— Ты смелая, так что будь смелой и со мной, — ответил он, и голос его прозвучал столь твердо, что я удивилась. — В обходительности нет нужды. Я обдумала его слова и пробормотала: — Полагаю, ни в самом убийстве, ни в том, что имеет к нему отношение, нет ни капли обходительности. — Это точно, — улыбнулся он. Ободренная им, я чуть подняла глаза. — Тогда расскажите мне, наыри, все, что вам известно об этом деле, а я расскажу вам все, что знаю я. Он прислонился к забору, достал небольшую записную книжку и открыл ее. — Мы опросили всех свидетелей, что оказались рядом с Хёминсо той ночью. Я провела пальцем по воротнику своей формы, а затем, слегка смущаясь, встала рядом с Оджином и посмотрела на страницу, которую он мне показывал. И увидела написанные аккуратными иероглифами ханча имена. Первым шло имя медсестры Инён. — Наша главная свидетельница — дворцовая медсестра Инён, бывшая служанка тамо в полицейском отделении, — сказал Оджин. — По ее словам, она пошла за Анби, чтобы предупредить ее о том, что нельзя покидать территорию дворца, но не смогла ее догнать. Потом она услышала крики и помчалась на место преступления. У меня по спине пробежала дрожь. — А где обнаружили тела? — Тело придворной дамы Анби нашли неподалеку от ворот. Я вспомнила ее, холодную и красную от крови. Точные удары в легкие и горло. — Старшая медсестра Хиджин лежала у подножия лестницы, рядом с учебным кабинетом. Раны в спине и горле. — Две ученицы были найдены в самом кабинете. Ынчхэ лежала рядом с дверным проемом, а Питна, свернувшись клубочком, у стены. Питна, чьи ногти были в крови. Ей нанесли колющие удары в горло и грудь. У Ынчхэ был сломан нос, а в кулаке она зажимала клок волос. Ее ранили в живот, а прикончили ударом в горло. — У всех жертв есть нечто общее, — прошептала я. — Рана в горле. Оджин кивнул: — Тамо, осматривая тело во второй раз, измерила раны в груди и на шее придворной дамы Анби. Они были нанесены оружием четыре чхона на два пуна[25]. Я нахмурилась: — Командир считает, что орудие убийства — нож для резки трав. Однако для якчакту, мне кажется, лезвие слишком маленькое. Нож для резки трав по длине ближе к мечу. А ее закололи чем-то… я бы сказала, длинным и очень тонким. — Я тоже так считаю. Но раны у других женщин вполне могли быть нанесены ножом для резки трав. Я скрестила руки и начала ходить по террасе, пытаясь представить тела убитых. Хорошо бы рассмотреть их раны тщательнее, чем тогда, на месте преступления. — Будет ли у меня возможность осмотреть тела? — Нет, женщин похоронили. — Как? — прошептала я. — Прошло всего четыре дня. — Командир Сон сказал, что трупы слишком быстро разлагаются. Я пытался убедить его не торопиться, но на третий день после убийств жертв все равно похоронили. Мое удивление все росло. Тело убитого часто говорит очень о многом, раны способны детально повествовать о произошедшем. И подобные свидетельства буквально зарывают в землю на третий день после трагедии? Значит, придется полагаться на рассказы Оджина и тамо. — Вы упомянули, что придворную даму Анби закололи ударом в легкие. Легкие защищены ребрами… — Я позволила мыслям задержаться на этом моменте и попыталась сообразить, о чем еще способны поведать мертвые. Продолжая хмуриться, я подняла глаза на Оджина. — Просто ли это — заколоть кого-то ударом в легкие? — Это совсем не просто, если не иметь представления о строении человеческого тела. Нужно, чтобы клинок прошел между ребрами — только так можно беспрепятственно добраться до легких. — Между его бровями залегла морщинка. — А что происходит при этом с человеком с медицинской точки зрения? Ветер тем временем усилился, и сколько бы я ни заправляла волосы за уши, они все равно лезли мне в лицо. — Большая кровопотеря, затрудненное дыхание, но смерть в подобных случаях далеко не мгновенна… — Я убрала еще одну прядь за ухо, но потом, сдавшись, позволила ей упасть на лицо. — Обычно она наступает спустя несколько часов, в течение которых легкие наполняются кровью. — Возможно, именно поэтому убийца преследовал Анби — зная, что быстро она не умрет, он хотел нанести ей второй удар. Она же потеряла слишком много крови и не могла защищаться. На эту вторую рану ты и обратила внимание. — А что обнаружили тамо при осмотре? — Тамо подтвердили, что рана достаточно глубока и оказалась смертельной — был задет большой кровеносный сосуд в горле. Это объяснило то тяжелое чувство, которое я испытала, впервые увидев рану. Знал ли напавший на Анби убийца, где именно находится такой сосуд? — Убийца либо случайно нашел нужную точку на теле жертвы и за один удар понял, что ранил куда нужно, потому что на этом он остановился, — сказала я, — либо у него имеется хорошая военная или медицинская подготовка. Мне на ум пришли врач Кхун, медсестра Инён и наследный принц. Первые двое всю жизнь изучали человеческое тело, а последний был хорошо подкован в военном деле. — Кто наши подозреваемые? Оджин тяжело вздохнул. — В настоящий момент таковых очень много, нам нужно будет сузить круг. — Но например? — Самый вероятный убийца — врач Кхун. — Он не выходил вчера на работу, — сказала я, неожиданно вспомнив о его отсутствии. — Его никто не видел. А вы с ним встречались? — Я недавно ходил поговорить с ним. Он отсиживается у себя дома и так сильно горюет, что даже с кровати подняться не в силах, — ответил Оджин, а поскольку я молча ждала, что он еще скажет, продолжил: — Я расспросил врача о его отношениях с придворной дамой Анби, но он все отрицал. Даже то, что кольцо принадлежит ему. И все же совершенно очевидно: ему известно о ней довольно многое. Он сказал, что я должен допрашивать не его, а госпожу Мун. Мои брови сошлись на переносице: — Госпожу Мун? — Он поведал мне, что госпожа испортила жизнь придворной даме Анби, но в детали не вдавался. Сказал еще, что она могла заплатить наемным убийцам, чтобы те покончили с Анби. — Оджин заглянул в записную книжку. — Так что госпожа Мун тоже находится под подозрением, хотя ума не приложу, с какой стати она могла столь сильно ополчиться на придворную даму. Я замерла: у меня было чувство, что я знаю ответ на этот вопрос. А потом моя неясная мысль сформировалась и стала отчетливой: — Придворная дама Анби была шпионкой госпожи Мун. Оджин поднял на меня ошарашенный взгляд: — Откуда тебе это известно? — Мне сказала госпожа Хегён… — Госпожа Хегён, жена наследного принца? Но почему женщина из королевской семьи доверилась тебе, по сути, служанке? — спросил он, и я поняла, что проболталась. Под его испытующим взглядом во мне всколыхнулись воспоминания о той ночи, и я испугалась, что если Оджин вглядится в меня чуть пристальнее, то разгадает один из дворцовых секретов, а после этого многие лишатся голов. В том числе и я. — Тебе известно что-то такое, что следует знать и мне? — тихо спросил он. — Я медсестра, и мои пациенты часто откровенничают со мной, — ответила я и быстро сменила тему разговора: — Я знаю, что госпожа Мун поручала слугам шпионить за принцем. Я слышала также, что она пытается настроить короля против сына, хочет, чтобы его величество остался в одиночестве. Чтобы он всецело принадлежал ей. Оджин продолжал смотреть на меня, и между его бровями появилась морщинка, словно он что-то начинал понимать, и я запаниковала еще больше. Отчаянно желая отвлечь его, я посмотрела в его записную книжку. — А как насчет Минджи? — Я ткнула пальцем в ее имя. — Она же не стала жертвой резни, правильно я говорю? Вы нашли ее? — Я еще не закончил с подозреваемыми. — В голосе Оджина звучало напряжение. — Наследный принц тоже в их числе. — Темнеет. — Я смотрела куда угодно, только не на Оджина. — Нужно идти, пока не наступила ночь. Мне по меньшей мере два часа добираться до дома. Свет постепенно покидал небеса, горизонт окрасило пурпурно-красное сияние, и на все окружающее упали тени, наполовину закрывшие лицо Оджина. — У меня еще остались вопросы, — глухо сказал он. — Я провожу тебя до дома. И, не дожидаясь моих возражений, Оджин пошел к своей вороной лошади. Я последовала за ним, думая, как бы мне избежать его расспросов. Когда он остановился перед лошадью, у меня не было ни малейших сомнений, что сейчас он заставит меня идти домой пешком. Я была служанкой, в конце-то концов, рожденной ходить по грязи. Хорошо, что хоть погода была хорошей. Оджин поправил седло и бросил на меня быстрый взгляд. — Можешь поехать на лошади, — сказал он. Я уставилась на него, слишком сбитая с толку, чтобы произнести хоть слово. Заметив мое замешательство, он неловко потер шею, вид у него при этом был непривычно взволнованный. — Ты… боишься лошадей?