуя несвежее дыхание Джанкарло. Это все–таки была какая–то степень свободы, какого–то рода освобождение. Вдыхать что–то еще, кроме тяжелого запаха земли. Впереди не было заметно никакого движения, но там совсем близко, скрытая среди леса, должна была находиться целая армия, ожидающая их. Ему в ухо пролаял голос: — Есть там Карбони? Впереди была тропинка, по которой они шли еще вчера утром, но, казалось, это было давным-давно. От того момента их отделяла бесконечная бездна времени. Это была дорога, по которой Джанкарло уходил, чтобы раздобыть пищу, на ней он исчезал, таял в темноте, когда отправлялся звонить по телефону, по этой же тропке пришел ребенок. Поток солнца обрушился на троих мужчин, когда они направились к тропинке. На груди у них были значки, по которым можно было определить их национальную принадлежность. Впереди шел низенький, круглый, лысеющий человек. Следом за ним другой. Он держал наперевес пистолет-пулемет. Волосы его были аккуратно причесаны, на верхней губе виднелась тень от сбритых усов. Под горлом — темный шелковый галстук. Последний шел иностранец. Одежда его была совсем другого покроя. Волосы причесаны на иной манер. Широкие плечи, бледное лицо выдавало жителя других широт, отнюдь не уроженца Средиземноморья. Двое были итальянцами, один англичанином. Харрисон почувствовал слабость в коленках. Бедра и голени его задрожали, и он не мог преодолеть эту дрожь. Эти мерзавцы все–таки пришли. Не очень–то они спешили. Харрисон и Джанкарло теперь были сплавлены в единое целое и каждый отвечал на движение другого, на дрожь другого, они были вынуждены повторять жесты друг друга, трое мужчин стояли к ним лицом. — Я Карбони. Слова откликнулись эхом в деревьях, оттолкнувшись от покрытых мхом стволов. Харрисон почувствовал, как оцепенел юноша, готовясь к схватке. Последний великий бой требует выносливости и стальной силы. — Послушайте, Карбони. Это ваш Аррисон. Я привязал его к себе, и в его спину, прямо напротив сердца упирается мой P38. Курок взведен, он очень чувствителен. Карбони, скажите своим головорезам, скажите им это. Если они выстрелят, мой палец двинется... вы слушаете, Карбони? Если вы заденете меня, Аррисон мертв. Я собираюсь пройти по тропинке к своей машине. Если вы хотите получить Аррисона живым, не мешайте мне. Харрисон почувствовал, что напор круглого ствола на его спину стал сильнее, напор, чреватый выстрелом. — Я собираюсь идти вперед. Если хотите получить Харрисона, отступите. — Что он говорит? Карбони не сразу ответил на вопрос Карпентера. Он смотрел на тропу, на Харрисона и Джанкарло. — Он упирается пистолетом в спину Харрисона. Говорит, что курок взведен. Хочет уехать отсюда... Веллоси сказал по-английски, потому что это был язык данного момента. — Джузеппе, он не уйдет отсюда! — Тогда Харрисон умрет. — Он не может отсюда уйти. Это был злобный шепот плюющейся кобры.