Толпа, окружившая место катастрофы, напряженно молчала. Не было слышно обычного в таких случаях бормотания случайных свидетелей и не было вопросов праздных любопытных: «А что случилось?» «Коллективное сознательное» Проснулся Андрей в три часа ночи. Его разбудил странный звук, словно кто-то бегал по станции и стучал гаечным ключом по трубам. Нарочно с оттяжкой, чтобы звук подальше разносился. Удар, а потом скрип – железом по железу. Но как только Малахов раскрыл глаза, звук исчез. Андрей полежал несколько минут, ожидая сигнала тревоги или хотя бы чтоб кто-нибудь проявил интерес к происходящему. Но было тихо, и, судя по полной тишине в динамике коммуникатора, грохот Малахову приснился. Андрей попытался уснуть, но как только начал проваливаться в сладкое небытие, кто-то снова загремел по трубам. Малахов вскочил и выбежал в галерею. Входы в личные каюты были закрыты, команда мирно спала. Все было спокойно, горел дежурный свет, и зеленые огоньки над каждой из дверей равномерно перемигивались, сообщая, что члены экипажа на месте и с ними все в порядке. Андрей так и не смог больше заснуть. Хотя, возможно, он спал и ему снилось, что не спит. В семь утра Малахов уже был в медотсеке. Катя ловко взяла анализ крови и уложила Малахова под сканер. Пока чуткая электроника обследовала организм, Катя изучала данные анализа крови. – Жить буду? – шутя поинтересовался Андрей после сканирования. – У тебя увеличение количества лейкоцитов и эритроцитов, сегментоядерных нейтрофилов, уровня глюкозы, снижение содержания лимфоцитов, цветового показателя, а также выход лейкоцитарных индексов за пределы физиологической нормы, – строгим голосом произнесла Катя. – Не поправишь свои показатели – жить если и будешь долго, то мучительно. – И что? – А то, что у тебя дикий стресс! Ни разу раньше, ни на одной тренировке, ни перед стартом такого не было. Что с тобой, Андрей? Ведь тренировки должны были не только научить тебя что-то делать, но и привыкнуть к разнообразным нагрузкам. А ты словно впервые попал под перегрузки и невесомость. Катя на своем рабочем месте была настоящим врачом. Белоснежный халат, шапочка, под которую она убрала свои светлые волосы, обнажив розовые уши. Андрей впервые видел Катю вот так, в медицинском облике, а не в халате поверх комбинезона. А ещё от Кати шел неуловимый запах эфира. Хотя, может, это Андрею и казалось и у него просто слегка кружилась голова. – Я спал плохо. Снилось, что кто-то по станции грохочет… – Сны это не причина стресса, а его следствие. Были бы мы на орбите, ЦУП мог бы тебя и снять с экспедиции. Ты можешь не выдержать. – Да я себя прекрасно чувствую! Кстати, когда меня Тимур обследовал, он выслушивал мои легкие своей круглой штукой, потом смотрел горло с ложечкой, стучал пальцами по груди. Ну, как обычно все врачи делают. – То есть я не врач, а какой-то Тимур – врач? – обиделась Катя. – Он на болоте в Зоне всех лечил. А знаешь, как трудно лечить излома? – Излома? – Излом – это такая страшная тварь из Зоны. Они подкрадываются сзади и как… – Не буди лихо, знаешь такую пословицу? Вот командиру и расскажешь свои сны. Иди сейчас к нему, я перешлю результаты медосмотра. А пока тебе лекарства подготовлю. Малахов, проглотив две таблетки, одну синюю а другую красную, в некотором замешательстве покинул медотсек и отправился на мостик. Он никогда бы не подумал, что плохой сон может так отразиться на его состоянии. – Товарищ командир, – Андрей вошел на мостик, где у главного пульта сидел Протасавицкий, – тут Катя переполох устроила… – Знаю, уже доложила. – Командир крутанулся в кресле, разворачиваясь к Малахову. – Как себя чувствуешь хоть? – Прекрасно я себя чувствую! – с излишним энтузиазмом ответил Андрей. – Ага, посмотри, что мне Катя прислала. Да ты просто в диком стрессе. Но я думаю, ничего страшного, на тебе же скачок был, а потом эта гравитационная аномалия и коллективная галлюцинация с инопланетным кораблем… Я думаю, Катя молодец, что обратила внимание, надо тебе немного отдохнуть. Так что ты там про свой сон говоришь? – Ничего не говорю, – удивился Малахов. – Ну, снилось, что кто-то по тору бегает и гаечным ключом по трубопроводам лупит. Или не ключом, а чем-нибудь ещё. Но подумалось, что именно ключом. – А давай пройдемся по галерее, – неожиданно предложил Протасавицкий. Галерея, а вернее, внешняя часть тора, образующего станцию, по обе стороны от прохода делилась переборками на небольшие помещения. Технические и жилые, их и называли каютами. Были и просто отсеки, занятые под склады, пищевые, вспомогательные. В силу особой конфигурации силы тяжести пешеходная часть была расположена по самому внешнему периметру. Люди ходили так, что их головы ориентировались прямо на центр тора. Потолок, а вернее, внутренняя часть тора, был отдан под царство трубопроводов, кабелей и волоконной связи. Поэтому, если смотреть по сторонам, кажется, что идешь по бесконечному купейному вагону. Но стоило посмотреть наверх, создавалось впечатление, что ты находишься в каком-то производственном подземелье. Сейчас, в рабочее время, на потолке сияли сотни светодиодов, мягким светом создавая бестеневое освещение. Экономить электричество смысла не было, реактор работал с большим запасом энергии. Несмотря на технологичность и аскетичность внутреннего убранства станции, она все равно выглядела достаточно уютной. – Расскажи ещё раз про сон, – попросил Константин Петрович. – Когда, в какое время он начался. – Когда начался, я и не знаю. Услышал звуки, сначала проснулся не до конца, прислушивался. Они вроде бы прекратились. Я опять заснул, и опять загремело. – Примерно можешь сказать, откуда они шли? – Скорее с верхней части, вроде как за дверью каюты, в галерее. – Андрей показал рукой направление. – С одного места? – Протасавицкий, словно следователь, задавал конкретные вопросы. – Да нет, именно казалось, что кто-то бегает. – Посмотри, – командир не глядя указал пальцем на потолок, туда, где проходили основные коммуникации. Андрей поднял глаза и ужаснулся. По широкой трубе дренажа шла цепочка вмятин. – И что ты об этом думаешь? – Константин Петрович смотрел прямо в глаза Малахову. – Это не я… – Да уж догадываюсь, что не ты. Ты туда даже и не допрыгнешь. Я с утра все камеры просматриваю. После того, как увидел это. Идем, покажу. – Протасавицкий пошел на капитанский мостик, не сомневаясь, что Малахов последует за ним. – Вот. – Командир плюхнулся в кресло и откинул приставное сиденье, чтобы Андрей тоже сел рядом. – Вот два часа пятьдесят девять минут. За секундами следи. На экране появился ролик с камеры слежения, который показывал именно тот участок галереи, где находился трубопровод без каких-либо повреждений. На времени два часа пятьдесят девять минут одиннадцать секунд на трубопроводе появились вмятины. – Ты заметь, одиннадцатая секунда длится на записи две секунды! А двенадцатой нет вообще, сразу тринадцатая. И это только на этой записи. Тут не только трубу помяли, тут ещё в главном процессоре что-то глюкнуло. – Это не в процессоре, – возразил Андрей. – Процессор-то что, молотит свои байты. Это какое-то хитрое завихрение в софте, который видео обрабатывает. Константин Петрович откинулся на спинку кресла. Он словно не мог сосредоточиться. Наклонившись, он взял со стола карандаш и стал вертеть его в руках, глядя в никуда. – Во-первых, никому ни слова. Во-вторых, проверяй комп на предмет внедрения извне. Или изнутри. Правда, вся команда была на своих местах в это время. В-третьих, вводим постоянные вахты. По два часа. Кати это не касается. А вот ты, Андрей, не можешь ли ты подробнее рассказать о той самой пирамидке, я так понимаю, это единственный объект на Земле, способный кротовые норы делать? Я знаю, я прочел всю техническую документацию, назубок знаю. Но есть ли что-то такое, о чем нам не говорили? Ведь ты же к этой находке причастен? Так? – Я давал подписку, – уныло ответил Малахов. – Я как командир корабля отменяю ее. Рассказывай. Я должен знать. – Ну… – Андрей с трудом пытался начать рассказ, – давно это… Отец мой руководил группой, которая изучала аномалии, возникающие в Москве. Был период, когда доступ в Зону прекратили, но все артефакты и мутанты вдруг в Москве появились. Словно Зона шла за людьми, а не наоборот. В общем, все завертелось вокруг одного места, куда эта нежить, ну сами знаете… – Вот ты знаешь – я не знаю! Я в ваши Зоны не ходил и ходить не собираюсь! – Командир ударил ладонью по подлокотнику. – Ага! А что, Москва – не Зона? И сколько этой плеши вонючей по миру развелось? Вам все равно? – Извини. – Командир дернулся так, словно его стукнули по голове. Видимо, Андрей попал в больное место. – У меня семья в Москве. Была. – И вы меня простите… Я там выжил только благодаря отцу. И этой самой пирамидке. – Так, подробнее, – сухо прервал его командир. – Про эту чертову пирамидку. – Там ситуация была такая: все, кто был в Зоне и находился рядом, ну как рядом – в Москве, словно чуял зов этой пирамидки. И все это плохо кончалось. Люди морфировали, превращались в монстров и пёрлись к ней. И погибали там. На самом деле там все было сложнее, но суть примерно такая. Пирамидка звала к себе созданий Зоны. – Ты хочешь сказать, что вся система подпространственных прыжков завязана на этом? Мне никогда не говорили, что сердце подпространственного движителя основано на находке из Зоны! Официально это абсолютно мирное внеземное творение, используемое нами в понятных целях. Теперь это всё выглядит, как… э… подстава! – Командир употребил несвойственное для него слово. – Константин Петрович! Не надо так. Потом эта же пирамидка и меня спасла, и отца. Ну, и… – Что и? – Московская Зона – это её порождение. Но с тех пор мы смогли укротить её силу и вот – умеем ею управлять. – Вот пойди и пальцем вмятины на трубопроводе обратно выгни! Управлять он умеет! – Протасавицкий был вне себя. – Тебе что, ты тут гайки вертишь виртуальные, а на мне ответственность за весь экипаж! За твою, Малахов, твою жизнь в том числе. Я ничего не боюсь, кроме того, что кто-то из вас пострадает. – Я никак не ответственен за то, что вас не посвятили в подробности конструкции станции. Это не мне решать. И не я должен был доводить до членов экипажа… – Андрей говорил отрывисто, как на докладе. – Но, товарищ командир, поверьте, я был уверен, что вы знаете о пирамидке гораздо больше, чем я. Я и предположить не мог, что вам что-либо неизвестно. Ведь эта пирамидка – очень непростой артефакт. Её и обнаружили сначала только потому, что просто плевок рядом с ней полетел по сложной траектории. А потом… Ну, в общем, обнаружили её в подземелье с помощью примитивных гравитометров. И ещё по тому, что к это самой пирамидке стремились все монстры из Зоны, когда они в Москву нахлынули. Ну, я уже это говорил. А потом… в конце концов мы научились ею управлять. Она стала откликаться на гамма-кванты. Сначала удалось подавить последовательность импульсов, которая влекла к ней монстров. А потом… потом вот, она уже для нас кротовые норы делает. – Ладно, разберемся. Постарайся своё состояние в норму привести. Иди. Через час общее собрание, начинаем работать, – закончил Протасавицкий. Малахов ушел в свою каюту и рухнул на койку. Только механизм закрытия двери не дал ему громко, в сердцах, ею хлопнуть. Мало того, что так нехорошо получилось с анализами, но то, что теперь командир подозревает его в нечестности, в утаивании каких-то сведений, совсем выбило Андрея из колеи. Он полежал, посмотрел в потолок, потом в несущийся за стеклом иллюминатора хоровод звёзд и немного успокоился. Анализы, конечно, ерунда, придет в себя и восстановится. А то, что он утаивал – это неправда и никакой его вины тут нет. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь