Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Константин Павлович рассеянным взглядом проводил пса, бросил недокуренную папиросу в огонь. За окнами большими пушистыми хлопьями на стрельновскую землю опадал с черного неба девятьсот одиннадцатый год. Маршалы, Константин с Зиной, больше двух лет не были в Петербурге, и, когда жена предложила встретить очередное Рождество, а с ним и Новый год в столице, Константин Павлович сначала обрадовался, а потом испугался. Обрадовался, потому что ужасно соскучился по сырому балтийскому воздуху, по непредсказуемой северной погоде, способной в декабре разлиться оттепелью с плачущими сосульками и слепящим солнцем, а в мае выплюнуть из синюшного облачного подбрюшья под ноги горожанам последние порции снега. А испугался того, что от знакомых и любимых видов, от запахов проходных дворов, от желтого ледяного сала Мойки прорвется тугой нарыв – и не сможет он вернуться в тихий и покойный Елец. Осенью десятого года к ним на неделю приезжал Филиппов с сыном Владимиром. Поудили рыбу в Сосне, сходили на куропаток – Треф был в восторге, от Филиппова не отходил. Маршал видел, что Владимир Гаврилович хочет, но не решается задать какой-то вопрос. И догадывался, какой именно. И был благодарен ему за то, что вопрос так и остался незаданным. Потому теперь и не стали они с Зиной останавливаться в самом городе, а сняли маленькую дачу в Стрельне. Прибыли двадцатого декабря инкогнито, никого из старых знакомых не предупредив, и прямо с Николаевского вокзала укатили на Балтийский, к Петергофскому поезду. Два дня провели в прогулках, катании в санях, вечерами сидели у камина и подолгу молчали, глядя на огонь. А на третий Зина не выдержала. – Значит, так, муж! – В моменты острого недовольства Константином Павловичем она обращалась к нему именно так. – Или ты немедленно отправляешь Владимиру Гавриловичу телеграмму, что мы здесь, и вечером мы ужинаем где-нибудь в городе, или я сама ему напишу! Ни на каких других условиях я не готова больше созерцать твою приторную физиономию! Я же вижу, что под этой маской ты постнее черной ковриги! Маршал улыбнулся, поцеловал угрожающе выставленный указательный палец жены, обнял ее. – А еще лучше – прямо сейчас едем в город. Я пока пройдусь по магазинам, а ты нанесешь визит-сюрприз. Но сюрприз ожидал самого Маршала. И крайне неприятный. В Казанской части он не застал ни Филиппова, ни доктора Кушнира. Дежурный сказал, что начальник с доктором отбыли по службе куда-то за город и сегодня уже не появятся. А на вопрос о Свиридове последовал и вовсе оглушительный ответ: «Господин Свиридов в Казанской части больше не служит, так как числится погибшим уже четвертый месяц». Ошеломленный новостью, Маршал долго курил на Львином мостике, не обращая внимания на холод и копящуюся во рту горечь, молчал всю обратную дорогу до Стрельны, не замечая испуганных взглядов Зины, а теперь сидел у камина, смотрел в огонь и тщетно пытался не пропустить в мысли воспоминания. Треф в прихожей поскреб входную дверь – просился на улицу. Константин Павлович с неохотой поднялся, вышел из комнаты, сменил у рогатой вешалки халат на пальто с меховым воротником, натянул бобровую шапку, взял поводок и открыл дверь. Треф радостно взвизгнул, выскочил во двор и, словно лошадь после долгой скачки, закатался, приминая пушистый снег и фыркая от удовольствия. Через минуту вскочил на лапы, стряхнул налипшую «седину», прижал голову к земле и требовательно гавкнул на хозяина – он любил, когда тот швыряет носком ботинка в его сторону снег, а он, громко лая, ловит на лету белую россыпь. – Пойдем со двора, дурачок, а то Зину разбудим. Вдоль улицы мирно горели фонари. Искрясь в их желтом свете, медленно падали крупные снежинки, увеличивая тяжесть еловых веток, белые шапки дачных домиков и заметая свежий санный след. Треф галопом домчал до угла, обернулся на Маршала, мигом вернулся обратно. – Гуляй, гуляй, – улыбнулся Константин Павлович. – Сегодня без уроков обойдемся. Пес благодарно мотнул черной башкой, снова умчал далеко вперед. Маршал медленно отправился за ним. Морозный воздух взбодрил, разогнал мысли до их привычной скорости. «Завтра же утром нужно будет позвонить со станции в Казанскую. Что за мальчишество, ей-богу! В конце концов, это просто неприлично – приехать и не объявиться. А в свете последних известий так и вовсе не по-товарищески». Он свернул за угол, туда, куда несколькими минутами раньше умчался Треф, – и удивленно приподнял правую бровь: в конце дачной улочки прямо посреди пятна света Трефа трепал по загривку какой-то мужчина, а пес так молотил хвостом, что поднял небольшую метель. Константин Павлович ускорил шаг, сокращая расстояние между собой и разгадкой такого странного поведения обычно сдержанного Трефа, – и вторая бровь отправилась догонять первую. – Треф, красавец, ты что же здесь делаешь? – не переставая гладить собаку, приговаривал Филиппов. – Где твой хозяин, дружище? – Владимир Гаврилович? Филиппов выпрямился, указательным пальцем отправил котелок на затылок, развел руки. – Вот и не верь после этого в рождественские чудеса! Вы откуда здесь взялись, голубчик? Да еще и с собакой? – И, не дожидаясь ответа, шагнул навстречу, стиснул Маршала в объятиях. – Вы даже не представляете, как вы кстати. Да еще со своим нюхачом. – Он кивнул на прыгающего рядом Трефа. – У нас тут есть для него работа. Только теперь, слегка оправившись от первого потрясения, Константин Павлович заметил, что у раскрытых ворот одной из дач стоит городовой, а во дворе слишком оживленно для такого позднего часа – часто вспыхивал магний и кто-то покрикивал: – Да не затопчите, болваны! Вот хороший отпечаток, снимайте, Маленков! Филиппов взял Маршала под локоть, завел во двор. – Что же это вы, голубчик, никак решили Рождество на даче встретить? И не упредили? Нехорошо. – Да я, собственно… Мы… – Ладно-ладно, после оправдание придумаете. У нас тут вот какая петрушка – третью дачу за декабрь грабят. Почерк один и тот же: приходят вечером, буквально сразу, как хозяева свет гасят, стучат в дверь, якобы срочная телеграмма, – тут сплошь люди служилые, подобным визитам не удивляются. Хозяин уже ко сну готовится, в халате отпирает, а ему дуло в лицо. Мужчин связывают, женщин и детей, если таковые наличествуют, запирают в одной комнате. С барахлом не возятся, уносят только деньги, драгоценности, столовое серебро. Обычно полиция узнает уже утром: пока хозяева от мудреных узлов освободятся, пока доберутся до станционного отделения, пока нам сообщат – ищи ветра в поле. Но сегодня звезды сошлись: во-первых, дача телефонирована, а во-вторых, две превосходные ищейки в помощь моей седеющей голове! Роман Сергеевич! Из темноты двора вынырнул высокий, будто каланча – и такой же прямой, – мужчина, быстрым шагом приблизился к Филиппову с Маршалом, всем своим видом выражая готовность внимать и исполнять. – Вот, Константин Павлович, ротмистр Роман Сергеевич Кунцевич. Из армии к нам. Маршал пожал протянутую руку, а Филиппов продолжил: – А это Константин Павлович Маршал, замечательный человек и превосходный сыщик. Ну да я вам рассказывал о нашем последнем деле. А вы ему, будьте добры, расскажите о сегодняшнем. Хотя давайте уж обо всех. Кунцевич уже с большей заинтересованностью посмотрел на нового знакомого, заговорил короткими, рублеными фразами: – Первое ограбление случилось на даче доктора Ганзе в Лесном шестого декабря. Под вечер постучали в дверь, сказались почтальоном. Открыл сам доктор. Ворвались трое. С пистолетами. Доктора и сына-гимназиста связали. Супругу доктора, дочь и горничную заперли в спальне. Забрали деньги из бумажников, сняли с женщин драгоценности, выгребли из буфета вилки-ложки и ушли. Второй случай в Царском Селе, десять дней назад. То же самое: поздний вечер, телеграмма, хозяина и зятя в путы, женщин под замок. Забрали наличность и все блестящее из столовой и с жильцов, даже обручальные кольца стащили. Сегодня очередь Стрельны. Только четверо. Ни в одном из случаев даже не обыскивали дачи, работали быстро, дерзко, но вежливо. – Спасибо, Роман Сергеевич. Треф, голубчик, подсоби нам. Треф с готовностью вывесил розовый язык.
– Тут у нас на крыльце замечательные отпечатки. – Филиппов указал на ступеньки. Константин Павлович с сомнением покачал головой: – Не уверен, Владимир Гаврилович. Весь день снег валил. Но он попробует. Треф попробовал. Обстоятельно обнюхал следы, поводил черным носом, выбежал на улицу, покружил у калитки, потрусил к главной улице. Но там расстроенно заскулил: потерял запах. – Видно, здесь ждала повозка. Причем, скорее всего, без возницы – видите, – Маршал указал на припорошенные следы копыт и полозьев, – лошадь топталась, дергала сани туда-сюда. Думаю, тянулась к еде. Он указал на свисающие со стороны участка обломанные ивовые ветки с остатками сухой листвы. Потом пошел вдоль забора из штакетника, приглядываясь к доскам. – Вот! – Он радостно ткнул пальцем в угловой заборный столб. – Смотрите! Тут были привязаны вожжи. На столбе был виден круговой глянцевый след. – Странно. Оставить лошадь без присмотра. – Филиппов покачал головой. – Очень странно. – Думаю, бандиты не сильно доверяют друг другу. Вернее даже, не доверяют новенькому. – Новенькому? – Конечно. Господин Кунцевич же отметил, что сегодня было четверо грабителей. А до этого речь шла о троих. Потому и пошли все вместе. Проверяли новичка в деле. Кунцевич уважительно посмотрел на говорящего Маршала. – Видите, какую светлую голову потерял столичный сыск! А вы, ротмистр, мне не верили, – хитро улыбнулся Филиппов… * * * …Константин Павлович чертыхнулся, дернул рукой – подкравшийся огонек ужалил за пальцы. Он так глубоко погрузился в воспоминания, что забыл про зажженную папиросу. Обернулся на Волошина – тот деликатно молчал, не решаясь прервать мыслительный процесс столичного сыщика. Маршалу стало неловко: от него ждут дедуктических выводов, а он ностальгированием занимается. Откашлявшись, Константин Павлович резюмировал: – Возвращаемся. Здесь все ясно. Свистнул Трефу и зашагал обратно к деревне. * * * 21 февраля 1912 года. Деревня Поповщина, Порховский уезд Псковской губернии. 15 часов 14 минут В общинной избе набилось столько народа, что маленькие окна покрылись тяжелой испариной, заслезились. Мужское население Поповщины курило, и, судя по колющему глаза дыму, табачок был местный, ядреный. Бабы, сгрудившись на задних лавках, разбавляли аромат самокруток сладковатым запахом подсолнечника. С трудом протиснувшись между овчинных тулупов и полушубков, Маршал с Волошиным уселись за поставленный напротив собравшихся селян стол, возле которого уже обосновались урядник Старков и волостной писарь – черт знает как его зовут, Константин Павлович поленился лезть за записной книжкой. Появление двух новых людей для взбаламученных поповцев прошло незамеченным – гомон не затих. Мужики басовито переговаривались в полную глотку, бабьи голоса пробивались через этот набатный гул бубенцовым перезвоном. Константин Павлович попробовал интеллигентно покашлять, привлекая внимание, но порядок сумел восстановить только урядник – он поднялся во весь свой огромный рост, громыхнул об пол ножнами и гаркнул: – Тиха!!! «Тиха» стало так, что было слышно, как у сидящих в переднем ряду трещит, сгорая, в козьих ножках табак. Маршал тоже поднялся, расстегнул шинель. – Добрый день. – Куда уж добрее, – буркнул кто-то из настороженной толпы. – Согласен. Меня зовут Константин Павлович. Я прибыл к вам из Петербурга по просьбе псковской полиции расследовать ужасное злодеяние, которое произошло сегодня ночью. Господин урядник, я вас просил собрать только мужчин. С задних рядов разом возмутилось несколько женских голосов: – Это по какому такому закону одних мужиков-то?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!