Было очевидно, что с подобным решением я запаздывал, и его нужно было принимать еще две недели назад, однако отсутствие Лазарева и заместителя по линии следствия стопорили все мои действия. Мне было очень трудно контролировать две эти составляющие. Приходилось заниматься не только чисто оперативными делами, но и сопровождением уголовного дела, то есть доставлять людей на допросы, осуществлять охрану при выходе на места, где преступники хранили машины. Короче, дел было как никогда много и приходилось без отрыва заниматься всеми этими вопросами. Я зашел к себе. Даже при закрытой двери из моего кабинета было слышно, как коллеги шумно готовятся к выездам. Я запер дверь и, поставив стул под люстру, влез на него. Микрофона в плафоне не было! «Как это? Где микрофон? Неужели догадались, что я его обнаружил? Тогда другой вопрос — кто его установил и кто изъял?» Я поставил стул на место. «Что происходит? Кто враг, кто друг?» Анализируя ситуацию, я все больше убеждался в том, что меня намеренно ввели в состояние конфликта с Кунаевым. Какие-то неизвестные через Каримова все это время пытались вывести меня на Кунаева, подчеркивая его опасность. Они явно не хотели, чтобы я каким-то образом сблизился с этим человеком. Теперь я знал то, чего не знал в первые дни своего пребывания здесь. Эти мысли окончательно выбили меня из равновесия. Я перебирал каждый свой день в этом городе, анализировал все свои действия. «Они хотели моими руками вывести Кунаева из игры!» Кунаев после исчезновения Шиллера стал для них опасен. Убрать его с должности или просто ликвидировать не рискнули, видимо, не исключая, что тот оставил где-то на хранение компрометирующие их документы. А так все просто — подставить его под оперативно-следственную группу, и смещение его с поста покажется вполне естественным. А обыкновенного гражданина Кунаева, каких миллионы, можно было ликвидировать очень и очень тихо, инсценировав какое-нибудь ДТП. Кунаев становился уже не значимой фигурой, и его ликвидация не привлекла бы столь большого внимания, как если бы он был начальником милиции. От этого вывода мне вдруг стало не по себе. Я встал и налил себе полный стакан холодного чая. «Хорошая комбинация! Кто же мог ее закрутить?» Я снова попытался пройти по всей многоходовой цепочке, стараясь припомнить мельчайшие подробности. Наконец, мне удалось ухватиться за кончик ускользающей от меня догадки. Она меня уже в который раз вывела на Каримова. Первая встреча с ним в местном КГБ была свежа в моей памяти, будто это было вчера. Именно там и именно тогда Каримов вскользь сообщил мне о родственных связях Кунаева с Шиллером, об оперативной разработке Кунаева сотрудниками КГБ в связи с его причастностью к поставкам наркотиков в регионы Союза. «Да, это точно! Я узнал о Шиллере и Кунаеве именно от Каримова. Именно он неофициально сообщил мне о звонке с телефона начальника милиции, о моем возможном выезде в совхоз «Целинный». Почему он ответил мне неофициально? Ведь они вели совершенно официальную разработку Кунаева, и все звонки ими наверняка писались!» Сейчас мне стало ясно, что его ответ на мой запрос не мог быть другим, ведь на тот момент Каримов уже точно знал, что звонил Измайлову не Кунаев, а Мустафа. Теперь я был абсолютно уверен, что микрофон у меня установлен Каримовым, а не Кунаевым. Это Каримов, услышав мою беседу с Измайловым и Аскаровым и их желание во всем сознаться, принимает решение на их устранение. Это он, Каримов, а не Кунаев, так напугал Аскарова, что тот предпочел застрелиться. Я складывал факты, словно мозаику, и каждый легко ложился на отведенное ему место. И непричастность Кунаева к убийству Измайлова и Аскарова стала для меня очевидной. «Как же так, — думал я, — Кунаев, который сначала рискует своим служебным положением, спасает от тюрьмы Аскарова, доверяет ему все свои секреты, вдруг заставляет его свести счеты с жизнью? Этот момент явно не поддается логике». Закрыв глаза, я стал вспоминать содержание уничтоженного мной рапорта Аскарова. Если следовать ему, то Кунаев доверял Аскарову очень многое, даже такое, о чем другой бы предпочитал вообще молчать. А доверие это вызвано, в первую очередь, страхом Кунаева за свою жизнь. Аскаров являлся как бы хранителем и гарантом его тайны. Все мои мысли и умозаключения позволили взглянуть на Кунаева совершенно с другой стороны, которая раньше была для меня искусственно закрыта. Теперь объектом моего интереса становился Кунаев. * * * Я медленно шел с работы в гостиницу, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд сопровождающего. Вел меня мужчина средних лет, одетый в черное демисезонное пальто. Судя по манере сопровождения, он был более опытен, чем предыдущие, держался на сравнительно большом расстоянии и не стремился сблизиться. Я ускорил шаг, стараясь оторваться, но он держал меня очень уверенно. «Интересно, он один или целой бригадой ведут?» Я подошел к стоящему недалеко мужчине. Моя спина не позволяла сопровождающему видеть, общаюсь я с этим человеком или нет. — Простите, не подскажете который час? — банально обратился я. Мужчина взглянул на часы и не спеша ответил: — Сейчас десять минут девятого. Я стал смахивать с его плеча невидимые соринки. Тот опешил. — Извините, у вас было испачкано плечо, — продолжал я беседу, — теперь все в порядке. Оглянувшись, я направился дальше. Вслед за мной пошел и этот мужчина. Пройдя метров двадцать, он исчез в переулке. В тот же переулок свернул парень в меховой куртке. «Так и есть, таскают меня бригадой! — подумал я. — Один уже рванул за этим мужиком. Теперь за мной как минимум идут двое». Мы были уже у гостиницы. Я остановился на пороге, сбивая с ботинок налипший снег. Мужчина, всю дорогу шедший за мной, тоже остановился и сделал вид, что его заинтересовала витрина магазина. «До свидания! — мысленно попрощался я и пожелал всем беспокойной холодной ночи». Теперь было абсолютно ясно, что хвост мне прицепил Каримов. Наверняка зная о наличии у меня источников в городе, он решил установить их. И хвост именно для этого. По всей вероятности, Каримов до конца не верил, что я работаю в милиции, а не в КГБ. Чем глубже я копал по делу об угонах, тем больше они меня боялись. «Жалко, что погиб Измайлов, — искренне переживал я, — он наверняка мог многое рассказать о делах Каримова». Но сожалеть было поздно и бесполезно. «Да, плохо работают. Сразу видно, наружка конторская. Привыкли работать с иностранцами, которые уже до приезда сюда знают, что за ними будут следить, вот и прощают им все проколы. Что может сделать им иностранец? Да ничего. Вот так и привыкают халтурить на работе. В МВД подобная служба работает намного профессиональнее. Там за подобные проколы можно заработать удар ножом в подворотне». Я вошел в гостиницу и заглянул в ресторан. За дальним столиком сидел Кунаев. Не поднимаясь к себе, я быстро снял пальто и прошел в зал ресторана. — Позвольте составить компанию? — как можно любезнее спросил я и получил столь же любезный положительный ответ. Пока официант относил мой заказ на кухню, Кунаев разлил по рюмкам водку и предложил выпить. — Ну как ваши успехи? — поинтересовался он. — Есть надежда, что соберете все машины? — Надежда есть всегда, она, как говорят, умирает последней. — Вот вы уже почти два месяца у нас, и я все ждал, когда мы с вами пересечемся. Вы упорно не желали этого делать, а я, соответственно, тоже особо не стремился. Но видно, время пришло, и вы сами сделали первый шаг. Если бы мы встретились раньше, возможно, нам удалось бы избежать множества неприятных событий, в том числе и гибель Измайлова, которого я хорошо знал, и моего друга Аскарова. Я взглянул на Кунаева, и мне почему-то показалось, что он в тот момент был совершенно искренен. — Вы знаете, — продолжал он, — что я как работник милиции и бывший оперативник высоко оцениваю вашу работу в незнакомом городе. Не покривлю душой, если скажу, что вас недооценивает ваше руководство. — Вы мне льстите, — улыбнулся я. — Вы человек Востока, а они редко говорят плохое своему гостю. — Нет, вы ошибаетесь. Мне нет необходимости льстить вам. Вы достойный противник, а я привык ценить не только друзей, но и врагов. Знаю, что вы проделали большую работу и хорошо владеете ситуацией. Я сейчас здесь временщик, и дни моей работы, а может, и жизни, сочтены. Не буду скрывать, что вы тоже приложили к этому руку. Только хочу сказать, что вашей рукой водили совершенно другие люди. В отношении меня они отлично разыграли эту комбинацию. Сейчас у меня положение весьма шаткое. Моя отставка не остановит череду убийств в этом городе, и даже вызовет рост. Кунаев протянул руку к бутылке и налил нам еще раз. Выпил он молча, не дожидаясь меня, и также молча поставил рюмку. — Пейте же, не обижайте меня, — грустно сказал он, — здесь сейчас нет явных врагов. Если бы вы считали меня врагом, не сели бы рядом. Я выпил и посмотрел ему в глаза, давая понять, что готов к продолжению разговора. — Вы знаете, меня жизнь и служба научили быть осторожным, — говорил Кунаев, — всегда контролирую свои эмоции и слова. Но вот допустил роковую ошибку… — Я догадываюсь, о чем вы, — помог ему я, — мне известны подробности этой ошибки. — Давно догадывался, что вы знаете. Теперь я больше боюсь за жизнь родных — дочери и внуков. Это я втянул в это дело зятя, считал, что это правильное решение. Теперь произошло то, что и должно было произойти, не больше и не меньше. Эти люди не остановятся ни перед чем, они просто вырежут нас всех. Сейчас их пока сдерживают мои погоны, но скоро их не будет. В этом только ваша заслуга, но я по-честному не в обиде. Вы сделали то, что должны были сделать. Он замолчал, так как официант принес мой заказ и расставлял его на столе. — Может, продолжим в другом месте? — предложил я. — Нет, Абрамов, явки с повинной от меня не дождешься. Я не буду ничего писать, у меня есть семья и обязанности перед ней. А моя судьба мне уже давно ясна. Ты сам подумай, чем ты мне можешь помочь? Ничем! Но врагов ты себе нажил и, если не остановишься, можешь уехать отсюда в цинке. Пока я при погонах, хочу дочь с внуками отправить в Германию. А там — куда кривая выведет. Завтра еду в Алма-Ату, в МВД. Наверное, там и сниму погоны. — Может быть, проясните ситуацию? Расскажите, кто эти люди, какую роль в этом играет Каримов? — Догадался! Молодец! Могу сказать только одно, Каримов — их человек, поставленный надо мной здесь, в городе. Это он контролирует здесь все перевозки. Сначала хотели поставить ответственным моего зятя, Каримов сам на этом настаивал, вот я и прогнулся под ним, втянул зятя в этот бизнес. Сейчас жалею. Мы сидели за столом и думали каждый о своем. Я впервые оказался в ситуации, когда преступник по собственной инициативе раскаивается в своем поступке, а я не имею возможности что-либо сделать или каким-то образом помочь. «А я все-таки просчитал эту комбинацию, — мысленно похвалил я себя. — Вычислил Каримова! Жалко только, что не смогу доказать это самому Каримову». Я впервые посмотрел на Кунаева не как на предполагаемого преступника, а как на человека запутавшегося. Человека, который, избегая одну опасность, автоматически попадает в другую, да еще тащит за собой родных и близких. — Ты знаешь, Абрамов, — заговорил вновь Кунаев, — я готов пустить себе пулю в лоб, если бы это спасало моих родных. — Я чем-то могу помочь?