Человек не опасный, при правильном подходе даже полезный. – Хотите записаться в наш пул лояльных СМИ и получить приглашение на очередной пресс-тур? – понятливо спросил Владлен Сергеевич. – Ну, видите ли, я в данный момент официально не работаю в каком-либо СМИ, – абсолютно честно признался опер Таганцев. – Но я подумываю предложить оригинальный материал популярному мужскому журналу «Крепкие орехи». Понимаете, у меня там есть приятель, Александр Боровичков, он редактирует авторские колонки и давно просит меня что-то для него написать. Это тоже была чистая правда: Шура Боровичков приятельствовал с Костей Таганским со школьных лет, при случае с удовольствием слушал рассказы о героических буднях опера и был уверен, что они очень понравятся аудитории мужского журнала. Не меньше, чем байки вора в законе Шурупа, который с подачи предприимчивого Шуры уже вел в «Крепких орехах» свою собственную авторскую колонку. – Так вы хотите написать о нашей клинике? – улыбнулся Потапов, понизив первую буковку в местоимении до строчной и с облегчением подумав, что это не его проблема: в штате «Идеаль Бьюти» имелся собственный специалист по PR и работе со СМИ. – Подождите, пожалуйста, я сейчас пришлю к вам нашего пиарщика. – Э, нет, не надо мне пиарщика! Вы что же, подумали, что я у вас бесплатную процедуру выпрашивать пришел? Ну, нет! – Таганцев шире расправил плечи, давая понять, что журналист на фрилансе – человек маленький, но гордый. – Я эту систему знаю: за ваши халявные укольчики придется все тут хвалить и с этим самым пиарщиком бесконечно согласовывать. Я лучше заплачу, но сохраню свободу творчества! – Вы уверены? – спросил Владлен Сергеевич, взглядом указав внимательно наблюдающей за ними Алле на толстую книгу прайса: пора, мол, неси уже. У нас не очень дешево. «Не очень дешево» – это был синоним «крайне дорого». – Вот потому я и прошу вас мне помочь… Большое спасибо! – Таганцев принял из девичьих рук внушительный талмуд с описанием процедур и расценками. – Давайте подберем для меня что-то побюджетнее, но при этом такое, знаете, интересное для мужчин. И не хлопотное по времени, чтобы мне сюда сто раз не ходить. Получасом позже младший администратор Алла с рук на руки передала новоявленного журналиста хорошенькой, как все в клинике, медсестричке Зое, и та повела страждущего пациента в кабинет мезотерапии. Внимательно изучив иллюстрированный прайс, Таганцев раскошелился на три процедуры, призванные избавить его от морщинки между бровями, и один сеанс пневмомассажа. Его предупредили, что один массаж никакого результата не даст, но он все равно его взял, по-детски пленившись аппаратом для прессотерапии и лимфодренажа на картинке. Оперу Таганцеву всегда хотелось примерить космический скафандр, а тут как раз такой случай подвернулся. – Норочка, начинается! – позвала из гостиной Виолетта Павловна и сразу после этих слов прибавила громкость телевизора. Под финальный аккорд заставки вечерних шестичасовых новостей Элеонора Константиновна торопливо поставила на изящный сервировочный столик последнюю тарелочку с тарталетками и покатила миниатюрный продовольственный транспорт в гостиную. – Ух, Норка, ты нас балуешь! – потерла крупные холеные руки Антонина Игоревна, опытным взглядом постоянной посетительницы фуршетов мгновенно оценив количество и качество доставленной к дивану еды. – Какая же ты все-таки, Норочка, хозяюшка! – добродушно изумилась Виолетта Павловна. Эта снисходительная похвала Элеонору Константиновну покоробила: ей словно бы намекнули, что настоящие леди – такие, как Виолетта Павловна, например, – не опускаются до того, чтобы собственноручно раскладывать по тарелкам угощение. Даже если это угощение – не самолепные вареники, домашнее сало или вообще какой-нибудь, прости господи, украинский борщ с чесноком, а изысканные тарталетки с креветками и каперсами из «Елисеевского». Элеоноре Константиновне захотелось взять тарелочку и нахлобучить ее на голову Виолетте Павловне. К ее безупречным парикмахерским локонам цвета золотого топаза тугие бело-розовые завитки креветок подошли бы идеально. Однако Элеонора Константиновна ничем не выдала своих чувств и желаний, ответив Виолетте Павловне лишь доброй улыбкой и смущенным: – Ах, Вия, вечно ты мне льстишь! Как будто изысканная и элегантная Виолетта Павловна могла искренне восхищаться таким плебейским талантом, как хозяйственность! Домовитость, рачительность, добросовестность, трудолюбие и иже с ними она ценила исключительно в прислуге, которую считала правильным и даже необходимым всячески шпынять и третировать. Сама Виолетта Павловна воспитывалась отнюдь не в благородном английском семействе. В свое время ее не научили ни тонкостям аристократической чайной церемонии, ни манерам истиной леди – на рабочей окраине, где она росла, они были не в ходу. Да и кто мог подумать, что такие премудрости когда-нибудь понадобятся смазливой пэтэушнице без особых амбиций? Амбиции, как оказалось, были у бандита Васьки Грома, с которым юная Виечка встречалась сначала в кустах сирени за гаражами, а потом на съемной хате со скрипучей кроватью и жутким ковриком с лебедями на стене. Да и предположить тогда никто не мог, что сегодня тот самый Васек Гром звался Василием Николаевичем Громовым и рулил не криминальной пацанвой с паяльниками и утюгами, а крупной сетью респектабельных магазинов бытовой техники. Вырос Васька, в большие люди вышел! И законную супругу свою Виечку вывел. А уж осваивалась она в дивном новом мире богатых и праздных дам самостоятельно – благо, в деньгах ей супруг не отказывал, а траты на персональных тренеров, инструкторов и прочих гувернеров, ныне именуемых коучами, даже поощрял. Так что держать чашку, не оттопыривая мизинец, и пользоваться столовыми приборами в диапазоне от кофейной ложки до лопатки для икры Виолетта Павловна Громова давно научилась. – Присядь уже, довольно хлопотать, – чуть раздраженно сказала она хозяйке дома. Но Элеонора Константиновна сначала переставила тарелочки с сэндвичами, тарталетками и британскими сконами на круглый столик, накрытый белоснежной скатертью, свисающей почти до пола, и только после этого позволила себе опуститься в кресло. – Надеюсь, мои дорогие, ввиду сложившихся обстоятельств вы извините мне такое отступление от правил, как шестичасовой чай, – сказала она, тонко улыбнувшись. – Ввиду сложившихся обстоятельств мы извиним тебя, Нора, даже если ты сейчас залпом стакан водки для храбрости хватишь, – хохотнула Антонина Игоревна Ломакина. Пожалуй, это был завуалированный упрек: Антонина Игоревна отметила отсутствие спиртных напитков, к которым относилась неизменно благосклонно. На фуршетах, до которых она была большая охотница, госпожа Ломакина первым делом значительно облегчала ношу официантов, встречающих гостей с подносами, уставленными бокалами. Причем предпочитала не тонкие вина, которые без церемоний называла кислятиной, а спиртное повышенной крепости. В отличие от Виолетты Павловны, смолоду уютно устроившейся за каменной стеной-спиной супруга, Антонина Игоревна мужа никогда не имела и нынешнее свое благосостояние выстроила сама. Хотя официально она строила вовсе не его, а сначала коммунизм, потом развитой социализм, начав с удалой и веселой комсомольской работы и закончив ответственным постом вице-губернатора богатого сырьевого региона. Собственно, госпожой Ломакиной Антонина Игоревна стала не так давно, большую часть жизни она была товарищем Ломакиной. И в качестве боевого товарища ни в чем не уступала коллегам-мужикам: вела деловые переговоры в бане, на рыбалке и в охотничьем домике, стаканами пила водку «за родину-Россию» и «за Сибирь-матушку», громко била по столу кулаком и виртуозно акцентировала свои мысли матом, умело усиливая непарламентскими выражениями ценные руководящие указания. За свою хлебную должность бой-баба Антонина Игоревна держалась долго, и лишь когда ее с трудом «ушли» на пенсию, начала наверстывать упущенное по части женского счастья и милых дамских радостей. – Тонечка, не запугивай Норочку, – сказала Виолетта Павловна и снова потискала пухлыми наманикюренными пальчиками телевизионный пульт, усилив громкость звука. – …трагедии, связанные с неудачными пластическими операциями, – строго глядя в камеру, сказала неопределенного возраста женщина-диктор. – В конце марта во время пластики груди в частной клинике у двадцатидевятилетней пациентки остановилось сердце. В апреле во время пластической операции по изменению формы носа погибла семнадцатилетняя девушка. – Так нам, бабоньки, еще повезло дожить до наших лет! – фыркнула Антонина Игоревна, загрузив в рот канапе. Элеонора Константиновна поморщилась: она всячески избегала разговоров о своем возрасте. Виолетта Павловна, глядя на дикторшу, притворно сочувственно заметила: – И сама-то Катенька очень неудачно блефаропластику сделала, смотрите, у нее на улыбке кожа под глазами крупными складочками идет! – Реклама о хирургическом изменении внешности рассказывает так, словно сделать грудь четвертого размера или убрать три подбородка столь же просто, как почистить зубы, – продолжила диктор Катенька, не улыбаясь – видимо, чтобы кожа не пошла складочками. – А о всевозможных чудовищных осложнениях говорится лишь тогда, когда скрыть последствия уже невозможно, и жертве хочется с помощью огласки в СМИ наказать навредивших ей горе-врачей. – Гляди, жертва, сейчас тебя покажут! – бесцеремонная Антонина Игоревна подтолкнула локтем Элеонору Константиновну. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь