– Мастер Байяз, – просипел привратник, – там перед воротами всадники, на хороших лошадях и отлично вооруженные! Они говорят, что у них срочное послание от короля Севера! Бетод. Этого следовало ожидать. Духи сказали, что Бетод пожаловал себя золотой шапкой. Кто же еще рискнет назваться королем Севера? Логен сглотнул. После их последней встречи у него осталась только жизнь, ничего больше; однако это намного лучше того, что выпало многим другим. – Ну так что, господин? – спросил привратник. – Велеть им убираться отсюда? – Кто их предводитель? – Какой-то разодетый парень с угрюмым лицом. Говорит, он сын этого короля, или что-то вроде того. – Кальдер или Скейл? Они оба довольно угрюмы. – Тот, кто моложе, я думаю. Значит, Кальдер, и это уже удача. Парни друг друга стоят, но Скейл значительно хуже. Встреча с ними обоими – опыт, которого надо избегать. После некоторого размышления Байяз распорядился: – Принц Кальдер может войти, но его люди пусть останутся за мостом. – Хорошо, сэр. Значит, за мостом. Привратник, сипло дыша, удалился. Кальдеру это не слишком понравится, ясное дело. Логен развеселился, когда представил, как самозваный принц будет безуспешно вопить в то узенькое окошко. – Он уже король Севера, ты можешь себе представить? – Байяз рассеянно глядел вдаль. – Я помню Бетода в те времена, когда он еще не был таким важным. Да и ты тоже. А, мастер Девятипалый? Логен нахмурился. Он знал Бетода, когда тот был почти никем – вождем небольшого клана среди многих точно таких же. Логен пришел к нему за помощью против шанка, и Бетод не отказал, но назначил определенную цену. Цена казалась небольшой, и дело стоило того, чтобы ее заплатить. Требовалось всего лишь сразиться, убить нескольких человек. Логену легко давалось убийство, а Бетод казался человеком, за которого стоило драться, – смелый, гордый, безжалостный, амбициозный. Этими качествами Логен тогда восхищался; ему казалось, он обладал ими и сам. Однако время изменило их обоих, и цена с тех пор возросла. – Прежде он был лучше, – размышлял Байяз, – но короны идут не всем. Ты знаком с его сыновьями? – Лучше, чем хотелось бы. Байяз кивнул: – Они абсолютное дерьмо, правда? И боюсь, они уже никогда не исправятся. Только представь себе безмозглого болвана Скейла королем! Бр-р! – Волшебник содрогнулся. – Иногда я почти готов пожелать его отцу долгой жизни… Почти. К ним подбежала маленькая девочка. Логен уже видел ее: она играла возле дерева при входе в долину. В руках девочка держала венок из желтых цветочков, который она протянула старому волшебнику. – Я сама его сплела! – сказала она. Логен уже слышал быструю дробь конских копыт, приближавшуюся по дороге. – Для меня? Это просто чудесно! – Байяз взял цветы. – Превосходная работа, моя дорогая. Сам мастер Делатель не сумел бы сделать лучше. Всадник с грохотом ворвался во двор, резко осадил лошадь и птицей слетел с седла. Это был Кальдер, и прошедшие годы отнеслись к нему мягче, чем к Логену. Он был с ног до головы одет во все черное, с опушкой из темного меха. Большой красный камень сверкал на его пальце, рукоять меча блистала золотом. Он вырос, раздался вширь, и хотя до размеров братца Скейла ему было далеко, все же мог считаться крупным мужчиной. Но его бледное гордое лицо оставалось почти тем же, какое помнил Логен. Тонкие губы кривились в постоянной высокомерной усмешке. Он бросил поводья женщине, сбивавшей масло, и быстро зашагал через двор, сердито поглядывая вокруг. Его длинные волосы плескались на ветру. Кальдеру оставалось пройти около десятка шагов, когда он увидел Логена. Сын Бетода изумленно раскрыл рот, отступил на полшага назад и невольно потянулся к мечу. Затем улыбнулся холодной натянутой улыбкой. – Так ты завел псов, а, Байяз? Вот за этим надо хорошо присматривать, он известен тем, что кусает руку хозяина. – Губы Кальдера скривились еще сильнее. – Я могу приструнить его для тебя, если хочешь. Логен пожал плечами: оскорбления – удел дураков или трусов. Оба определения, возможно, подходили для Кальдера, но Логен не был ни дураком, ни трусом. Если хочешь убить, сразу приступай к делу, а не разводи болтовню. Лишние разговоры позволят противнику приготовиться, а это последнее, что тебе нужно. Логен не стал ничего говорить. Если Кальдер примет это за слабость, оно и к лучшему. Может быть, драки слишком часто находили Логена, но сам он давным-давно их не искал. Второй сын Бетода направил свое презрение на первого из магов: – Мой отец будет недоволен, Байяз! Моим людям пришлось ждать за воротами – значит, ты недостаточно уважаешь нас! – Но уважения у меня действительно недостает, принц Кальдер, – сказал мудрец спокойно. – Прошу тебя, однако, не падать духом. Последнего из твоих гонцов не допустили даже за мост, так что, как видишь, мы продвигаемся вперед. Кальдер насупился. – Почему ты не ответил на призыв моего отца? – Так много дел занимают мое время… – Байяз показал ему цветочный венок. – Это тоже не делается само, сам понимаешь. Принца шутка не позабавила. – Мой отец, – прогремел он, – Бетод, король Севера, приказывает тебе явиться к нему в Карлеон! – Кальдер прочистил горло. – Он не станет… – Кальдер закашлялся. – Что? – переспросил Байяз. – Говори, говори, сынок! – Он приказывает… – Принц снова закашлялся, захрипел, схватился рукой за горло. Вокруг внезапно стало очень тихо. – Приказывает, вот как? – Байяз сдвинул брови. – Приведи сюда великого Иувина из страны мертвых. Он может приказывать мне! Он один, и никто другой! – Он хмурился все сильнее, и Логен с трудом поборол странное желание попятиться. – Ты этого не можешь. Не может и твой отец, кем бы он себя ни мнил. Кальдер медленно опустился на колени, его лицо исказилось, глаза наполнились слезами. Байяз внимательно оглядел его сверху донизу. – Какое мрачное одеяние. Что, кто-нибудь умер? На-ка, возьми. – Он накинул цветочный венок на голову принца. – Добавим немного цвета, вдруг это улучшит твое настроение? Передай отцу, что он должен прийти сам. Я не трачу время на глупцов и младших сыновей. Я старомоден – предпочитаю говорить с головой лошади, а не с ее задницей. Ты понял меня, мальчик? Кальдер медленно оседал набок, его глаза выкатились из орбит и налились кровью. Первый из магов махнул рукой: – Можешь идти. Принц с хрипом глотнул воздуха, закашлялся и с трудом поднялся на ноги. Пошатываясь и спотыкаясь, он подошел к своей лошади и взгромоздился в седло совсем не так прытко, как спускался с него. Уже направляясь к воротам, он метнул через плечо убийственный взгляд. Но поскольку лицо Кальдера было красным, как задница после отцовского ремня, этому взгляду не хватало должной внушительности. Логен поймал себя на том, что ухмыляется во весь рот. Давненько ему не доводилось так повеселиться. – Как я понял, ты можешь говорить с духами. Логен не ожидал такого поворота темы. – А? – Ты говоришь с духами, – повторил Байяз и покачал головой. – Это редкое умение в наши дни. Как они? – Кто, духи? – Да. – Угасают. – Скоро все заснут, да? Увы, магия утекает из мира. Таков установленный порядок вещей. Долгие годы мое знание росло, но мое могущество уменьшается. – На Кальдера оно произвело впечатление. – А! – отмахнулся Байяз. – Это ничто. Маленький фокус с воздухом и плотью, легче легкого. Поверь мне, магия убывает – это факт. Закон природы… Тем не менее есть множество способов разбить яйцо, не так ли, друг мой? Если одно орудие непригодно, попробуем другое. Логен уже сомневался, понимает ли, о чем они говорят. Но он был слишком утомлен, чтобы переспрашивать. – Да-да, конечно, – бормотал первый из магов. – Есть множество способов разбить яйцо… И к слову, ты выглядишь голодным. Рот Логена наполнился слюной при одном упоминании о еде. – Да, – промямлил он. – Да… Я бы съел чего-нибудь. – Ну разумеется! – Байяз ласково похлопал его по плечу. – А потом, может быть, стоит помыться? Не то чтобы это кого-то раздражало… Но я не знаю ничего более умиротворяющего, чем горячая вода, если человек проделал долгий путь. А ты, как я подозреваю, проделал очень, очень долгий путь. Идем со мной, мастер Девятипалый. Ты здесь в безопасности. Еда. Горячая вода. Безопасность. Логен с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, входя вслед за стариком в библиотеку. Добрый человек За окнами стоял ужасно жаркий день. Солнце ярко светило сквозь частые переплеты, отбрасывая перекрещивающиеся узоры на деревянный пол комнаты для аудиенций. Послеполуденный воздух стал теплым и влажным, как суп, и душным, словно в кухне. Фортис дан Хофф, лорд-камергер, краснолицый и потеющий в своей отороченной мехом парадной мантии, с полудня пребывал во все более и более дурном настроении. Харлену Морроу, его заместителю по аудиенциям, было еще труднее – в дополнение к жаре ему приходилось бороться еще и со своим ужасом перед Хоффом. Оба они страдали – каждый по-своему, но, по крайней мере, сидя. Майор Вест в вышитом парадном мундире обливался ручьями пота. Он стоял неподвижно, в одном и том же положении – заложив руки за спину и стиснув зубы – уже почти два часа. Стоял и слушал, как лорд Хофф ворчит, рычит и кричит в свое удовольствие на просителей и на всех прочих, попавших в поле его зрения. Не в первый раз за этот вечер Вест страстно желал оказаться в парке – лежать под деревом с бокалом чего-нибудь покрепче. Или укрыться под каким-нибудь ледником. Где угодно, только не здесь. Нести стражу во время этих кошмарных приемов – не самая приятная из обязанностей Веста, но могло быть и хуже. Майор думал о восьми солдатах, что стояли вдоль стен в полной амуниции. Он постоянно ждал, что вот-вот один из воинов сомлеет и с грохотом рухнет на пол, словно полный тарелок буфет, чем вызовет величайшее недовольство лорд-камергера. Но пока всем как-то удавалось держаться прямо. – Почему в этой растреклятой комнате вечно неподходящая температура? – пожелал знать Хофф, словно жара оскорбляла его лично. – Полгода в ней слишком жарко, полгода – слишком холодно! Здесь нет воздуха, совершенно нет воздуха! Почему окна не открываются? Почему мы не можем заседать в более просторном помещении? – Э-э… – смущенно выдавил заместитель, сдвигая очки вверх по мокрому от пота носу. – Просьбы об аудиенциях всегда рассматривались именно здесь, милорд. – Он замялся под грозным взглядом своего начальника. – Э-э… я думаю, такова, э-э… традиция. – Я и сам это знаю, болван! – рявкнул Хофф, лицо которого побагровело от жары и злости. – Разве здесь кто-нибудь спрашивал твоего дурацкого мнения?