— Ты чего, милый мой? — обняла его девушка. Минутой спустя боярин опять двинулся вперед, но как-то неуверенно, постоянно оборачиваясь на свою защитницу, пока, наконец, не споткнулся, вывернув из земли что-то серое, овальное. Вскочил, двинулся дальше. Однако один из храмовых воинов предмет подобрал, повертел перед собой, добежал до реки, сполоснул и, выбравшись обратно на берег, вскинул над головой. Рать взорвалась радостными криками: это был череп. — Пошто гомонят-то? — закрутила головой Даромила. — Это значит, что здесь были люди. И не просто были, а сеча кровавая случилась, али еще чего, раз уж кто-то без тризны остался. Может, не всех собрали. А может, сил не осталось, вот и побросали чужаков… Заметив невдалеке белую палочку, Олег спрыгнул, присел, раздвинул траву. Кость. Берцовая. — Чего там, боярин? — Да звери, видать, кости растащили… — без особой уверенности ответил Олег. Он вернулся на облучок, нашел косуху и, несмотря на теплынь, накинул ее на плечи. Проверил, как вылезает кистень, и выпустил его петлю наружу. — Ты чего, боярин Олег? — забеспокоилась девушка. — Примету одну вспомнил. Ведун теперь больше смотрел не по сторонам, а под ноги, а потому очень скоро заметил то, что и ожидал: сразу несколько серых проплешин среди осоки. Он слез с телеги, поводил по траве ногой, глядя на кости. — Что ты там выглядел, ведун? — поинтересовался один из ехавших за телегами ратников. — Еще два черепа… — Видать, тут князь Черный с хазарами и бился, коли столько покойников разбросано. — Бестолочь ты, — глядя через прибрежную осоку на воду ответил Олег. — У реки Смородина завелась уродина, и ну от той уродины в родину тикать… Сказывали люди, у реки заговоренной кости грудами валяются. А мы уже третьи кости находим. — Помыслил, ведун, Смородина река эта? — расхохотался дружинник. — Так ведь та река за смолу горящую так названа! Здесь же вода сладкая, да холодная. Но-но, милая! Он пустил лошадь к реке, заставил спрыгнуть на песчаную отмель, наклонился прямо с седла, зачерпнул воды и поднес ко рту. — Рази это смола, ведун? Подь, попробуй. — Если это рубеж заговоренный, — негромко предупредил Олег, — то попить тебе река даст, заговор воду не бережет. Но вот переправиться через русло он тебе не позволит. — Как не позволит? Здесь же мелко, всё дно насквозь видать. Воин потянул правый повод, поворачивая коня поперек реки, пнул его пятками и… В тот же миг вокруг несчастного взревел огненный смерч, вверх полетели крупные куски пепла, выстрелил, как хвост улетающей ракеты, сизый дымок — и человека не стало вместе с лошадью. Над берегом пополз приторный запах свежей хвои. — Нашли… — сглотнул Середин. — Только сдается мне, силы своей заклятие почему-то не потеряло. Подбежали храмовые воины, замерли на краю берега. — Что это было, ведун? — Угадай с трех раз, мудрый Явор. — Но… Но мы же пили из нее вчера! — Я помню, — кивнул Олег. — Однако заговор не обязан делать реку смоляной навсегда. Скорее, он превращает ее в огненную Смородину, неодолимый рубеж меж Явью и Навью, лишь когда кто-то пытается реку перейти. — Ты уверен? Середин перевел взгляд на Чеслава, что уже опять стоял рядом с Желаной, крепко держа ее за руку. Пожал плечами: — Голову на отсечение не дам. Надо Калинов мост искать. Если это та река, то и мост быть должен. Дальше поехали. Туда, куда Чеслава кровь ворона тянула… Войско молча тронулось дальше вниз по течению. Весть о том, что они добрались до цели своего пути, должна была обрадовать многих — однако зрелище исчезающего в огненном сполохе товарища не очень-то навевало веселье. Стало понятно, что так просто сокровища князя Черного в руки не дадутся. Впереди послышался легкий хруст, испуганный возглас. — Смотрите! — Это копыто коня раздробило тонкие кости предплечья, лежавшие на пути колонны. — Еще одни! Человеческие кости попадались всё чаще, между ними начали встречаться обломки мечей, сломанные луки, ржавые лохмотья кольчуг, прогнившие насквозь шеломы. Всё труднее было коням находить место, куда поставить копыта и в воздухе слышался непрерывный хруст. Река повернула вправо, но стена молодого леска продолжала тянуться на юго-восток по прямой. С облучка различался блеск воды где-то в полукилометре впереди. Значит, описав широкую петлю, река возвращалась обратно, образуя широкий мыс. Мыс совершенно белый, словно забывший о том, что зима давно ушла. Но только землю покрывал отнюдь не снег. Толстым слоем ее устилали человеческие костяки: лежащие один поверх другого черепа, ребра, позвонки, кости рук и ног. Передовые ратники натянули поводья, не решаясь скакать прямо но останкам. Даромила тоже остановила телегу. Олег слез, пошел вперед. — Видать, здесь бились… — уважительно снял с головы шлем дружинник в богатых доспехах. А может, и боярин. Остальные воины были вооружены попроще. — А может, и нет, — покачал головой Середин. — Может, до нас еще кто к реке Смородине и княжескому кладу дорогу проведал. Да так здесь и остался. А может, и не единожды рати сюда за сокровищами приходили. Эх, где наша не пропадала… Осторожно ступая, ведун двинулся вперед, к огромному гранитному валуну, заметно выпирающему вверх на самом берегу. Совсем не наступать на останки не получалось — протискивая ногу между костями, что наверху, Олег чаще всего ощущал под ступней другие, лежащие ниже. Даже зелень, что, стремясь к солнцу, способна преодолеть любые преграды, — и та лишь в отдельных местах ухитрялась высунуть кончики листьев и слабенькие бутоны над страшным мертвенным ковром. Здесь не было привычного жужжания пчел, мух и шмелей, не стрекотали кузнечики, не шелестела трава. Лишь ветер зловеще, по-змеиному шипел, просачиваясь между ребрами и черепами. Однако примотанный к запястью крест пока молчал, прочим угрозам взяться было неоткуда, и Середин продолжал упорно пробираться вперед. Вскоре к шипению ветра добавился приглушенный рев, похожий на шум водопада, воздух пахнул свежестью. Ведун даже остановился и огляделся еще раз — вдруг пропасть близкую не заметил? Потом сделал последние пять шагов, ступил ногой на камень — и тут же крест упреждающе прижег кожу, распознавая присутствие некого колдовства. Решив понапрасну не рисковать, ведун отступил, обошел камень сбоку — и увидел, что на том берегу возвышается очень похожая гранитная махина. Два могучих исполина разделяло всего несколько шагов. Зажатая меж ними река бурлила и ревела, прорываясь вперед; над ней висело облако пара, расцвеченное сразу несколькими яркими радугами. Третий камень лежал сверху — точно распорка, что удерживала валуны от падения друг на друга. Он и видом не отличался от классического клина: треугольник острием вниз, основанием кверху. Пожалуй, по нему можно будет даже пройти, как по мосту. — Не делал бы ты этого, Олег, — сам себе посоветовал ведун, — тут без подвоха быть не может. Слишком уж всё просто… Однако ноги сами понесли его на камень — ну, как удержишься, сделав такое открытие? Запястье обожгло, словно православный крест превратился в раскаленную добела поковку, в легкие ворвался холодный пар, поднимающийся от реки, в глазах заплясали радужные пятна — но ведун всё равно в несколько шагов забежал на верх валуна и замер… Перед ним лежала не иззубренная и растрескавшаяся поверхность гранитной глыбы, а ровная полоса красной меди длиной не в пять, а самое меньшее в пятьдесят метров и шириной примерно в два шага. Перила на мосту предусмотрены не были — но вокруг ураганные ветра не дули, да и опора на вид казалась вполне прочной, раскачиваться не должна. — Великая Мара, прекрасная, справедливая и вездесущая, к тебе призываю, богиня вечности, — облизнул пересохшие губы Олег. — Не оставь своей милостью одного старого знакомца, и я клянусь возносить тебе хвалу пять раз на дню до самой новой весны! Ну, трем смертям не бывать… Он ступил на мост, старясь держаться самой середины и передвигаясь крохотными шажочками. Еще чуть-чуть. Еще… Еще. — Это еще что? — Олег вдруг понял, что мост стал уже, причем заметно: раза в два. Он немного поколебался, сделал еще пару шагов. И опять мост сузился — от края до края оставалось не больше локтя. — Ква… Ведун оценил оставшееся до противоположного берега расстояние и понял, что такими темпами ширины моста хватит от силы до середины пути. Он колебался не больше секунды, но когда двинулся назад, то осознал, что края медной ленты сдвинулись еще на десяток сантиметров. — Электрическая сила! — Середин частыми шажками начал пятиться к спасительному валуну — а Калинов мост меж тем уменьшился до ширины ступни, потом превратился в полоску не больше двух пальцев. Ведун замер, думая уже не о том, как убежать, а лишь как удержать равновесие. Мост сделался толщиной в нить но, похоже, продолжал утончаться. «Как по лезвию меча…» — внезапно вспомнил Олег. Ноги и вправду начали ощущать сквозь мягкую кожаную подошву сапог давление тонкой неподвижной нити. А может — уже и не через подошву? Может, острие моста прорезало ее насквозь и теперь впилось в ноги? У ведуна появилось сильное желание посмотреть вниз — не капает ли кровь? Но он понимал, что при первом же колыхании потеряет равновесие и рухнет вниз, в прохладный бурлящий поток, во всепоглощающий, нестерпимый жар зачарованной смоляной реки. — Мара… Прекраснейшая из богинь… Милости… — Ты начинаешь злоупотреблять моим отношением к тебе, ведун… — В этот раз стройная белокожая богиня смерти явилась с распущенными волосами и в легкой тунике, свободно ниспадающей с плеч. Глубоко посаженные черные глаза смотрели с усталостью, неожиданной для древней бессмертной богини. — Может быть, с моей милостью ты надеешься и вовсе избежать перехода на дальний берег? — На твою справедливость уповаю, великая… — боясь даже дохнуть, ответил Олег. — Справедливость требует, чтобы каждый смертный сам заботился о долготе своего века… — Ступая по невидимой нити легко, словно по широкому лугу, подошла женщина. — Но коли забыть про честность… — Она с улыбкой склонила набок голову. — Тогда я могу позволить себе и некоторые слабости. — Всё в твоей власти, прекрасная… Ведун качнулся и ощутил, как пробивший его пот покатился крупными каплями и тут же начал заливать глаза, скатываться на губы. Ужасно зачесалась спина. Олег вроде бы поймал равновесие, но почти сразу его качнуло в другую сторону, и он начал медленно, но неуклонно заваливаться вправо, несмотря на все попытки восстановить баланс взмахами рук. — Ну, давай же чашу, великая! К тебе иду. — Успеется… — Ледяная богиня раскрыла ладонь, но вместо кубка на этот раз в ней возник посох. — Я слышала твой зарок. Посмотрим, как честно ты станешь его выполнять. Посох взревел дурным голосом, изогнулся, как змея, стремительно выпрямился и врезался Олегу в грудь. От страшного удара ведун взмыл в воздух, несколько раз перевернулся через голову и с высоты в несколько метров рухнул спиной на высохшие кости. В глазах плыли круги, грудная клетка была точно раздавлена в мелкую труху, легкие отказывались вдыхать и выдыхать воздух. — Ты как, ведун? — среди кругов Середин с трудом различил лицо храмового воина Явора. — Ты жив? Что с тобой, ведун? Скажи что-нибудь… Ты цел? Что болит? — Тоже мне, воин! — показался рядом веселый дружинник, что хвалился удачным переходом через болото с криксами. — С камня, как дитятка годовалый, скатился. Айда за мной, ребята! Вон он — берег со схроном княжеским! И переправа, по которой они огненную реку переходили. — Нет!!! — попытался крикнуть Олег, вскинуть руку. Но из груди вырвался только слабый хрип, а руку из-за резкой боли в груди поднять не удалось. Ему осталось только смотреть из-под руки волхва, как пятеро удальцов поднимаются на валун, бегут вперед — но продвигаются почему-то медленно, очень медленно. Двое задних развернулись назад, их лица исказила гримаса ужаса. Ратники замахали руками, а потом без видимых причин один за другим попрыгали вниз, в воду. Пять ярких всполохов и запах свежей хвои возвестили о том, что река Смородина приняла и эту жертву. — Бояри-и-ин!!! — рухнула рядом на колени Даромила и принялась царапать лицо ногтями. — Боярин, сокол ты мой ясный, сердечко мое единственное, радость ненаглядная! Как же это та-а-ак! На кого же ты меня по-окину-у-у-ул! Как же ж я тебя отпу-усти-и-ила! — Хватит уродоваться, — поднатужившись, прохрипел Олег. — Живой я, живой. — Живой? — отпрянула девушка. — Живой? — Она сорвала с головы платок, вцепилась пальцами в волосы и с восторгом завопила: — Жи-иво-о-ой! — Ну-ка, отойди, несчастная, — решительно отстранил ее Явор. — Сказывай, ведун, где болит? Что? — Грудь… — А ну, помоги, красавица… — Жрец Святовита расстегнул Олегу пояс, задрал рубаху и изумленно присвистнул: — Ничего себе синячок! Ты же на спину падал, ведун! Откуда? — Всё равно не поверишь… — прикрыл глаза Середин. — Лежи тихо, целить стану. Олег ощутил на груди прохладные руки боевого волхва, напрягся, ожидая новой боли — однако ничего не происходило. Минута за минутой теплеющие ладони то чуть нажимали на место удара, то ослабляли нажим, пока ведун вдруг не понял, что боли больше нет — исчезла.