Часть 3 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Н-ну! — натужно потребовал боярин.
Олег, мысленно выругавшись, подскочил, ухватил грязные склизкие ветви, потянул. Мгновением спустя к нему присоединился Радул. Вместе они оттащили кусок гати подальше в траву, после чего киевский ратник снова взялся за бревно, старательно ковыряя им по дну, докуда только мог достать, разрыхляя слежавшиеся древние слои, перемешивая их с водой до состояния однообразной кашицы. Когда с берега бревно перестало находить какую-либо опору, боярин с облегчением перевел дух:
— Ну, теперича точно не выберутся. Вода у них токмо тухлая, жратвы наверняка нет, с избами все сгорело. Струмент тоже. Ножками через месиво сие не сунутся — потопнут. Так что, ведун, дело свое мы сделали. Теперича и людям не стыдно в глаза глянуть.
— Стыдно-то, может, и не стыдно, — возразил Середин, — да только как мы докажем, что банду разгромили? Тушки-то уголовные все на острове остались!
— А чего доказывать? — удивился боярин. — Скажем, дабы не беспокоились, и ладно. Мы же не за награду дело свое творим, а ради земли русской, дела княжеского и совести своей. Чуток менее нечисти на земле стало — и хорошо.
— В общем, конечно, да, — со вздохом согласился ведун, вытирая руки о траву. — Только моя совесть лучше всего на сытое брюхо работает.
— Никак, оголодал, ведун? — поднялся Радул в седло. — Так поехали в Опочку. Покормят селяне, не боись. Переночуем, да поутру дальше тронемся.
— Угу. — Олег, убедившись что никакой иносказательности его спутник не приемлет, подошел к гнедой, придерживая рукой саблю, и привычно поставил ногу в стремя. — Сколько нам еще отсель?
— Я так мыслю, сотен двенадцать верст будет, — подобрал поводья могучий воин. — Коли задерживаться не станем, так за месяц доедем. Чай, не дальний свет.
Радул, словно в подтверждение своих слов, дал шпоры скакуну.
— Месяц, — пробормотал себе под нос Олег, перекидывая поводья чалого через луку седла и посылая лошадь в галоп. — А если придется задерживаться?
Как он и предполагал, селяне не очень поверили гордым уверениям боярина в победе над ватагой душегубов. Поди поверь, коли добычи никакой не привезли, да и сами без единой царапинки! Правда, вслух своих сомнений великокняжескому богатырю никто не высказал. Путников, платы никакой не спросив, еще раз накормили, спать уложили в светлой горнице одного из домов, коням овса задали. Однако же припаса с собой никакого не дали — проводили по утру до ворот и «спасибо» не сказали.
Снова потянулись бесконечные версты наезженного тракта. Дорога, истоптанная десятками ног, сотнями колес, тысячами копыт, уже давным-давно вывела подчистую не то что траву — прочные, как сталь, узловатые сосновые корни и те не выглядывали на желтую пыльную ленту метров в пять шириной. Правда, путников навстречу попадалось мало, да и то не купеческие повозки, а телеги местных крестьян, неспешно везущих кто кривые осиновые и кленовые чурбаки на дрова, кто репу прошлогоднюю, кто высокие стога пахнущего полынью сена пополам с одуванчиками. Олег уже успел усвоить, что этой, первого покоса, травой скотину не кормят — горькая. По в хозяйстве сену и без того применения хватает. Его и перед порогом стелят ноги вытирать, и в хлев скотине бросают для тепла и чистоты, и в выгребные ямы пихают против запаха и чтобы перегной потом лучше получился, и для тепла под пол да под кровлю… В общем, не пропадет добро, только косой махать успевай.
Небо, с которого почти две недели непрерывно сеялся мелкий дождик, наконец совсем распогодилось — на нем не осталось ни одного, даже самого крохотного облачка. Со всех сторон радостно пели, чирикали, заливались птицы — вместо того чтобы истреблять полевых и садовых вредителей, как того требует справочник по агротехнике. Впрочем, до появления первого такого справочника на Руси оставалось еще не меньше тысячи лет с солидным гаком, а потому птицы пока что могли петь невозбранно, поля — обходиться без нитратов, а хлеб — не пугать людей опасностями генной инженерии.
— Эх, картошечки бы сейчас, — вздохнул Олег о грядущих достижениях цивилизации и пнул пятками гнедую, заставляя ее нагнать богатыря. — Скажи, боярин, а какова она, служба княжеская?
— Служба как служба, — пожал плечами воин, звякнув кольцами кольчуги. — Ныне времена покойные, бед особых в землях русских нет. Хазар еще отец князя Владимира разгромил, так теперь токмо шайки малые и то редко когда на рубежи наши наскакивают. Так их дружины поместные обычно побить успевают. На вятичей раз ходили, что великому князю в дани отказать хотели, Булгарию Волжскую побили изрядно. Однако же дань с них князь Владимир брать не стал. Сказывал, соседи они добрые, в родстве с нами многие. Так чего забижать?
— Постой-постой, — непонимающе тряхнул головой Олег. — Какие еще добрые соседи? А вятичи тогда кто?
— Вятичи не соседи, то люди русские, — возразил богатырь. — Мы с ними единокровные родичи, нам надлежит вместе до века жить.
— Так булгары тоже родичи, сам говорил.
— Булгары соседи. Соседи добрые, обижать не хочется.
— А коли «не хочется», зачем в поход ходили?
— Старшинство свое показать, удаль молодецкую.
— Показали?
— А то! — гордо ответил Радул. — Разгромили начисто!
— А коли разгромили — чего под руку свою не взяли, чего данью не обложили?
— Дык, — терпеливо повторил боярин, — князь сказывал, соседи добрые, обижать данью грешно.
— Коли обижать грешно, зачем поход затевали?
— Старшинство показать.
— Показали? Если показали, так чего дань не спросили? Хотя бы для приличия — расходы на поход оправдать?
— Обидеть булгар князь не захотел…
Олег поморщился и отвернулся. У ведуна возникло ощущение, что либо он дурак, либо его таковым пытаются сделать. Весьма странно для любого правителя: разгромить соседа, пусть и самого «доброго», а потом уйти, ничего в результате победы не урвав. Или с «полным разгромом» Булгарии что-то нечисто. Хотя, с другой стороны, — если бы булгары русскую рать разгромили, Радул не был бы столь уверен в своей победе. В общем — темный лес какой-то. Политика…
Дорога тем временем, описав многокилометровую дугу через полный пчелиного жужжания березняк, пересекла влажное урочище, поросшее кочками темно-зеленой осоки, и погрузилась в вековую дубраву. Олег ощутил, как освященный крестик пригрел запястье, и почти сразу увидел полянку, посреди которой стоял метровый пенек с глубоко врезанными глазами и выпуклым носом, похожим на подвешенного вниз головой леща. Чур, хранитель границ.
— От и княжество Полоцкое, — неторопливо спустился на землю боярин, достал из сумки пряженец, отломил край, положил его к уходящей в землю деревянной бороде. — Почитай, верст двести уж миновали, да пребудет с нами милость богов…
Он вытянул из-за пазухи висящий на тонкой золотой цепочке амулет Коло: серебряное кольцо, в которое было вписано золотое солнышко с загнутыми по часовой стрелке лучами, поцеловал, спрятал обратно, бормоча под нос просьбы к своим родуницам — духам-покровителям рода. Затем поднялся обратно в седло и прежним путем двинулся вверх по холму.
Олег тронулся следом, старательно вспоминая, кому именно посвящен амулет. Колядка, вроде бы, обращается к Даждьбогу, сыну Сварога, прародителю славян. К Перуну относится колесо с шестью спицами, крест в кольце — уже амулет Ярила, «Солнечный крест», а крест с лучами, идущими от круга наружу, — это для покровительства предков, к родовым богам мольбы направляет. Прочая символика на Руси почти не встречалась. Разве только «морской якорь» у северных варягов иногда на шее или одежде поблескивал. Но, хотя внешне этот оберег и походил на якорь, на самом деле означал он молот Тора, покровителя воинов. Похоже, ратник киевского князя считал, что в бою он в покровительстве не нуждается, а по прочей надобности обращался прямо к создателю всего мира. Уверен, стало быть, что даже на небесах про него знают и помнят.
Тем временем они перевалили гребень холма и невольно зажмурились от яркого света: дорога безупречной прямой линией прорезала хлебное поле. Ростки поднялись еще от силы до колена, а потому простор казался пока не золотым, а бледно-зеленым.
— Не проголодался еще, боярин? — поинтересовался Олег. — Где пашня, там и селение неподалеку. А на большой дороге деревень без постоялого двора не бывает.
— Далековато еще до полудня, — поднял глаза к небу воин. — Коли ты, ведун, но каше горячей соскучал, так вечера подожди. Авось, встретим чего к той поре.
— Не встретим, так спросим, — согласился Середин, провожая взглядом очередного крестьянина, что трясся на пустой повозке. — Места здесь оживленные.
— А то, — усмехнулся богатырь. — От самого Киев-града через Чернигов, Ршу, Полоцк и до Пскова дорога тянется. Все города стольные, красные, богатые, княжеские. Погодь, как Чернигов минуем, так и вовсе не продохнуть станет. Там еще и Новгородский, и Белозерский тракты сходятся.
— Понятно, — согласно кивнул Середин. Разумеется, товары по Руси испокон веков на ладьях перевозили, благо полноводных рек везде в достатке. Но дело это степенное, неторопливое. Когда же по срочной надобности из города в город домчаться нужно, небольшой груз довезти, рать направить — тут уже приходится посуху пробиваться. Да еще пахари окрестные всякий товар в города на базар возят. Вот и натоптали-наездили.
Кони шли широкой рысью, мягко стуча подковами в дорожную пыль, солнце припекало затылок и быстро разогревало черную кожу косухи. Когда тракт, вильнув с поля в молодой осинник и миновав торфянистый ручей с переброшенным через него простеньким мостом из десятка бревен, снова выбрался на залитые светом луга, Олег решительно скинул куртку:
— Сейчас бы в холодном омутке искупаться…
— А русалок не боишься, ведун? — оглянулся на него боярин. — Они, сказывают, как раз в таких местах и обитают.
— Чего их бояться? — не понял Олег. — Они к людям за лаской да теплом тянутся, чужого живота не ищут. Вот навки — это да. Те песнями да сиськами подманивают, да потом на дно тянут. Болотницы тоже в яму заманить норовят.
— Тю, бодай вас злыдни темями, — сплюнул наземь Радул и торопливо потянул из-за пазухи свой амулет. — Яровит, Ригевит, услышь меня. Зная и Дидилия, не отведите от меня взора ласкового. И как вы, колдуны, со всей этой нежитью якшаетесь!
— А че? — невозмутимо ответил Середин, не столько для справедливости, сколько желая немного подразнить своего спутника. — Русалки, хоть и холодные, но нежные. Некоторые, сказывают, даже замуж за живых мужиков выходят, да живут с ними до гроба. И ничего. Только с дитятями у них вечная проблема. Да оно и к лучшему. Анчуток и так среди вязей хватает.
— Молчи, ведун, — замахал руками воин. — Ничего не говори. Всё едино я к воде ни шагу не ступлю. Чур меня, чур с вашими тварями.
— Ага, — кивнул Середин. — Как всё вокруг спокойно — так они мои, а как изводить нужно — почему-то сразу общие?
В этот момент они подъехали к широкому ответвлению от дороги, и Олег натянул поводья:
— А это что за поворот, боярин? К городу какому?
— Откуда здесь города, ведун? — покачал головой богатырь. — До самого Полоцка ни одного не помню. Ну, у Себежа тын стоит высокий, выселки кузнечные там же неподалеку, землю железную копают. И всё.
— Так давай повернем… — привстал на стременах Середин, и ему померещилось, что среди зеленых крон под холмом что-то блеснуло. — Давай. Всё едино дневать скоро. А водопоя удобного, может, до самого вечера не встретится. Сам знаешь, как бывает. И потом, не зря же здесь такую колею накатали? Значит, есть смысл повернуть.
Радул тяжко вздохнул, однако аргументам внял и первый отвернул коня вправо, вниз по пологому склону. Дорога запетляла между могучими замшелыми валунами, поднырнула под орешник и неожиданно растворилась на широкой прогалине. Олег сразу понял, что оказался прав: просторная песчаная отмель, ходить по которой босиком — одно удовольствие; кувшинки справа и слева от спуска к воде словно манят приблизиться к раздольному, не меньше трех километров в длину, озеру. На поляне видны следы не меньше десятка кострищ — значит, здесь останавливались многолюдные обозы или даже сразу несколько караванов. Либо тут место очень удобное, либо и вправду до ближайшего водопоя топать и топать.
Путники спешились, отпустили лошадям подпруги, скинули самые тяжелые сумки. Олег — благо шли скакуны последние версты шагом и почти не запарились — сразу собрал их за поводья, подвел к воде. А когда те напились и побрели щипать травку — быстро разделся, разбежался по песку и, громко ухнув, нырнул в блаженную прохладу.
На глубине вода была чуть ли не ледяной, зато на поверхности нагрелась, как парное молоко. Середин вынырнул, отплыл в сторонку от перемешанного места, лег на спину, раскинув руки и наслаждаясь покоем и невесомостью. Так он мог бы лежать довольно долго — если бы не услышал с берега конский топот. Олег извернулся, погреб к поляне торопливыми саженками, но всё равно опоздал: к котомкам на всем скаку вылетели три всадника — бездоспешные, в рубахах и шароварах, но каждый с мечом на боку и щитом у седла. Спрыгнув, двое тут же полезли рыться в сумках, а третий принялся ловить за поводья лошадей.
— Э-э! — подплыв к берегу, встал на ноги ведун. — Куда лезете?! Что, по рукам давно не получали?
— Помалкивай, голозадый, — отзывался от сумок один из ворюг, — пока самому ничего не отрезали. Это боярина Зародихина земля. Что на ней бесхозное лежит — то всё его.
— Это мое, дитя бесхвостой ящерицы, — яростно пробивался сквозь воду Олег. — А ну, оставь!
— Как ты меня назвал? — выпрямился вихрастый, веснушчатый юнец. — К рыбам на корм захотел? Ну, иди сюда, тина болотная, я тебе сейчас язык укорочу.
Воришка положил руку на выступающую над поясом рукоять, обмотанную тонким ремешком, и Середин невольно сбавил шаг, сообразив, что оказался один и, мягко выражаясь, безоружный против трех клинков. И тут невероятно вовремя затрещал орешник:
— Мир вам, добрые люди. И чего вам у нашего бивака надобно?
Неизвестно, что делал в кустах боярин Радул, но вышел он оттуда с булатным мечом в одной руке и пудовой палицей в другой. Кольчуга на солнце струилась, словно стальная драконья кожа, глаза смотрели спокойно, но недобро. Больше всего в этот миг Олегу хотелось увидеть лица незваных гостей, но увы — те замерли лицом в другую сторону.
— Кто это, ведун? — поинтересовался воин.
— Тати местные, — небрежно отмахнулся Олег, выбираясь на берег. — Вот тех двоих повесить можно, а конопатого я, как оденусь, в ящерицу превращу.
— Не надо, дяденьки! — взмолился юнец, начисто забыв, что у него у самого имеется оружие. — Не надо, не тати мы! Боярин Зародихин нас послал, Люций Карпыч, подорожное за стоянку собирать. Его ведь земля-то эта. И озеро его.
— Врет, — кратко отметил Середин, завязывая веревку штанов. — Кто же так мыт просит? Нужно подойти, поклониться, улыбнуться ласково. Сказать, что и как. А вы в чужие сумки лезете… Вот насколько засунул, настолько я тебе лапы передние и обрежу, когда в ящерицу превращу. Ну, и этим двоим отрубить можно. А уж потом повесить.
— Так не взяли ж ничего! — хором взвыли незадачливые воришки. — Не сами мы пришли, нас боярин послал. Холопы мы зародихинские. Усадьба его тут рядом, па озере. Оттуда и отмель сию видать.
— Врут, конечно, боярин, — подмигнул Радулу ведун, опоясываясь саблей. — Однако нехорошо как-то — хозяина не спросить. Наверно, надобно их сперва в усадьбу отвести, а уж там покончить?
— По совести, конечно, надо, — кивнул богатырь, опуская меч и вешая палицу на ремень. — Так и быть, съездим, коли недалеко.