* * * — Да не все ли тебе равно, Инга я, Наташа или там Галя? — с вызовом спросила Климова Инга, делая зачем-то ударение на последнем имени. — Разве это снижает остроту ощущений? — Она усмехнулась и погладила любовника по плечам и груди. — Или я ошибаюсь? Нет, что касалось остроты ощущений, то факт наличия у Инги второго имени, остроты этой ни в коем случае не снижал. Даже, пожалуй, наоборот. И все-таки… Рыжий парик, о котором Саша решил пока не спрашивать, то обстоятельство, что случайная, как казалось, подружка встретилась ему сначала на шоссе, а потом загадочным образом спасла от погони, вытащив, можно сказать, из самых лап милиции, не могли не озадачивать. И что это за многозначительные намеки на Галю? Хотя обычное же имя… Просто совпадение! И все-таки… Не дав Климову сказать ни слова, Инга прямо с порога набросилась на него, точно кошка, и они оказались в постели. Прошло немало времени, прежде чем Саше удалось спросить ее о визитах странного цветоносца и его доброхотши соседки Светы. — Да забудь ты о них, — махнула рукой Инга. — Ну что ты, разве такое забудешь, милая? — спросил Саша. — Что же станется с бедными детками, которых так любит Михаил Арсеньевич… ах, простите, Андреевич, ну пусть так. Так как же ваша любовь? — Какие еще детки? — Девушка, прищурив глаза, посмотрела на Александра. — И какая, простите, любовь? Знать не знаю, ведать не ведаю, о чем это вы? — Нет. — Климов нацепил на лицо маску притворного безразличия. — Собственно, я говорю о Наташе, которой, кстати, не завидую. Ей сегодня непременно станут открывать глаза. Как ты думаешь, а она, ну, Наташа эта, нас с тобой на свадьбу позовет? Или нет? — Думаю, что и на крестины первенца тоже. — Тоже «да», или тоже «нет»? — Тоже «нет». Этой девчонке вообще не повезло: ей приходится жить в необъятном, изнемогающем от любви к народу сердце господина Маложатова, — усмехнулась Инга. — Угораздило же, а? — Ну, в этой квартире еще кое-кому тоже не слишком подфартило, — ответил Александр своей подруге. — Тебе, наверное, не везет на мужиков, а? Я, милая, в бегах. Гаишники — ерунда, без меня просто не могут жить доблестные стражи порядка Центрального околотка. Да и это еще не все — Федеральная служба безопасности, в лице неизвестных мне типов в серой «девятке» и моего армейского товарища, ныне майора этой самой службы, мсье Богданова, который, кстати или некстати, довольно прозрачно намекнул мне, что я заинтересовал, ко всему прочему, еще и мафию в лице Адыла Мехметова. Тут почти полный джентльменский набор. Но и это еще, если разобраться, не самое веселое. По городу шляется какой-то маньяк с «пушкой» и крокодиловыми челюстями, поедая моих знакомых, друзей и родственников. Так что, если меня в ближайшее время не посадят, то пришьют. И что уж лучше, я, право же, не знаю… Климов умолк, подумав вдруг, что и на самом деле не уверен, какое из двух этих зол считать меньшим. — А у тебя, Саша, очень содержательная жизнь, — с некоторой даже завистью (во всяком случае, так показалось Климову), проговорила Инга. — Совсем, наверное, не остается времени для себя. — Это точно! — воскликнул Климов. — Это ты в самую десятку! Совершенно некогда о себе подумать, зато у других для меня времени навалом. Люди забросили семьи, не ходят в кино, не играют с друзьями в преферанс и шахматы, не смотрят телевизор, а целыми днями и, заметь, ночами окружают вашего покорного слугу неусыпной заботой. И этого мало, один симпатичный старичок, человек чрезвычайно ученый, раскрыл мне глаза на моих предков. И, представь себе, родственнички: куда не плюнь, насильники, грабители, братоубийцы, оборотни, — одним словом, отпетые головорезы. Дедушка по маминой линии, красный кавалерист, пришел бы в ужас, узнай он, с какой контрой породнилась его дочь… Александр умолк, а Инга, прижавшись к нему всем телом, поцеловала его в губы. — Может быть, отвлечемся от мрачных мыслей и, пока ты еще не в тюрьме и не в могиле, займемся чем-нибудь приятным? — прошептала она. — Например личной жизнью, а? «Личной жизнью, а? Пока он, Климов, еще не в тюрьме и не в могиле?» Классная девчонка! Такие, как она, да еще Барбиканыч, просто украшают жизнь! — Слушай, тебе никто не говорил, что ты классная девчонка? — спросил Саша Ингу, обнимая ее так, что у девушки, захрустели кости. — Говорили, — ответила она восхищенным шепотом, когда Александр разжал объятия. — Но при этом не порывались сломать ребра. — Значит, они ни черта не понимали. — Это точно. * * * — А я чувствовал, что ты придешь, Всеволод Иванович; нет, не чувствовал — знал, — негромко произнес отставной генерал-майор и умолк. Он пригласил своего бывшего заместителя в пыльный кабинет, где по трем стенам стояли полки с книгами, несколько стульев и старинный письменный стол красного дерева, украшенный резьбой. За ним и разместился хозяин, усадив гостя напротив, отчего тому на какое-то время показалось, что Совинский вновь стал начальником, к которому он, Орехов, зашел в кабинет с докладом. Шторы прикрывали окно лишь наполовину, и лучи склонявшегося к закату солнца, в которых роились тучи пылинок, освещали бронзовый письменный прибор и лежавшие на столешнице покрытые пигментными пятнами руки хозяина. Лучи били прямо в лицо посетителю, который, не желая выдавать своего стеснения, старательно делал вид якобы ничто его не беспокоит. Совинский не в первый уже раз произносил эту фразу, и Орехову даже начинало казаться, что пришел он зря, так как у бывшего начальника развился склероз и потому спрашивать его о делах давно минувших просто бесполезно. Но хотя и внешний вид хозяина, и душная, если не сказать, затхлая атмосфера, царившая не только в кабинете, но и во всем жилище, удручали генерала, а бивший в глаза свет раздражал, уйти Орехов не мог и потому принужден был сносить, выпавшую на его долю муку. После некоторой паузы генерал-майор наконец продолжил: — Небось, поручил своим ребятам личные дела отставников перебирать? Тех, кто в Белоруссии служил?.. Удивляешься проницательности моей? — Он усмехнулся. — Не удивляйся. Мне делать нечего, я газетки читаю от скуки. Иногда думаю, размышляю, понимаешь… Оборотень тебя беспокоит? Оборотень. Да он и впрямь оборотнем стал: горлышки людям рвет, резвится… Неохота тебе на пенсию, Всеволод Иванович? Неохота. А ведь попрут. Да и то сказать, генерал-лейтенантом в отставку выйдешь, не то что я. — Для того и дали мне это звание, чтобы с почетом проводить, — согласился Орехов. — Да только вот замену пока никак не найдут. Заело там в Москве шестеренку какую-то, да то — дело времени. Ждать все равно недолго. — Возьмешь его, — с уверенностью произнес генерал-майор и усмехнулся, — покомандуешь еще. — Ты и правда, Егор Федорыч, думаешь — это он? — с сомнением спросил генерал-лейтенант. — Погиб же он. Сгорел. Труп опознали, ты же сам это не хуже меня знаешь. — Оборотень, — веско произнес Совинский, — он на то и оборотень. Его, брат, так просто не возьмешь. И сам ты понимаешь, что никто другой так работать не может. У него талант, редкий дар, можно сказать. Если бы в Бога верил, — генерал-майор усмехнулся, — сказал бы, что с нечистой силой наш с тобой приятель знается. Он ведь к кому угодно подобраться мог. Да что подобраться, хоть ты будь с ним знаком — рядом пройдет, если не захочет, чтобы узнали его, не узнаешь. В газетках-то большинство чушь пишут, да я ведь и между строк читаю… Не верил я, ей-Богу, не верил, что погиб он. Слишком уж просто… Не мог он так нелепо умереть… Ты связного ищешь среди наших, а не думал, может, есть кто в Москве служил или еще где, а потом в отставку вышел и к нам перебрался? — Вот ты говоришь — в отставку, — согласился Орехов. — Я проверял и уволенных проверяю, да только у нас здесь никого, кто знал Оборотня, быть не может, да и в других местах тоже таких уже в живых не осталось. Так что, проверяй не проверяй. Не себя же мне проверять? — Ну, так ты меня проверь, — ухмыльнулся генерал-майор. — Вдруг я на старости лет его связным стал? — Гость поморщился, не может Совинский не уколоть, а тот продолжал: — То-то и оно, что все мы, кто в том деле, после которого его убрать решили, участвовал, — либо старики, либо… — Совинский сделал паузу и закончил: — …покойники. — Ему и самому уже лет не мало, — вздохнул генерал-лейтенант. — Должно быть, сильно за семьдесят. Возможно, и ошибаюсь я, связником ведь любой может оказаться… Да только не верится. Чувствую я… Орехов умолк, потому что бывший его начальник затрясся от беззвучного смеха и, с сожалением посмотрев на генерал-лейтенанта, произнес: — Ты, Орехов, точно стар стал. Это мне, пенсионеру, чувствовать дозволяется, а тебе… Гость опустил голову. «Да, что же это я, а?! И сам ведь Богданова за такое ругаю и не одного его…» — Не обижайся ты, Всеволод Иваныч. Это я так… — генерал-майор тяжело вздохнул и вдруг печальным тоном закончил: — Устал, брат, я от жизни. Смерти жду… Тело не служит, а вот мозги еще ничего — работают, и память есть: Помню то, что ты забыл. Орехов встрепенулся. — Помнишь этого, как его… — старик щелкнул пальцами, — эх, зря похвастался, а ведь только что помнил… — Он от огорчения причмокнул губами и, внезапно просияв, радостно воскликнул: — Ющенко! — Ющенко? — переспросил генерал. — Да, он ведь здешний, земляк твой, служил в Москве, а в девяносто первом его выперли. Ты не можешь не знать. Я ведь не хожу никуда, а тут как-то прогуляться вышел, смотрю — физиономия знакомая, он ведь приметный такой… Ну заматерел, конечно, в те-то годы совсем щенком был. Я потом, как домой пришел, целый день голову себе ломал, кто такой? — насилу вспомнил. Проверь, не пересекался ли он где-нибудь с Лапотниковым и замом его? Последнему-то он, пожалуй, больше по возрасту подходит. Если найдешь хоть малейшую точку соприкосновения… — Так он ведь в операции той не участвовал, — воскликнул Всеволод Иванович. — Ющенко… Знаю я Ющенко. Брови у него как у Брежнева были, смеялись еще все, не родственник ли? — Участвовал не участвовал, — махнул рукой генерал-майор, — друга нашего он знал, вот что для тебя главное. Проверяй, все равно ведь ничего больше у тебя нет. Тут бывший начальник Орехова был абсолютно прав. Шансов, как говорится, пятьдесят на пятьдесят — или Ющенко, или… Да, все равно ведь никого другого нет. Следовало сейчас же отправляться на работу. Или нет, лучше позвонить прямо отсюда, чтобы нашли Богданова… — Вот-вот, поспеши, — сказал Совинский, заметив, что рука генерала потянулась к пузатому красному телефонному аппарату, стоявшему на столе. — А то как бы не опоздать… Оборотень нынче по-крупному играет, связной ему, может быть, уже больше и не нужен. Не успел генерал коснуться трубки, как телефон ожил, взорвавшись громкими надсадными трелями. — Ты смотри, — удивился хозяин дома, поднимая трубку. — Прорвало, а то неделями молчит. Алло… да… да… да… — Совинский прикрыл микрофон рукой. — Тебя, генерал-лейтенант. Закончив короткий разговор, Орехов поднялся и внимательно посмотрел на своего бывшего начальника. — Ющенко… — уверенно произнес тот. — Убит, — коротко ответил генерал-лейтенант. * * * — Я давно хотел спросить тебя, девочка моя, — ласковым тоном произнес Климов, когда они, выпив кофе, сидели на кухне. — Где моя одежда? А то неудобно, знаешь ли… — По-моему, нам одежда не нужна, — игривым тоном проговорила нагая Инга. — Сейчас тепло. Зачем тратить лишнее время? Раздеваться?.. — В практичности тебе не откажешь, милая, — улыбнулся Климов. — Однако я вчера произвел неизгладимое впечатление на твою соседку и воздыхателя, щеголяя перед ними в набедренной повязке. Они, чего доброго, решили, что я — папуас… Кстати, я, конечно, ценю твою выдержку и нежелание понапрасну «ранить чувства людей», но… он просто так не отвяжется. Я нашего брата мужика знаю. — Саша имел в виду Маложатова, которого Инга дважды выставляла за дверь и, наверное, принуждена была бы сделать это и в третий, и в четвертый раз (Климов уже хотел вмешаться), но приняла простое и гениальное решение: не открывать дверь. — Я, конечно, могу встретить его в следующий раз вообще без повязки, но с ним может заявиться и Света… мне, конечно, все равно… И потом, вдруг за мной менты придут? В камере меня могут неправильно понять. Ты что, боишься, что я сбегу? — Не боюсь, — бросила Инга, вставая и покачивая бедрами так, что Саша не замедлил еще раз оценить ее практичность: действительно, зачем одежда? Тогда ведь придется все время раздеваться. Девушка вернулась через несколько секунд и, положив перед Климовым сверток в целлофановом пакете, сказала: — Это вам, сударь. Саша развернул сверток, в котором оказались черные джинсы, рубашка и даже белье. Все вещи, это Александр мог сказать с уверенностью, куплены были не на рынке, а в фирменном магазине и тянули больше, чем на сотню долларов. — Я поступаю к тебе на содержание? — спросил он с интересом. — Это для меня что-то новенькое. Если нет, то расплачусь я не скоро. Последним моим имуществом была машина, которую, полагаю, менты уже оттащили на стоянку и которой мне не видать как своих ушей. Остается еще квартира, тем более что в ближайшее время мне, в лучшем случае, обеспечат казенные апартаменты, а в худшем… для худшего мой старый костюмчик подходил лучше. А кстати, где он? — Я его выбросила, — спокойно ответила Инга. — Ты в нем отвратительно выглядел. — И напрасно, это было казенное имущество. За него, наверное, кто-нибудь расписывался. И потом, что это значит «отвратительно выглядел»? По-моему, я в нем познакомился с тобой, и мне кажется, я тебе тогда понравился… или нет? — Тогда костюм не имел никакого значения, — сказала Инга, и на губах ее заиграла лукавая усмешка. — Мне очень хотелось проверить, что под костюмом. И, — она сделала многозначительную паузу и улыбнулась так, что на щеках ее появились ямочки, — результаты проверки меня не разочаровали. Может быть, соблаговолите примерить? Умираю от желания узнать, не напутала ли я с размером.