– Какой? – Опасный вариант. Я могу дать тебе парашют. Арктическая бригада, в которой я служил, является частью Береговых войск, но мы проходили и воздушно-десантную подготовку, Семенович об этом знал. Но прыгать из этого здания, высотой едва метров двести… – Прыжок с принудительным раскрытием, я ассистирую, купол тебе вытяну. Со смотровой площадки по прямой, к речке. – Семеныч, ты серьезно? У тебя здесь есть парашют? – Макс, это двадцать девятый этаж, номер иногда используется как конспиративная явка. Конечно здесь есть парашют. – Зачем на конспиративной явке парашют? Своими вопросами я пытался отсрочить принятие решения. Хотя чего тут отсрачивать – я уже решил, просто боюсь пока себе в этом признаться. – На всякий случай, как зачем? – между тем пожал плечами Семенович. Хотел было я ему напомнить о том, что в торговом представительстве в Новом Орлеане были пулеметы, но не было гранат и ПНВ. Не стал, промолчал. – Если ты готов сейчас спрыгнуть с повестки, то самолет будет ждать тебя в Шереметьево или во Внуково, куда доберешься. – Подъезды к аэропортам же перекроют. – Да, перекроют, – задумался Семенович, так и продолжая теребить усы. Но вдруг вскинулся: – Знаешь, что? А давай в посольство Никарагуа. Здесь рядом, у Круглого дома на Довженко, его любой таксист знает. – В посольство Никарагуа? – выделил я интонацией название страны. – У конфедератов тебя ждут наверняка, с кавалерией. Ну да, точно. – Ясно. Давай парашют. – Систему знаешь? – Рассказывай. – Пошли, по пути расскажу. – Куда пошли? – На выход, пошли-пошли, – показал мне на дверь Семенович. Сам он уже подбежал и распахнул один из шкафов, откуда достал яркий небольшой ранец, по виду рюкзак спортивный. Выбежали из номера, сразу же столкнулись с одним из людей Семеновича. Никифоров его фамилия, еще по торгпредству в Новом Орлеане помню. – Мы вырубили лифты, но… – Понял Леха, понял, – махнул рукой Семенович. Пробежав по коридору мы с ним, перепрыгивая ступеньки, поднялись на несколько этажей вверх по лестнице, едва не снеся по пути небольшую замешкавшуюся компанию. Сегодня весенний погожий денек, светит солнце – и на открытой к посещению площадке тридцать третьего этажа много народа, да и ресторан работает. Не выходя с лестницы на смотровую площадку, я снял берет, надел ранец с парашютом, затянул и проверил все ремни под приглядом Семеновича. После этого он уже сам подтянул мне грудную перемычку, дернул ремни ножных обхватов, проверяя натяжение. – Что-то мне надо знать? – спросил я у него. – Парашют я тебе принудительно выдерну. Петли управления красного цвета, не ошибешься. Лети прямо, при приземлении ноги вместе, купол сразу гаси. На набережной как можно скорее лови такси, тебе в посольство Никарагуа. Все. – Погнали. Выскочили с лестницы на смотровую площадку, осмотрелись по сторонам. Здесь стеклянное ограждение в половину человеческого роста, прыгать с такого никак – только если как через барьер. Поэтому уже через пару секунд мы пододвинули к ограждению несколько пустых столов. В ресторане были люди, многие уже вставали, смотрели на нашу суету с удивлением. Бежал в нашу сторону официант, но на него мы не обращали внимания. Заскочили на столы, я подошел к самому краю. Под ногами – светло-зеленый парк, чуть дальше изгибающаяся набережная Тараса Шевченко, по которой едут немногочисленные машины. Гул винтов слышен, но машин не видно – с другой стороны здания сейчас. Солнышко светит горячо, по-весеннему, какой прелестный день. Но ветерок свежий, сейчас с порывом даже стылый – я поежился. – Готов? – Готов. – Пошел. Разбежался в три шага по белоснежной скатерти и прыгнул. Нога в последний момент проскользнула по поехавшей скатерти стола, оттолкнулся неудачно – прямо чтоб красивый полет, с раскинутыми в сторону руками в прыжке веры, не получился. Вытягивающей стропой меня еще отклонило чуть назад, после купол вырвался на свободу закрывая небо, плечи сильно дернуло, замелькали стропы и яркая желтая ткань купола-крыла. Я зацепился взглядом за петли управления – красные, яркие, как Семенович и обещал. Но тут понял, что у меня перекрутило стропы, и я падаю неуправляемо. Несколько неприятных мгновений – в моменте длящихся отдельную вечность, после чего стропы раскрутило, при этом меня разворачивая. Вот только теперь я летел совсем не прямо – не по плану в сторону сквера и дальше к набережной за которой возвышается Белый дом. Меня развернуло, и сейчас по пологой дуге я снижался в обратную сторону. Не прямо к фасаду гостиницы, чуть вбок – в стену примыкающего к высотке гостиницы десятиэтажной пристройки крыла здания. – Воу-воу-воу! Обхватил петли управления сверху, даже не успев просунуть в них руки, потянул, меняя направление полета. Угол здания я практически миллиметрами облизал, но купол при этом задел за стену дома, слегка заворачиваясь. Скорость спуска (падения) увеличилась, мелькнули мимо деревья вдоль Кутузовского проспекта, за ветви одного из которых парашют и зацепился. Меня рвануло за плечи, останавливая полет, мелькнули в поле зрения земля, небо, купол, ветки и машины на Кутузовском; совсем рядом тротуар еще заметил, люди по нему идут. Показалось, что увидел себя со спины, а после с треском ткани и криком «полундра!» я приземлился на зеленый газон, который вдруг прыгнул мне прямо в лицо. Упал ровно и красиво – широкой грудью прямо в траву. Как оловянный солдат. Полежал немного. Приятно, мягко; еще хорошо, что в этом мире беспощадные штрафы за выгул собак на газонах и за мусор в виде окурков, так что я на чистое место приземлился. Живой, надо же. О таких мелочах еще думаю. Хотя, если бы приземлился в собачьи экскременты, мелочами бы мне это не показалось – мысли метались в голове хаотично, при этом появилось понимание, что еще нечего не закончено, все только начинается. Эта мысль помогла даже поймать дыхание и наконец-то сделать вдох. Сразу после этого я поднялся, расстегивая ремни парашютного ранца. Немного повозился с одним из ножных обхватов, после сбросил ранец не оглядываясь. Вокруг собралось несколько десятков людей – стояли по одному и несколькими группками поодаль по разным сторонам. Поэтому сразу я не побежал никуда – я ж в парадной форме. Достал берет, надел, выровнял и проверил положение кокарды, вроде четко все. Стряхнул невидимую пыль с плеч (хорошо в Москве весна уже, не в грязь и не в мерзлую землю упал), после чего быстрым шагом направился в сторону проезжей части Кутузовского проспекта. На полосах разгона уже притормозило несколько машин, чьи водители видели мое приземление. Пользуясь этим, я прошел перед ними, после бегом пересек четыре полосы проспекта, добравшись до разделительной. Здесь, подняв руку и заставляя машины притормозить – движение перед мостом плотное, тут медленно катятся, а не летят, перебежал на другую сторону Кутузовского. Теперь уже помчался быстрее северного оленя и углубится во дворы девятиэтажек. Бежал я быстро и стремительно, буквально перелетая через появляющиеся препятствия – только мелькали мимо парковки, машины, детские площадки, заборы школы. Мне нужно подальше от гостиницы сейчас, а потом такси поймать. Пробежал несколько сот метров по дворам, выскочил на X-образный перекресток узких проездов, притормозил. Оглянулся, переводя дыхание. Услышал короткий звуковой сигнал, обернулся – белая волга, которое недавно проехала мимо, сейчас сдавала задом. Посмотрел и только сейчас черные шашечки на двери заметил. Едва я сел, машина тронулась с места, довольно быстро поехав прочь по узкому проезду. – Это за тобой комендачи, брат? – вместо приветствия поинтересовался с едва уловимым кавказским акцентом таксист, поглядывая на меня в зеркало. – За мной. – Тебя куда? – Где Круглый дом на Довженко знаешь? – Конечно, – мы уже вырулили на набережную, и водитель разогнался, двигаясь вдоль Москвы-реки. – Три минуты, брат. Круглый дом оказался действительно недалеко. Поблагодарив таксиста, я отдал ему всю наличку, что у меня была. А было у меня достаточно – все по заветам сержанта Петренко, который учил нас молодых всегда держать при себе запас налички, маленькую фляжку хорошего алкоголя и свое сраное мнение. Фляжку хорошего алкоголя, которая у меня с собой тоже была, также оставил на сиденье. – Э-э, брат, я же не за деньги. – Так я и не тебе деньги даю, брат. Жене цветы купишь, детям мороженое. А тебе вот, – похлопал я по фляжке. Таксист рассмеялся, после мы быстро попрощались, и он уехал. Я же осмотрелся на месте где оказался. Круглый дом на круглый похож совершенно не был: если смотреть с дороги, обычная непонятной формы панельная девятиэтажка. И только зная, что он «круглый», можно было догадаться что построен он в форме ровной окружности. Было бы лето, вообще бы его не увидел – между ним и дорогой столько деревьев, что летом и нормальной весной, когда листва полностью окутывает кроны деревьев, здесь вообще все зеленое, думаю. Зато посольство Никарагуа увидел сразу – небольшое аккуратное здание на другой стороне дороге. Зашел, представился, прошел через проходную на территорию, где меня даже не заводя в здание посадили в темную тонированную машину с посольскими номерами и куда-то повезли. В аэропорт, полагаю, куда меня еще можно везти? По Университетскому проезду проехали мимо здания МГУ – самой большой «сталинской высотки», глядя на которую я поежился, вспоминая недавний полет. Ребра, кстати, только сейчас заныли – до этого просто не чувствовал боли. После того как проехали МГУ, повернули на Ленинский проспект и уже скоро заезжали во Внуково через служебный подъезд. Меня привезли прямо к трапу самолета – уже знакомый небольшой Ил-108 в бело-голубой раскраске, на котором мы с Родионовым из Питера в Москву вчера летели. У трапа меня ожидали две стюардессы. Уже знакомая Лидочка, и – надо же, сюрприз – Жанна. – Добро пожаловать на борт, – приветствовала она меня. Жанна обаятельно улыбалась, но я хорошо почувствовал ее внутреннее напряжение. Спрашивать ничего не стал, поднялся по трапу и прошел в салон. Здесь никого не было, никто меня не ждал. И пилот никого не ждал – самолет уже начал рулежку. Жанна подошла ко мне, дежурно проверяя спинку кресла и ремень. – Куда летим? – поинтересовался я. – Нью-Йорк.