— Оружием вас обеспечит штандартенфюрер Генкель, документы у Осипенко будут с собой, остальное на командире партизанского отряда. Десятого октября по плану Розенберга комиссия должна прибыть в Минск. Ну а дальше, товарищи офицеры, работа по обстановке. Я оставляю вам всю информацию, карту района, фотографии. Изучайте, запоминаете, прикидывайте, какое оружие вам необходимо. Все остальное через капитана Сосновского. Приеду еще в понедельник, послезавтра. До этого решу вопрос с обеспечением перелета к месту десантирования. У меня все. Вопросы есть? — Возможно, они будут послезавтра, в понедельник. Пока надо усвоить полученную информацию, — сказал Шелестов. — Усваивайте. Шелестов, проводи меня! Они вышли на улицу, и к дверям тут же подъехала «эмка». — Почему вы машину не замените, товарищ старший майор? — спросил Шелестов. — Меня и эта вполне устраивает, хоть мне и предлагали «ЗИС‐101». — Я беспокоюсь насчет проезда Авдеева и Сосновского в Минск на «эмке», сомневаюсь, что их массово используют немцы. Если они и ездят на этих машинах, то не такие чины, как представитель рейхскомиссариата «Остланд». — Понял тебя. Признаюсь, мне этот вариант тоже не нравится. Сегодня сеанс связи с Горбанем. Я попрошу его достать что-нибудь посолиднее и несоветское. — Это было бы хорошо. Еще вопрос. Мы можем использовать спецгруппу в своих целях? — Да, Авдеев предупрежден, — ответил старший майор. — У тебя все? — Так точно! — Готовь группу к работе не только по чинам рейхскомиссариата. — Понятное дело. Но все же пойдем по очереди. Иначе может получиться как в той поговорке. За двумя зайцами… Платов прервал Шелестова и проговорил: — Я не говорю, чтобы ты пытался отработать две задачи одновременно. Естественно, сначала надо выполнить одну работу, потом другую, но планировать акции можно и одновременно, чтобы потом не тратить время, которое может оказаться бесценным и просто ограниченным. — Да, товарищ старший майор. — До послезавтра. — До свидания, Петр Анатольевич. Платов уехал. Шелестов прикурил сигарету. К нему подошел командир отделения охраны старшина Лебедь. — Ух, ну и денек выдался. Не угостите папиросой, товарищ майор? Свои на КПП оставил. Шелестов достал пачку, угостил старшину. Тот глубоко затянулся и произнес: — Нет, не для меня эта служба, буду проситься, чтобы перевели куда-нибудь. Тут инфаркт заполучить можно. — С чего? С того, что видишь, встречаешь наркома или Платова? — Нарком-то сам товарищ Берия. Чуть что, малейшая оплошность, и отправит в лагерь, если не поставит к стенке. — Не преувеличивай. Ничего он тебе не сделает, если службу будешь нести как положено. — Это вам легко говорить. Вы с ним напрямую разговариваете, нужны товарищу Берии. А кто я? Простой старшина. Меня раздавят — никто и не заметит. — Попросись на фронт. И благородно, и нужно для Родины, и от Берии далековато. Думаю, туда тебя отправят без проволочек. Старшина ГБ усмехнулся. — Э‐э, нет. В охрану лагеря какого-нибудь, это я со всей душой, а на фронт как-то нет особой охоты. Там и без меня есть кому воевать. — Да ты трус, старшина. — А вот оскорблять меня не надо. Посмотрел бы я на вас, будь вы на моем месте. — А я бы посмотрел на тебя там, где был сам. — Где же это? В тылу врага? — В тюрьме, старшина. Лебедь едва не подавился дымом. — Не может быть. — Старшина, в этой жизни может быть все, даже невозможное. Ладно, неси службу и не допускай оплошности. В тюрьме это, знаешь ли, далеко не на этой вот даче. — Шелестов замолчал, развернулся, бросил окурок в урну и зашел в дом. Транспортный двухмоторный самолет «ПС‐84», аналог американского «ДС‐3» «Дуглас», на высоте в четыре тысячи метров попал в дождевое облако. Машину затрясло. Пассажирам казалось, что еще немного — и она развалится. Но ничего подобного не случилось. Тряска вскоре прекратилась, за бортом продолжили реветь двигатели. Через два часа полета к майору вышел второй пилот и спросил, перекрикивая гул двигателей: — У вас все нормально? — Нормально. У вас что? — Начинаем снижение, выпускать вас будет бортмеханик. Проверьте готовность парашютов, крепление карабинов фалов. — Да уже проверили все. — Тогда, как увидим площадку, я из кабины подам сигнал красной лампой, которая над дверью. Дальнейшие действия по команде бортмеханика. — Понятно. Вы сразу же обратно пойдете? — Да. Дойти бы. — Дойдете. — Ну, тогда, как говорится, экипаж желает вам мягкой посадки. — А вам — благополучного возвращения. — Благодарю. Второй пилот вернулся в кабину. Самолет тут же начал резкое снижение. У пассажиров заложило уши, но вскоре это неприятное ощущение прошло. Загорелась красная лампа. К диверсантам вышел бортмеханик и заявил: — Приготовиться, товарищи офицеры! Сосновский встал. При нем был контейнер с немецкой формой, документами, оружием. Он должен был прыгать первым. За ним поднялись все остальные. Бортмеханик открыл дверь и крикнул: — Площадку увидите. Готовы? — Готовы, — ответил Шелестов, очень сомневаясь в том, что бортмеханик услышит его. Тот положил руку на плечо Сосновского, осмотрел крепление карабина и приказал: — Первый пошел! Капитан взялся правой рукой за вытяжное кольцо, правую ногу поставил на край кромки, левой оттолкнулся и исчез в темноте. Через полторы секунды он выдернул кольцо, посмотрел на купол, заполнившийся воздухом, и опустил голову. На площадке, обозначенной четырьмя кострами, не приземлился никто. Ближе всех к ней оказался Сосновский. Шелестова отнесло западнее метров на пятьдесят, Буторина с Коганом — еще дальше. Но все приземлились без проблем, погасили купола, сняли ранцы. Хорошо, что стояла безветренная погода. Иначе они могли бы на парусах-куполах пропахать телами все поле. К ним подбежали офицеры в полевой форме. Наверное, они узнали Шелестова по фото. — С удачным приземлением вас, товарищ майор. — Приветствую. Ты же капитан Вешко, да?