Командир Юй сказал: — Прячемся под насыпью. Немой, разложи грабли! Немой снял с плеча несколько мотков проволоки и связал вместе большие грабли в количестве четырёх штук. Затем он промычал что-то пару раз, подзывая нескольких товарищей, чтобы они отнесли эту связку на стык шоссе и каменного моста. Командир Юй приказал: — Братья, спрячьтесь, пока машина япошек не окажется на мосту и ребята из подразделения Лэна не перекроют путь к отступлению. Как услышите мою команду — начинайте вместе палить, а затем скинем этих скотов в реку на съедение угрям и крабам. Командир Юй сделал пару жестов Немому, тот покивал и повёл половину вооружённых людей прятаться в гаоляне к западу от шоссе. Ван Вэньи потрусил за Немым на запад, но тот развернул его. Командир Юй сказал: — Ты туда не ходи. За мной! Боишься? Ван Вэньи, без конца качая головой, бормотал: — Не боюсь… не боюсь… Юй велел братьям Фан установить пищаль на насыпи, а потом обратился к горнисту Лю: — Старина Лю, как только мы откроем огонь, дуй в свою дудку что есть мочи, несмотря ни на что. Черти боятся громких звуков, слышишь меня? Горнист Лю был давним другом командира Юя, в юности Юй был носильщиком паланкина, а Лю — музыкантом, играл на барабане и соне.[17] Лю держал инструмент обеими руками, как держат винтовку. Юй обратился ко всем присутствующим: — Хочу сразу сказать горькую правду. Если кто-то из вас в ответственный момент струсит — прикончу. Нам нужно блеснуть перед Лэном и его подразделением. Эти ублюдки запугивают народ своими флагами. А я не такой! Он хочет, чтоб я пошёл у него на поводу? А я хочу, чтоб всё было по-моему! Люди отряда засели в гаоляновом поле, Фан Шестой вытащил трубку, набил её табаком, потом нащупал кремень и высек искру. Кресало было чёрным, а кремень бурым, как варёная куриная печень. Когда кресало ударило по кремню, раздалось шипение, разлетелся сноп больших искр. Одна искра приземлилась на фитиль из стеблей гаоляна, который Фан зажал между указательным и безымянным пальцами. Фан Шестой набрал побольше воздуха и подул, из трута потянулась струйка белого дыма, который стал красным. Фан Шестой раскурил трубку и сделал глубокую затяжку, а командир Юй сплюнул, поморщился и приказал: — Погаси! Если черти унюхают табачный дым, разве они заедут на мост? Фан Шестой поспешно сделал пару затяжек, затем потушил трубку и убрал кисет. Командир Юй сказал: — Заляжем на склоне, не то черти подъедут, а мы ещё не готовы! Все немного напряглись, но улеглись на склоне, сжимая оружие в ожидании боя с могучим врагом. Отец плюхнулся на живот рядом с командиром Юем. Тот спросил: — Боишься? — Не боюсь! — ответил отец. — Молодец! Весь в названого отца! Будешь моим вестовым. Как начнётся драка — от меня ни на шаг, если появятся какие-то приказы, я буду тебе говорить, а ты передавай на запад. Отец покивал. Он жадно смотрел на два пистолета, болтавшихся на поясе у командира Юя, большой и маленький. Большой — автоматический немецкий маузер, а маленький — французский браунинг. У каждого из пистолетов была своя история. С губ отца сорвалось одно слово: — Пистолет! Командир Юй переспросил: — Пистолет хочешь? Отец покивал головой и сказал: — Да! — А пользоваться умеешь? — Умею! Командир Юй вытащил из кобуры браунинг и взвесил в руке. Пистолет был уже старый, и воронение с него полностью сошло. Командир Юй потянул затвор, и из магазина выпрыгнул патрон с полукруглой головкой в латунной оболочке. Он высоко подкинул его, потом поймал и снова загнал в патронник. — Вот! Стреляй, как я! Отец схватил пистолет, крепко сжал его и вспомнил, что позавчера вечером командир Юй из этого пистолета стрелял в чарку с вином и разбил её. В тот момент молодой месяц только взошёл и низко низко прижимался к сухим ветвям дерева. Отец тащился в обнимку с кувшином и сжимал в одной руке медный ключ — бабушка наказала ему принести из винокурни вина. Отец открыл ворота. Во дворе царило полное безмолвие, в стойле для мулов сгустилась кромешная тьма, по винокурне распространился неприятный запах перегнившей барды. Отец снял крышку с одного из чанов и при лунном свете увидел на ровной поверхности своё истощённое лицо: брови короткие, тонкие; он почувствовал себя уродливым. Он опустил кувшин в чан, и вино с журчанием заструилось внутрь. Когда он вытаскивал кувшин, вино капало обратно в чан. Но отец передумал и вылил вино — вспомнил, из какого чана бабушка умывала окровавленное лицо. Сейчас бабушка пила дома с командиром Юем и командиром Лэном. Бабушка и Юй выпили много, но не опьянели, а вот Лэн поднабрался. Отец подошёл к тому чану и увидел, что крышка прижата каменным жёрновом. Он поставил кувшин, потом с усилием сдвинул жёрнов. Жёрнов откатился в сторону, ударился о другой чан, пробил в стенке большую дыру, и оттуда с шипением потекло вино, но отец ничего не предпринял. Он снял крышку и тут же учуял запах крови дяди Лоханя, вспоминал его окровавленную голову и бабушкино окровавленное лицо. Лица дяди Лоханя и бабушки появлялись в чане, сменяя друг друга. Отец погрузил кувшин в чан, набрал кровавого вина, взял кувшин обеими руками и понёс домой. На большом квадратном столе ярко горели свечи, командир Юй и командир Лэн пристально смотрели друг на друга и шумно дышали. Бабушка стояла между ними, положив левую руку на пистолет Лэна, а правую — на браунинг Юя. Отец услышал её слова: — Если вы не можете сторговаться, то гуманность и справедливость всё равно никуда не денутся, дружба всего дороже, нечего тут хвататься за ножи да пистолеты, вымещайте злость на японцах! Командир Юй принялся браниться: — Ты, братишка, меня не напугаешь знамёнами бригады Вана. Я здесь главный, десять лет разбойничаю, и плевать я хотел на этого гребаного Большелапого Вана! Лэн холодно усмехнулся и сказал: — Старший брат Чжаньао, я же за тебя радею, как и бригадир Ван, если приведёшь свою банду, так я сделаю тебя командиром батальона. Оружие и провиант предоставит командир бригады Ван. Уж лучше, чем быть бандитом. — Кто бандит? Кто не бандит? Любой, кто дерётся с японцами, — национальный герой. В прошлом году я пощупал трёх японских постовых и добыл три винтовки «Арисака-38»![18] Ты вот, командир Лэн, не разбойник, сколько япошек укокошил? Да ты ни одной волосинки у них не выдрал! Лэн сел, достал сигарету и закурил. Пользуясь случаем, отец поднёс кувшин вина. Бабушка взяла у него кувшин, тут же изменилась в лице и гневно глянула на отца, затем разлила вино в три чарки, наполнив до краёв. Она сказала: — В этом вине кровь дяди Лоханя, если вы настоящие мужики, то пейте. Послезавтра вместе разбейте японскую автоколонну, а потом каждый пойдёт своей дорогой, как говорится, колодезная вода речной не помеха. Бабушка взяла вино и с бульканьем выпила. Командир Юй, запрокинув голову, влил вино в рот. Командир Лэн поднял чарку, отпил половину, поставил и сказал: — Командир Юй, что-то я перебрал с алкоголем, так что откланяюсь! Бабушка положила руку на пистолет и спросила: — Пойдёшь бить япошек? Командир Юй со злостью прошипел: — Не надо его уговаривать, он не пойдёт, так я пойду. Лэн сказал: — Я пойду. Бабушка убрала руку, командир подразделения Лэн схватил пистолет и повесил на пояс. У Лэна была белая кожа и с десяток чёрных оспин вокруг носа. На поясе у него была закреплена запасная обойма, а под тяжестью пистолета пояс и вовсе провис как перевёрнутый месяц. Бабушка сказала: — Чжаньао, вверяю тебе Доугуаня, послезавтра возьми его с собой. Командир Юй посмотрел на моего отца и с улыбкой спросил: — Названый сынок, кишка-то не тонка? Отец презрительно глянул на тёмно-жёлтые крепкие зубы командира Юя, показавшиеся между губами, и промолчал. Командир Юй взял чарку, поставил отцу на макушку и велел отойти к двери и встать прямо, а сам взял браунинг и направился в угол комнаты. Отец наблюдал, как командир Юй сделал три шага, каждый был широким и неспешным. Бабушка побледнела. Уголки губ Лэна растянулись в усмешке. Командир Юй дошёл до угла, остановился, потом резко развернулся. Его рука поднялась, глаза потемнели так, что даже блеснули красным светом, а потом браунинг выплюнул струйку дыма. Над головой отца что-то просвистело, чарка разлетелась на мелкие осколки. Один свалился отцу за шиворот, он втянул голову в плечи, но осколок проскользнул за пояс брюк. Отец ничего не сказал. Бабушка побледнела ещё сильнее. Лэн плюхнулся на лавку и, немного помолчав, сказал: — Хороший выстрел. Командир Юй похвалил: — Молодец, парень! Отец сжимал в руке браунинг и чувствовал, что он на удивление тяжёлый. Командир Юй сказал: