— Суки! — прыгнув за поваленные перила, сказал Шелестов. — Засели в холле второго этажа, держат под прицелом оба пролета. И гранат у нас больше нет. А наверху еще три офицера, Калач и бургомистр. — Ничего, командир. Кое-что у нас найдется, — сказал Буторин и достал из кармана немецкую противопехотную гранату «М‐39», похожую на яйцо. — Штуковина так себе, слабоватая, сплошное поражение в радиусе всего трех метров, но для полицаев и она сойдет. — Где ты ее взял? — спросил Коган. — У старшины группы Авдеева, а тот — у партизан. Она места много не занимает, вот я и взял ее. — И что с ней делать? Ее еще забросить к полицаям надо. — Отходите назад, ко входу. Попробую закинуть прямо отсюда. Шелестов, Сосновский, Коган отошли. Буторин бросил гранату. Ему чертовски повезло. Он попал в цель. Раздался хлопок, за ним последовали вопли. По верхнему пролету лестницы покатился полицай. На развороченную площадку грохнулся уже труп. — Вперед! — приказал Шелестов и первым рванул к пролету. На полпути он перепрыгнул через труп полицая, прижался к стене, выставил «ТТ» перед собой. Но из верхнего холла никто не выстрелил. Буторин обошел командира, выскочил в холл, рухнул на пол, но тут же поднялся и заявил: — Порядок, командир, охраны больше нет. Офицеры поднялись в холл второго этажа. Он был меньше нижнего, из него вправо вел коридор. Майор остановил своих людей. — Коридор наверняка простреливается, — сказал он, взглянул на Буторина и спросил: — А еще одну гранату ты случаем у Авдеева не вял? Буторин развел руками и ответил: — Нет, командир что было, то использовал. — Тогда все вываливаемся в коридор, падаем на пол и открываем огонь. Три, два, один, вперед! Офицеры вылетели в коридор. Венцель и Херман поздно сориентировались. Четыре пули пробили их тела. Диверсанты подбежали к двери, встали по двое с разных сторон. Буторин ткнул в дверь стволом и сказал: — Там должна быть приемная. Сосновский добавил: — И очаровательная секретарша. Коган усмехнулся. — Той секретарши давно след простыл, а вот Калач там держать позицию может. Повторяем вариант с коридором? Шелестов отрицательно покачал головой. — Там места меньше, а укрытий валом, и стол, и шкафы, и еще всякая хреновина. — И что делаем? — Буторин, Коган, врываетесь в приемную и выстреливаете остатки обойм по всей прихожей! — приказал майор. — Виктору левый сектор от центра, от пола и до потолка, Борису правый. Отход от двери на метр с каждой стороны. Мы с Сосновским стреляем отсюда, из коридора. — Понятно. — Пошли! Буторин с Коганом выбили ногами дверь приемной, отскочили по сторонам на метр и открыли огонь по помещению. По два выстрела сделали Шелестов и Сосновский. — Здесь никого нет, — крикнул Буторин. Офицеры вставили в рукоятки пистолетов новые обоймы, передернули затворы. Справа дверь. Только там могли находиться комендант, бургомистр и изверг Калач. Буторин схватился было за ручку, но Шелестов оттолкнул его. — Куда? А если у коменданта пулемет на столе? — Да тут и автомата хватит, — проговорил Сосновский. — Тем более. — Медлить было нельзя, посему Шелестов отдал приказ: — Действуем так. Первыми врываемся я и Буторин, сразу падаем на пол и, если успеем, стреляем по сторонам. Не имея пулемета, у стола в центре комендант, Калач и бургомистр стоять не будут. От двери сразу открывают огонь Коган и Сосновский. — А если в кабинете все же есть пулемет? — спросил Сосновский. — Тогда нас всех распотрошат как куриц. У тебя есть другое предложение? — Есть, командир. Шелестов взглянул на Сосновского. Тот прошел к столу и взял с него бронзовую статуэтку, небольшой бюст фюрера великой Германии. — Похожа на гранату? Статуэтка имела продолговатую форму, и принять ее за гранату, особенно брошенную на пол, можно было вполне. — Держи, командир. Авось, фюрер поможет нам. — Неплохая задумка. Шелестов взял статуэтку, кивнул Буторину, указал на дверь. Капитан ударил по ней ногой. Дверь распахнулась, из кабинета прозвучали два выстрела. Пули выбили щепки из дверной коробки. Шелестов бросил статуэтку. Внимание противника было отвлечено. Внутрь помещения прыгнули майор и Буторин, в проеме встали Сосновский и Коган. Прогремели выстрелы. Гауптштурмфюрер Бонке получил три пули, упал на пол, вытянул руку в сторону стенда, за которым было спрятано золото. Калачу пуля попала в живот, в солнечное сплетение. Он заорал от боли, выронил пистолет и согнулся у стены. Бургомистр, очумевший от страха, с криком подался к окну. Буторин и Сосновский выстрелили в него. Роденко выбил головой стекло и повис на подоконнике. К нему подошел Коган и констатировал: — Готов. — Бонке тоже мертв, — сказал Буторин. Калач был еще жив. С ним сблизились Шелестов и Коган. Майор ногой отбросил пистолет полицая и сказал: — Ну, здравствуй, сволочь. Достали мы тебя! Калач, превозмогая жуткую боль, прошипел: — Радуешься? Ну-ну. Только осталось ли у тебя время на это? Да и чему радоваться? Тому, что завалил самого Калача? А мне, знаешь ли, по хрену все. Я славно погулял на своем веку и особенно при немцах. Ты же наверняка знаешь, как я лично валил таких, как ты, стрелял ваших жен, матерей, детей. А огненный шабаш в Лозе! Слышал бы ты, как кричали деревенские, когда я поджег сарай. Шелестов побледнел и проговорил сквозь зубы: — Откуда такие нелюди берутся? Ты надеялся умереть легкой смертью? Уже подыхаешь, испытывая страшную боль, но я еще добавлю. — Майор выстрелил в промежность карателя, затем в колени. Калач взревел, глаза его полезли из орбит. — Жаль, что ничего большего я не могу для тебя, Калач, сделать. — Командир, эсэсовец руку тянул к стенду. Может, там есть что-то ценное? — сказал Сосновский. — Посмотри.