— Нужно ехать на вызов. На улице Добролюбова обнаружен труп. * * * Милицейский «уазик» тяжело кряхтел, но всё же был в состоянии довезти нас до места преступления. Пока он несся по улицам, я представлял себе окровавленный труп мужчины с топором в голове, пожилую старушку, навсегда застывшую в своём кресле, или повешенника, качающегося на толстой веревке. Я уже видел себя, невозмутимо стоящего рядом с мертвецом и выдвигающего блестящую версию, о которой никто и подумать не мог. «Уазик» затормозил, оторвав меня от счастливых мыслей. Я вышел на улицу и, следом за Митько и судмедэкспертом, последовал в подъезд высотного дома, у которого уже стояла машина скорой помощи. Дверь квартиры на четвертом этаже была раскрыта настежь. То, что представилось передо мной через несколько секунд, не могло привидеться и в самом страшном сне. В центре гостиной, на ковре, в полузастывшей луже крови лежал совершенно голый, да к тому же лысый мужчина с продырявленной башкой. Неожиданно к горлу подступил комок, меня кинуло в жар и чуть не стошнило. Я, конечно, подозревал, что мне будет не очень хорошо, когда я увижу мертвеца, но чтобы так… Когда человек идёт над пропастью на большой высоте, и ему говорят, не смотреть вниз, то он, обычно, всё-таки смотрит. Так и сейчас: я знал, что если не думать о том, что меня может стошнить, и ничего не случится, однако все же подумал. Лицо у меня при этом, наверное, стало зеленым, потому что Митько, взглянув на меня, произнёс: — Иди, проветрись. Я послушно вышел в коридор. Рядом с входной дверью стоял участковый и курил «Беломор». В поисках глотка свежего воздуха, я забрёл на кухню. Здесь, у стола сидела женщина лет сорока в шикарном, дорогом платье. По её заплаканному виду стало ясно, что усопший был ей не безразличен. — Можно открыть окно? — спросил я у женщины. Она еле заметно кивнула. Отворив форточку, я подставил лицо под струю воздуха. Самочувствие постепенно улучшилось. Закрыв окно, я собирался уходить, когда женщина сидящая у стола вдруг обратилась ко мне: — Вы пришли меня допрашивать? Я задумался. Возвращаться к трупу особо не хочется, поэтому можно пока допросить эту даму. Я присел на свободный стул и задал первый вопрос: — Как вас зовут? — Леркина Анастасия. — А отчество? — Петровна, — женщина всхлипнула и достала сигарету. — Можно закурить? — Курите, курите… — закивал я головой, мысленно соображая с чего начать допрос. — Вы кем приходитесь убитому? — Я его мать. — Это вы обнаружили тело? — Да, а вы что — не знаете? — Знаю, знаю, — соврал я. — Анастасия Петровна, расскажите всё поподробнее. Лёркина затянулась и начала: — Я звонила сыну вчера вечером… — Точнее, во сколько? — Часов в пять. Сказала, что заеду к нему сегодня утром — нам нужно было кое-что обсудить. Я приехала в двадцать минут десятого; дверь была раскрыта настежь. Я тогда сразу заподозрила что-то страшное, думала, что его ограбили. Зашла в квартиру, а там… — Леркина закрыла лицо руками и зарыдала. — Я даже не знаю, кому могла понадобиться его смерть… — А чем он занимался? — Ваня работал охранником. Сопровождал перевозки ценных грузов. — Адрес его конторы вы знаете? — Где-то был записан. Леркина достала сумочку, и начала в ней копаться. — Ваш сын был женат? — Нет. — А девушка у него была? — Нет, я страдала от этого — очень мне хотелось внучка понянчить. Вот, пожалуйста, здесь адрес его фирмы, — Анастасия Петровна протянула мне листок, вырванный из блокнота. — У него записная книжка была? — Наверное, была. Я не так уж и часто была у него дома. Ну, вы поищите где-нибудь здесь. — Поищем. Вы не знаете, в квартире ничего не пропало? — Я проверяла. Пропали деньги — он их в шкатулке хранил, и часы золотые — мой подарок. — Хорошо, — вздохнул я. — Вы завтра загляните к нам в городское управление, мы там протокол составим. — Белов! — послышался за спиной голос Митько. — Ты чего здесь сидишь? — Я тут свидетельницу допрашиваю. — А… Молодец, — Митько, похоже, был приятно удивлен. — Ладно, поехали. Сейчас следователь приедет, он за нас докончит. По дороге к машине Сергей Иванович рассказал мне обстоятельства дела. Леркина Ивана Борисовича убили выстрелом из огнестрельного оружия в затылочную часть головы. Убийца следов не оставил. Орудия преступления не нашли. — Ну и что там сказала мать убитого? — спросил Митько, когда мы погрузились в «уазик». — Сказала, что её сын работал охранником грузовых перевозок в одной фирме, — Я достал листок с адресом и протянул его Сергею Ивановичу. — Хорошо. Ещё что? Я пересказал Митько, всё, что узнал от Лёркиной. Тот остался не вполне доволен от моего допроса. — Ты ей сказал, зайти в ГУВД? — спросил он, нахмурив брови. — Да, конечно, — я был немного раздосадован. — Ну что, стажёр, — с доброй усмешкой произнёс судмедэксперт Крылов. — Какие будут версии? — Ну, — протянул я, не зная, что ответить. Действительно, на обычный разбой это не тянет. Почему Лёркин был голый? Проводил вечер с девушкой? Но его мать сказала, что никакой девушки не было. Может, она не знала? Хотя, вполне возможно, что этот Ваня просто любил ходить по квартире без одежды, и убили его обыкновенные грабители. Тогда почему стреляли в спину? Значит убийца — знакомый. В таком случае, почему Лёркин встречал его голым? А может… — Может, Лёркин был «голубым», и с «приятелем» что-то не поделил, а тот решил убить партнера. И заодно прихватил деньги… В кабине «уазика» раздался оглушительный смех. Даже водитель ржал, как лошадь, решив поддержать остальных. «Действительно, — подумал я. — Такую «блестящую» версию никто бы не смог придумать». — Может быть, может быть, — смеясь, проговорил Митько. Рация проверещала что-то неразборчивое, заставив всех замолкнуть. — На железнодорожном вокзале — труп, — громко объявил водитель и ловко развернул машину на встречную полосу. * * * Я часто бывал на нашем вокзале: в детстве мы каждые каникулы ездили к бабушке в Посельнич. Поэтому, я мог с гордостью сказать, что вокзал для меня — знакомое и родное здание. Но, с другой стороны, я никогда не был здесь не для того, чтобы куда-нибудь уехать или кого-нибудь встретить. Сегодня я впервые увидел вокзал в новом обличье — величественном и прекрасном. Я впервые обратил внимание на его архитектуру, впервые заметил бомжей, просящих подаяние…