— Ну, выгонять гостя за порог, даже хлебом-солью не угостив, тоже грех. Сережень, на кухню сбегай, вели стол накрыть. Коня под навес отведи, ячменя насыпь, но не расседлывай. Поедет скоро гость. Лесавич, отведи гостя в горницу. Я чуть позже подойду. Олег с воеводой поднялись на крыльцо, прошли шагов десять по совершенно темному коридору, после чего повернули в дверь, за которой открылась просторная комната с широкими, заставленными слюдой, окнами. Горница в усадьбе выглядела небогато, но опрятно. Чисто выскобленный пол, оштукатуренные стены, расписанные сказочными цветами и неведомыми зверьми — драконами, фениксами, шестипалыми львами. Вдоль помещения тянулись два укрытых подскатерниками стола. Пропустив гостя вперед, Лесавич закрыл за ним дверь. Олег поколебался, прошел вперед, уселся за стол возле двери с противоположной стороны. Вскоре она приоткрылась, внутрь как-то крадучись скользнула Верея, одетая в простой, даже не вышитый, сарафан, села рядом. — Был у меня талисман. В память о тебе. Но, мыслю, теперь вернуть надобно… Она разжала кулачок, и на ладони ее блеснул серебряный крест, давным-давно освященный в Князь-Владимирском соборе. Олег склонился к ее рукам и начал целовать ладони. Боярыня погладила его по голове: — Как же ты вырвался, милый мой? — Рабом был, пока связанным держали, — ответил он. — Как на работу повели — охрану перебил, на ладью сел и вернулся. А ты как? Ты-то как спаслась? — А я никуда не попадала, — сглотнула она. — Как бы князь усадьбу мою мог получить, если бы я в рабство уплыла? А ему хотелось… Он сказывал, что всё из любви ко мне сделал. К тебе ревновал. Я клялась, будто ничего не было, что его люблю. Он делал вид, будто верил. Ему ведь на мне жениться нужно было. Я ничего не могла сделать. Только уверила, что колдунов убивать нельзя. Тогда, мол, из их тел злой дух вырвется и мстить начнет. Он вроде как испугался. Вот… После того, как торки уплыли, оказалось, что колдун княжеский пропал, как и не было. Посему пришлось князю разворачиваться и домой возвертаться. — Значит, это был он, — кивнул Олег. — Хранитель добычи князя Черного. Всю дорогу пытался то испугать, то боярина Чеслава, что кровь ворона носил, извести, то воинов рассорить. Вот и добился — клад черный в неприкосновенности остался. Да, прости… А дальше? — Князь нас с того времени как пленниц держать начал, девку мою его ратники и вовсе умучили. Я ей сбежать велела. К себе потребовала, как до Рязани вернулись, дружинников пьяных отвлекла, а она сбежала. Я ей велела Лесавичу наказ передать, дабы с дружиной в Муром явился. А князю пожаловалась, что холопка из-за его охальников убегла. Мы дальше двинулись, а в Муроме я стала припасы к свадьбе требовать. Тряпки, украшения. Предложила там в святилище и обряд провести. Пока сбирались, и Лесавич примчался. У себя дома Рюрик меня, может статься, и в порубе бы держал. Да Муром не его крепость, на постоялом дворе жили. Мои дружинники приехали, постоялый двор заполонили — тут я просто собралась и уехала. Чего они могли поделать? Сечу в стольном городе устраивать, дабы родовитую боярыню силком под венец затащить? Так ведь княжеская дружина быстро бы осадила. Чай, не в диких странах живем. Я и твоих коней забрала, и саблю, и вещи, какие были. Рюрик ведь торкам всё, кроме оружия и лошадей, отдал. Оружие для своей дружины оставил, а коней они на ладьи взять не могли. Уж не ведаю, сколько он за это получил, как урядился… А гнаться он за мной побоялся. Лесавич, умница, всех до единого ратников привел. Посему силы у нас получились равные. Вот так, ведун. Так моя свадьба и закончилась. Не ведаю, что далее будет. Того, что я сделала, князь Керженецкий никогда забудет, не простит. Найдет способ поквитаться. — Не найдет. — Почему? — Голова для этого нужна, Верея. А ее, родимую, я князю Рюрику третьего дня отрезал. Уж больно фантазии в ней бродят нехорошие. — Ну, — пожала плечами Верея. — Тогда не так обидно… Только… Понимаешь, Олег. Тогда, на Смородине. И потом… Мне свою честность и любовь князю доказывать пришлось… Всячески… Уж не знаю, простишь ли меня за это… Я так испугалась… Так испугалась… Прости. — Девочка моя… — Ведун протянул руку, погладил ее кончиками пальцев по щеке, по губам, по шее. — Ты самая прекрасная из женщин, единственная моя. Как хорошо, что ты есть. Что ты жива. Что ты свободна… Он поднял голову к потолку, перевел дух: — Никогда не думал, что у богини смерти есть чувство юмора. Она сказала: «Посмотри, как там без нее усадьба». Как хорошо, что богини не люди и не умеют ревновать. Как они счастливы, что не умеют любить. — Ты простишь меня, Олег? — Где здесь юг? — Зачем тебе? — За последнее время я привык молиться лицом к Мекке. — Середин встал из-за стола, опустился на пол на колени, склонил голову и прикрыл глаза: — Тебе хвалу возношу, прекрасная Мара, красивейшая из богинь, прекраснейшая из всего, созданного под этими небесами. Твой голос ласкает сердце, как теплый летний ветерок, твои глаза завораживают, как магия полнолуния, твои губы порождают желания, от которых закипает кровь, улыбка чарует, словно рассвет над горным озером, волосы волнуют, словно видения темной ночи, дыхание душисто, словно цветение персикового сада. Жесты твои легки и грациозны, руки тонки и изящны, а пальцы точены, словно изваяны резцом мастера из слоновой кости. Прекрасны линии твоих плеч, соблазнителен подъем груди, изящна талия, манят к себе движения бедер, покатость живота. Ноги твои стройны и свежи, как первый луч солнца… — Лесавич! — услышал он голос Вереи. — Расседлайте лошадь, завтра гость далее поедет. Она вернулась, встала на колени рядом с ним и твердо сказала: — Мне плевать, что скажут соседи. Мне плевать, простишь ты меня или нет. Но до завтрашнего утра я тебя никуда не отпущу! * * * notes Примечания 1 Чешуя — мелкая серебряная новгородская монета размером с ноготь мизинца. 2 Испокон веков на Руси был о принято носить спою ложку с собой — простейшая гигиеническая предосторожность. Соответственно хозяева, привечая гостей, столовых приборов к угощению не прикладывали. Зачем, если у каждого есть свой? 3 По воспоминаниям различных путешественников, на Руси мех горностая ценился не очень высоко. Предметом роскоши не являлся. 4 Следует помнить, что современная Рязань — это тогдашний Переяславль-Рязанский, отстоявший от Рязани примерно на 60 километров выше по течению. 5 Рюрик на древнеславянском означает «сокол». 6 Руян — остров Руям, он же остров Буян, ныне остров Рюгем в Балтийском море. 7 Лаба — старославянское название Эльбы.