Слева послышалось шевеление. Ведун рефлекторным движением выхватил клинок и пару раз рассек им воздух, дожидаясь пока глаза после уличной темноты свыкнутся с этой. Творить заклятье на кошачий глаз ему не хотелось — лишняя нагрузка на энергетику. А он ее в рабстве и так изрядно растерял. Справа заплакал ребенок. Олег наклонил голову, прислушиваясь, потом кивнул: — Иди, успокой. Мимо прошмыгнула девица с длинными косами, подхватила из кроватки малыша. Ведун уже мог различить ее встревоженное лицо, а также еще одного малыша, лет четырех, поднявшегося на лавке у стены, и самого хозяина — скуластого, с коротенькой бородкой и жилистыми руками. — Та-ак… Муж, жена, двое детей. То, что надо. Значит, убивать тут никого не придется. Наверное. Вы не бойтесь, я пришел с миром… — Середин с грохотом положил палаш на стол, в паре шагов и от молодого хозяина, и от его жены. Если дернутся — он всё равно первым схватить успеет. — Я хотел задать один вопрос, который может показаться вам странным. На удалении в один день пути отсюда есть хороший торговый город? — Мечаглык на восход отсюда будет, господин. — Отлично, — кивнул Олег. — У тебя есть дела в Мечаглыке, хозяин? — Нет, господин. — Странно. — Ведун сунул пальцы в кошелек Барсихана, достал одну монету: — Ты знаешь, что это такое? Это золотой динар. Я думаю, на него можно купить всю вашу землю вместе с вами впридачу. — Наш участок отец выкупил за три динара, — поправил хозяин. — Хорошо, — рассмеялся Середин, подбросил монету, поймал и грохнул ею о стол: — Пусть будет три. За мою поимку назначена награда как раз в три монеты. Только не золотые, а серебряные. Три дирхема. А мне очень хочется отсюда уехать. Посему предлагаю тебе, смертный: отвези меня в Мечаглык. Эта монета останется здесь, а когда мы доедем, я дам тебе еще две. Правда, так просто мне мимо стражи не проехать — но ведь ты можешь положить меня на повозку и присыпать сверху каким-нибудь товаром. Бояться тебе нечего, мне совсем не хочется выдавать свой путь кровавым следом. Лучше расплатиться и исчезнуть. Вы ведь не станете выдавать нашу маленькую тайну? Таким молодым людям еще рано садиться на кол. — Я… — Мужчина с какой-то странной опаской взглянул на жену. — Я могу продать там арбузы. У меня на бахче созрело много арбузов. Да? В Мечаглыке хороший торг. — Конечно, можешь, — кивнул Середин. — Но запомни пару вещей. Ты можешь захотеть выдать меня стражникам. Но тогда ты вряд ли получишь не то что золотые монеты, но и серебро. Скорее, даже то, что я дал, отнимут. И еще придется молить бога, дабы вас не заподозрили в сговоре со мной. Ты можешь захотеть меня убить и забрать всё, что у меня есть. Но тогда… — Олег начал загибать пальцы. — Тогда ты станешь девятым человеком, который захотел убить меня за последние два дня. Я ясно выражаю свою мысль? — Да, господин… У меня и помыслов не было, господин… — Я знаю, — кивнул Олег. — Но человек слаб, а соблазн велик. Оттого и предупреждаю. Не хочу оставлять за собой кровавые следы. — Я… Мы с Гульрай пойдем резать… Резать арбузы, господин… Простите, господин… Олег милостиво кивнул, убирая саблю, а затем закрыл нижнюю часть лица краем ткани, что свисала с тюрбана, пряча не столько свою личность, сколько дырявое ухо. Прислушался. Парочка вдалеке обсуждала услышанное. Это ведуна не очень заботило. Он сделал слишком выгодное предложение, чтобы от него отказались несчастные бедняки. К тому же, они должны сообразить, что если откажутся — гость захочет избавиться от свидетелей. Вскоре на дверь домика упали кроваво-красные солнечные лучи, дети зашевелились в своих постелях. Еще прежде, чем они заплакали, родители появились перед домом, положили мешки, из которых сильно выпирали крупные шарики. Девушка, которой на вид показалось не больше шестнадцати лет, юркнула в дом, отворачивая от Олега лицо, муж побежал обратно на поле. Дабы не смущать хозяйку, Середин подошел к двери, чуть приоткрыл, наблюдая за происходящим снаружи в щелку. Прикинул, как он выглядит со стороны: богатый плащ, роскошный тюрбан, дорогая сабля. Жалко, кожа светлая… Но уха не видно. Нет, за беглого раба не примут. Скорее, за знатного человека, то ли попавшего в немилость, то ли затеявшего интригу. Пожалуй, не выдадут. Знатные господа ссорятся и мирятся, а бедняку за обман голову враз сносят. Зачем им высовываться? Спокойнее золото прибрать — и молчок. Да и выгоднее… Хозяин принес на своей узкой костлявой спине сразу два мешка, опустил на землю, унес, опять вернулся с двумя. Потом вывел из не видимого через щелку сарая забавного ослика с белой мордой и пегими пятнами на боках, запряг в тележку. Постучал в дверь: — Можно ложиться, господин… Олег открыл дверь, в два шага преодолел расстояние до повозки, лег на дно, подсунув молельный коврик под голову и прижавшись к одному из бортов. Мужчина тут же накрыл его длинной рогожей и принялся грузить арбузы. Вскоре, судя по шагам, ему на помощь пришла жена. Жесткие шары арбузов начали давить на бока и ноги — но не так сильно, чтобы причинять боль. Ради свободы можно и потерпеть. — Соседям скажешь, к дяде Ургуну поехал, подарок повез. У него бахчи нет. Тележка качнулась, принимая на себя вес возничего, и покатила вперед. «Кажется, ушел», — подумал Середин, ощущая огромное облегчение, и неожиданно для себя заснул. * * * — Господин… Олег дернулся от прозвучавшего на ухом шепота. Откидывая рогожу, поднялся, выдернул из-под арбузов ноги и сел на краю повозки. Прямо перед лицом свесила свои стручки акация, справа белела стена какого-то дома. — А где город? — Вот он, — шепотом ответил круглолицый крестьянин, подманивая его к углу дома. — Вон, рядом совсем. На улицах выпустить негде было бы. Заметили б. Развязывая кошелек, Олег подошел к нему, выглянул из-за дворца… Да, действительно, в полукилометре впереди поднимались стены какой-то твердыни. — Молодец, держи. Богатым теперь будешь, — отдал ведун два динара. Потом перекинул половину золотых монет к серебряным, затянул узлы на обоих кошелях, закрыл лицо краем ткани и двинулся вперед. Солнце уже опускалось к горизонту и нужно было спешить, пока не закрылись ворота. — Кто таков, откуда? — остановили его в воротах стражники. — Стражник досточтимого Барсихана, — слегка приопустил край ткани Середин, показывая лицо, но не открывая уха. — С поручением. Сказывают, у вас в городе живет очень сильный колдун, да спасет меня Аллах от его гнева. Такой, что может превращать воду в вино, а воробьев в лягушек… В том, что хоть какой-то чародей, но есть в каждом городе, Олег был уверен совершенно. Такие уж времена. Однако в самом крайнем случае — он, чужак, вполне мог и ошибиться. Потому и спрашивает. — Ну, не знаю, как воробьев в лягушек, — усмехнулся привратник, — а трость в змею превращал, сам видел. Коли по этой улице пройти, на втором перекрестке вправо повернуть и до следующего перекрестка еще, то ближний сюда угловой дом его. Там еще дохлая ящерица над входом висит. С чужаков за вход в город два фельса. Вот и пригодились медяки, найденные у сторожей Барсихана — два из них Олег дал за вход, еще один сунул в благодарность за подсказку и торопливо пошагал по улицам. Дом здешнего колдуна ничем не отличался от соседних: те же глухие стены, края черепицы выступают примерно на ладонь. Даже ящерица оказалась не настоящей, а слепленной из глины и покрашенной — у нее в одном месте кусок брюшка откололся. Олег постучал в ворота, потом еще, громче. А когда собрался уже колотить саблей, приоткрылось смотровое окошко, из которого выглянула гладко бритая голова с медной серьгой в ухе: — Чего надобно в неурочный час? — С чародеем хочу встретиться. — Мудрый Бади аз-Заман отдыхает. Окно захлопнулось. Олег постучал снова, а когда невольник выглянул, весомо подкинул на ладони кошель Барсихана. — Я спрошу, — кивнул лысый. Спустя минуты две что-то громыхнуло, приоткрылась створка ворот. Середин прошел мимо почтительно склонившегося раба, быстро огляделся и повернул к достархану. Там среди подушек восседал, привалившись к резному столбику, мужчина с торчащей клочьями каштановой бородой, в распахнутом парчовом халате, в атласной синей рубашке и атласных же, но киноварных шароварах, в туфлях с высокими загнутыми носками, расшитых золотом и серебром и с кисточками на кончиках. В правой руке чародей держал фарфоровую пиалу, чалма была небрежно надвинута на лоб. Здешний дворик, заметно меньший по размеру, нежели у рабовладельцев всех мастей, перекрывался решеткой с лозой полностью; прудик, больше похожий на высокую мраморную чашу с лилиями, был притиснут к стене, зато посреди двора под аккомпанемент похожего на скрипку гинджака танцевала упитанная дамочка лет тридцати в газовых шароварах и полупрозрачной курточке — или как тут эта одежда называется? — Я пришел с миром, — сообщил Середин, выхватил палаш и положил его на ковер достархана. Музыка оборвалась, танцовщица замерла, округлив глаза. Чтобы немного разрядить обстановку, ведун кинул сверху пока еще весьма тяжелый кошелек. — Зейна, принеси гостю чаю. — Хозяин жестом отпустил музыканта и склонил голову в сторону Олега: — Может быть, кальян с маковым соком? — Нет, благодарю. — Ты присаживайся, снимай плащ, подкладывай себе подушку, угощайся орехами, — предложил хозяин. — Это что? — Золото, — пояснил Середин. — Золото? — вскинул брови чародей. — Дай угадаю. Ты прогневал великого халифа и теперь хочешь снадобье, чтобы за месяц не умереть на колу, пока он про тебя забудет? Нет, у тебя умер отец, и ты желаешь, чтобы всех братьев немедленно поразил страшный недуг? — Нет, уважаемый Бади. — Олег расстегнул плащ, кинул возле столбика и вытянулся на достархане — сидеть на нем всё равно невозможно. — Я хорошо знаю, что на колу как раз хочется умереть сразу, а не ждать этой радости каждый день. И мне не нужно ничье наследство: я привык сам добывать то, что мне необходимо. — Похвальная скромность, — кивнул хозяин. — Тогда за что же ты собираешься заплатить мне такие деньги? За какое колдовство? Ты задумал стать падишахом Хорезма? Тебя одолела черная немочь? Хотя, даже за немочь люди обычно обещают только серебро. — Добро я свое растерял в дороге, уважаемый Бади. — Лежать на подушках во время серьезного разговора показалось Середину уж очень развратно, и он сел по-турецки, подобрав под себя ноги. — А промысел мой к твоему весьма близок. Вот и хочу я тебя попросить, досточтимый, открыть предо мной кладовую со своими зельями, травами, снадобьями, порошками да припасами. Я бы, глядишь, кое-что себе отобрал, дабы совсем уж без сил магических не остаться. Мало ли чего? Может, вылечить кого понадобится, злых духов отпугнуть, защиту от сил нечеловеческих получить… — Ну, припасы, что за золото из дальних земель выписаны, я тебе не дам, — ответил хозяин, — не для того я их возил издалека, чтобы потерять так просто. Самому надобны. А то, что здесь собрано, насушено, наговорено — оно всё золота не стоит, медный фельс ему цена в хороший день. У людей за слова свои, за мудрость деньги беру, а не за травки, не за пряности тертые. Мне лишнего тоже не надобно, трудом своим честным и знанием жить привык. — Фельс у меня тоже есть… — прищурился Олег. — А надо ли возиться из-за медной монеты? — развел руками чародей. Тут танцовщица на серебряном подносе принесла пиалу из тонкого полупрозрачного фарфора, в которой до половины был налит чай и плавали два лепестка розы. Ведун чуть оттянул край материи, сделал крохотный глоток, чтобы не обжечь губы, но не успел и поблагодарить, как хозяин заботливо предложил: — Ты отведи хвост-то, мешает. Ветра здесь нет, пыли и песка тоже. От чего закрываешься? А? Ведун чуток поколебался, потом отдернул тряпицу. — Ну вот, нечто подобное я и ожидал, — довольно захлопал в ладоши чародей. — Вот, стало быть, чего истинно гость мой боится. Олег опустил глаза на палаш. Хозяин недовольно наморщился: — Ай, перестань. Ужель совсем за глупца меня считаешь? Коли человек с проколотым ухом не сидит на колу, а гуляет средь бела дня по городу, одет в богатые одежды и легко платит золото за снадобья для магии — значит, он не прост, совсем не прост. Похоже, если позвать стражу, то как раз этот человек пойдет гулять дальше, а один очень, очень умный чародей останется лежать с распоротым брюхом. Это будет несправедливо. Как тебя зовут, беглец? — Олегом.