— Наверное, Странников… — не совсем уверенно подсказал Турин. — Василий Петрович? А он с какой стати? — начальник метнул вгляд в Турина. — Меня, наверное, не нашёл, вот вам и звонит, — лениво поморщился начальник розыска. — Вас? Его интересует убийство трёх бандитов? — Не думаю. А впрочем, чем чёрт не шутит. — С каких пор уголовники стали интересовать секретаря губкома? Вы что-то не договариваете, Василий Евлампиевич? В парке бандитом был ранен гражданин, которого Ковригин в больницу водил… Он не имеет отношение к губкому? — После перевязки чуть дёру не дал, — хмыкнул Турин. — Просил, чтобы фамилия его нигде не фигурировала. — Вот-вот! — насторожился начальник. — Он как раз и может быть из губкома. Как его фамилия? — Иорин его фамилия. — Имелся у них такой человек… — Этот Иорин, извините, предпочитал дамочек лёгкого поведения, а не партийные кабинеты. — А что ж тогда Василий Петрович? — поджал губы начальник в недоумении. — Почему звонит? — Думаю, из-за Ковригина. — Ничего не понимаю. — Вчера вечером, до происшествия, мой Ковригин остановил Странникова и задумал проверить его документы. — Зачем? — Ну… — пожал плечами Турин. — Померещилось что-то ему. Ковригин первый день как из деревни выбрался, форму новую приехал получать. Перестарался… наломал дров. — Вон оно как! — Секретарь сказал, чтобы я под арест его посадил. — Вот видите! Турин пожал плечами, теперь голова его повисла без гордыни. — Надеюсь, арестовали шаромыжника? — Сидит. — А чего со мной тягомотину разводите? Турин отвернулся к двери, которая снова открылась, на пороге возник всё тот же дежурный, только теперь уже с лицом краснее помидора и весь взлохмаченный, словно его оттаскали за уши. — Товарищ начальник! — выпалил он. — Ответственный секретарь губкома требует вас к себе! — Дождались… — Опущенников махнул милиционерам расходиться и поспешил к двери. — Ефим Петрович, — заикнулся Турин. — Может, мне с вами? — Вам? — приостановился тот, оглядел с ног до головы Турина. — С какой стати? Турин приблизился и шепнул: — В парке Странников был, только спал он… — Так что же ты мне сразу не объяснил?! — побелел от гнева начальник. — Ну буду же я при всех рассказывать, — не смутился тот. — Ну что? Идти с вами? — Пойдём. Сам отвечать будешь. А потом с тобой отдельно поговорю! До губкома добрались скоро. Опущенников утихомирил волнение и в кабинет Странникова вошёл один, оставив Турина дожидаться в приёмной. — Как обстановка? — вместо приветствия пронзил его строгим взглядом ответственный секретарь. — Обычная, — не моргнул начальник милиции и выпалил: — С десяток кражонок, грабёж нераскрытый… но мы работаем, триста литров самогона хлопцы припёрли с Трусова, ну и мелочь — проститутки, малолетки бомбили вагоны на вокзале… В общем, как всегда. Странников не проронил ни слова, выжидал. — Спасибо ещё раз за подаренную машину, товарищ секретарь. В угро не нарадуются. Теперь с преступным элементом скорее пойдёт, — затоптался Опущенников, не находя продолжения. — Ты вот что, — перебил Странников, — благодарить губком не надо. Губком улавливает главные болячки, язвы буржуазного прошлого. Я больнице в машине отказал, потому что изучаю ситуацию. На нынешнем этапе, когда ошалевший от открывшихся возможностей нэпман прёт к спекуляции, забрасывает нерадивых аппаратчиков взятками, кому как ни нашим красным пинкертонам нужна скорость, а? — Так точно, товарищ!.. — Ты мне ответь про другое, — опять перебил Странников. — Когда в угро научатся заботиться о… — Недоразуменьице случилось! — опередил Опущенников. — Из деревни агент тот. Прибыл получать форму, задержался и вот… Вам попался. — Где он? — Сидит, — Опущенников прищёлкнул каблуками. — Турин взял под арест провинившегося. Тот сам и доложил, как вами велено было. — Значит, сидит?.. А что доложил? — изучал подозрительным взглядом Странников бледное лицо начальника, постепенно успокаиваясь. — Учим, учим их, — бурчал между тем тот, отворачивая голову. — Мало толку. Видел ведь, что человек солидный перед ним, что оказия вышла, ну прояви смекалку — проводи до дома… Нет у молодых понятия. — Ну, это лишнее… до дома пьяных водить. — Ничего, посидит, поймёт. Всё им подозрительные элементы мерещатся. — Новичок, говоришь? — Года не работает… Да у вас в приёмной сам Турин дожидается, — Опущенников оживился, раскусив, что вызов ему ничем не грозит. — Если надобность имеется, он подробненько всё объяснит… Странников отмахнулся: — Какая надобность… — Извиниться за своих олухов хотел, — выпалил уже совсем радостно Опущенников. — Пригласить, Василий Петрович? — Ну давайте, — лениво потянулся секретарь. — Пусть зайдёт. Только предупредите, чтоб недолго. У меня конференция на носу… — Тогда я прощаюсь, — Опущенников вытер вспотевший лоб. — Занимайтесь, занимайтесь. Преступность распоясалась, а вы с пустяками возитесь. Я вот в докладе задам вам перцу! — Примем все меры! — смиренно развернулся тот и заспешил к двери. IV Их встречу и дальнейшее сближение не назвать случайностью. Не только сама судьба вела их друг к другу. И не только дело, которым каждый занимался. В натуре обоих, в самой глубине сидел, что называется, бес, противившийся порой ступать обыденно, идти правильной, проторенной дорожкой, делать как все, приказано — исполнять. Азарт противоречия, противоборства, делать по-своему, жить не как остальные, довлел над их разумом и, как ни старались они это скрывать, выскакивал тот бесёнок наружу и ставил в тупик и их, и окружающих. Сами того не ведая, они, тщеславные, желающие достичь невиданных высот в карьере, во всём, за что брались всерьёз, были отчаянными авантюристами, им ближе был поиск, нежели достижение цели, драка, а не победа, любовная тайная страсть, но не семья, хотя обстоятельства порой были выше их. Познакомились они так. Турин в очередной раз отличился. Вместе с подчинёнными был представлен к награде. И было за что: в Царицыне из тюрьмы бежало пятеро опасных бандитов, главари Крот и Носик вооружились револьверами, отобрав у охраны. До Астрахани бандиты добрались без особых приключений. Не щадя стреляли и детей, и хозяев, приютивших на ночлег, а в городе, используя наводку, учинили налёт на банк, но угодили в ловушку, устроенную Туриным. Как ни отстреливались, а взял он их живыми и с деньгами. Можно было на месте к стенке — и все дела, но начальник губрозыска проливать кровь запретил, бурчал, — расстреляют, после суда. Тем и закончился лихой побег Крота. Весть о его кончине мигом облетела преступный мир. Не замедлили, передали оттуда: нажил Турин кровников! А тот посмеивался: «Грозился волк медведю». Вручать награды начальство приурочило к юбилею губрозыска. Прибыл для этого сам Странников, прихватив с собой председателя губисполкома. Так они и встретились. После пламенных речей гостей пригласили за скромный стол и секретарь губкома сам усадил Турина рядом с собой по правую руку. Потом Задову, приятелю из театра, с восхищением рассказывал, с каким необыкновенным человеком виделся. — Мартин Иден! — слушал и посмеивался артист, развалившись в кабинете на диване. — Морской волк! Только сухопутный. Глаза — серая сталь! Грудь боксёра! Бицепсы циркового борца и загадочен, как сам Шерлок Холмс! — Ты его не видел! — горячился Странников. — Вот познакомлю!.. Руки только береги.