— Кто «мент»?! — Ты, кого «ментом» назвал, сволочь?! Я где-то читал, что после одноименного сериала, слово «мент» перестало быть обидным. Видимо эти ребята телевизор не смотрят. Я хотел было объясниться, но не успел: мощный удар локтя в лицо заставил меня отскочить к стене, и, захлебываясь подбежавшей к горлу кровью осесть на пол. Атака на этом не окончилась: подбежавший мужчина с силой заехал ногой в живот. Потом еще удар и еще. Защищаться было невозможно: руки были закованы за спиной; единственное, что я мог делать — пытаться уклонить голову от сыпавшихся ударов. Теряя сознание, я молил Бога, чтобы проснуться наутро у себя в постели живым и здоровым; взять портфель и пойти в школу, поцеловав на прощание маму. Последнее, что я видел, как опер вытирает руки о мою рубаху и улыбается… * * * Я очнулся в темном помещении на холодном и твердом бетоне. Все мышцы ужасно болели, голова гудела, как пароход. Сделав огромное усилие, я присел, и огляделся. Я находился в камере предварительного заключения. Рядом на скамейке сидел мужичонка и широко ухмылялся. — Чего, парень, оклемался? Я ничего не ответил, попытался встать, но не смог. — Тебя за что взяли? — продолжал расспрашивать мужичонка. — Не знаю. — Не хочешь говорить, не говори. Я вот тоже не знаю, — он противно засмеялся. — Сколько сейчас времени? — А я знаю? Меня еще вчера взяли. Что ты им сделал? — Кому? — не понял я. — «Мусорам». — Ничего. — Понятно. Скучно им, значит стало. Меня они только один раз ударили. — Я долго здесь лежу? — Долго. Я тебя обшмонал немного: думал папироски найду, ты извини. «Мусора» все забрали, козлы, — мужичонка замолк и, прищурив и без того узкие глаза, спросил: — А тебя не из-за того ли дела взяли? — Какого дела? — Как какого? Про которое по всем каналам рассказывают. — Про «Курск» что ли? — Какой «Курск»?! Я про чертежи говорю. Ты, что ли, не здешний? — Нет, я из Сахарова. — А какого… здесь делаешь? — По делу. Что там за чертежи то? Мужик уже открыл рот, чтобы ответить, но тут за дверью послышались шаги. — Извини, парень, это за мной пришли, потом расскажу. Дверь открылась, появившийся в проеме человек громко сказал: — Белов, на выход! — Вот, блин, — услышал я бормотание мужика. — Сколько еще сидеть? Оперевшись о стену я встал и вышел из темной камеры. Щурясь от света, я подождал, пока милиционер закроет дверь, и протянул руки для наручников. Мент, увидев это, ухмыльнулся и подтолкнул меня в спину: — Вперед. Идти было тяжело; я двигался, еле передвигая ноги. Мы шли недолго; мент привел меня к двери, обитой кожей. Сначала зашел сам, потом затащил меня внутрь. В кабинете сидели двое: лысый полковник и… Митько. От удивления я раскрыл рот. Откуда он здесь? Когда он успел приехать? Полковник улыбнулся и сказал: — Чего стоишь? Садись, — он указал мне на стул. Я сел и вопросительно посмотрел на Митько. Тот ничего не ответил. — Извини, — продолжал полковник. — Ошибочка вышла, — он говорил так, как будто мне недоплатили в магазине. — Ко мне Сергей Иванович пришел и все рассказал. Вот твои вещи, — он протянул мне сумку и пакет. — Ты как, Владимир, себя чувствуешь? — наконец, отозвался Митько. — Хреново, — я не стал ни врать, ни корчить из себя героя. — Он должен пройти медицинское обследование, — сказал полковник. — У нас есть отличный медпункт. — Спасибо, я лучше в Сахарове. — Нет, нет, у нас прекрасные врачи. — Пойдем, Владимир, я тебя провожу, — Митько встал со стула и подошел ко мне. Я поднялся и, бросив на полковника недобрый взгляд, повернулся к двери. * * * Я сидел на мягкой кушетке; хорошенькая медсестра смазывала мои ссадины йодом. Митько находился рядом. — Что ж ты, Володя, делаешь? — спросил он, когда медсестра отошла. — А что? — не понял я. — Я поручил тебе командировку, думал ты справишься, а ты вместо этого умудрился попасть в тюрьму. Ты говорил с Варякиным? — Не успел. — То есть? — Он мертв, — я специально сделал паузу и продолжил: — Я нашел его с перерезанным горлом, потом пошел звонить вам: вас не было. В поезде я встретился с Багренцовым, вашим другом, он дал мне свой адрес. Я пошел к нему, и он тоже оказался мертвым. Митько резко повернулся в мою сторону. Его лицо стало смертельно-бледным. Он медленно проговорил, глядя мне прямо в глаза: — Так это был Вадим? Тебя взяли из-за Вадима? Я отвел взгляд. До меня только сейчас дошло, что Митько еще ничего не знает о смерти своего друга. Он знает только, что меня посадили, и все. Молчание длилось долго, до того момента, когда к нам подошел врач и сказал: — Никаких переломов и сотрясения мозга у вас нет, только мелкие ушибы. — Спасибо, — сказал я и встал. Митько все ещё не пришел в себя. — Сергей Иванович, пойдемте. Он очнулся. — Да, да, идем. Мы вышли в коридор. — Который час, Сергей Иванович? — спросил я. — У тебя же есть часы, — напомнил Митько.