– Да. – Насколько маленькой? Патрисия пожала плечами. – Двенадцать, – она на мгновение задумалась. – Десять. Восемь. Она снова пожала плечами. – Даже младше. – Триш, мужчина во сне – твой отец? – Я… не знаю. Я не уверена… – Можешь вспомнить другой случай, когда отец трогал тебя, как в тот раз, когда тебе приснился сон? – Я помню, как однажды он меня поцеловал, – сказала Патрисия. – Отцы все время целуют дочерей, – заметила сестра Берк. – Это не был поцелуй отца и дочери, – сказала Патрисия. – Даже близко. – Расскажи мне об этом, – попросила сестра Берк. Однажды ночью, когда ей было семнадцать, три года спустя после кошмара, Патрисия пришла домой из «Уолгрин», где работала на полставки, позже обычного и обнаружила отца, обмякшего в кресле в гостиной. В руке у него была открытая банка пива, а на лице выражение потерянности. – Где ты, черт возьми, была, Патти Энн? – спросил он. Его тон был подозрительно лишен гнева. – Я работала сверхурочно, а потом пошла поесть еще с парой девушек, – сказала она. – Извини, мне следовало позвонить. Она хотела его обойти, надеясь, что с тем он ее отпустит, но вдруг со страхом поняла, что этого не произойдет. Тем не менее он на нее не злился, и она подумала, что могла ошибаться. – Просто дай мне пройти в мою комнату, – взмолилась она. – Твоя мать в больнице, – сказал Фрэнк Коломбо, прежде чем Патрисия успела выйти. Она остановилась и недоверчиво повернулась к нему, на миг потеряв дар речи. – Врачи думают, что у нее может быть рак. Толстой кишки. Ей они еще не сказали, но сказали мне. Завтра они собираются сделать ей кое-какие анализы, чтобы узнать наверняка. Патрисия была ошарашена. – Но как… я имею в виду, когда… – С неделю у нее были сильные боли в животе – и что-то навроде судорог. И понос, черный. И она теряла вес – по полкилограмма в день с прошлой пятницы. Сначала она подумала, что это такое пищевое отравление – как называется это тяжелое пищевое отравление? – Сальмонеллез? – Да. Сначала она подумала, что это оно. Но спазмы в животе становились все хуже и хуже. И, наконец, сегодня вечером я отвез ее в отделение неотложной помощи Алексианского братства. Они осмотрели ее и сделали анализ крови, а затем сказали, что она должна остаться. Я посидел с ней, пока она не уснула, а потом вернулся домой. – Я даже не знала, что она заболела, – сказала Патрисия не только отцу, но и себе. – Откуда, черт возьми, тебе знать? – обвиняюще заявил Фрэнк Коломбо. – Тебя вечно нет дома, вечно нет рядом. Он отхлебнул пива и угрюмо посмотрел на нее. – К твоему сведению, я звонил в «Уолгрин» из больницы. Там сказали, что ты не на работе. – Ну, я… я еще работала на складе. Может, тот, с кем ты говорил, не знал, что я там. – Да. Может быть. Я попросил поговорить с менеджером магазина – напомни, как его там? – Э, мистер Делука. Фрэнк Делука. – Да, Делука. Я просил поговорить с ним, но его тоже не было. Патрисия не поняла, был ли это наезд или нет. «Наверное, нет. Надеюсь, что нет», – подумала она. Отец явно очень расстроен, очень встревожен и, вполне естественно, не совсем отдает себе отчет в том, что говорит. Ему требовалось утешение, понимание. Патрисия взяла его за руку. – Папа, пойдем на кухню. Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. – Я не голоден. – Может, кофе? Он покачал головой. – Нет. – Когда тебе нужно вернуться в больницу? – спросила она. – Они собираются сделать ей несколько анализов рано утром, до еды. К десяти часам или около того они намерены выяснить, что это. – Завтра я не пойду на работу, и мы поедем вместе, – сказала Патрисия. – Майкл знает? Фрэнк Коломбо покачал головой. – Он знает, что она в больнице, но не знает, насколько все серьезно. – Что ж, давай ему не будем пока говорить, – решила Патрисия. – Скажем, что это аппендицит. Матери его друга удалили аппендикс, и через пару дней она вернулась домой, поэтому он знает, что это не страшно. – Хорошо, – сказал отец. – Если ты думаешь, что так будет лучше. Она все еще держала его руку и ласково потянула его к себе. – Пойдем, пора спать. Сейчас для тебя самое лучшее – хорошенько выспаться. Утром я приготовлю нам всем завтрак и отвезу Майкла в школу. Потом мы с тобой поедем в больницу. Как тебе мой план? – Хорошо. Хороший план, Патти. Он позволил ей отвести его в спальню. У дверей в спальню он похлопал ее по руке. – Спасибо, милая. Увидимся утром. На следующий день в больнице Алексианского братства им сказали, что утром Мэри Коломбо прошла ирригоскопию и ей поставили диагноз «колоректальный рак»; однако врач считает, что они вовремя успели, и что ей рекомендована операция в форме колостомы, только надо взять еще несколько анализов. – Мы хотим сделать внутривенную пиелограмму, чтобы проверить состояние ее почек. И колоноскопию, чтобы проверить состояние всей ее толстой кишки. Прежде всего это мера предосторожности, чтобы исключить непредвиденные ситуации во время операции. После разговора с доктором Фрэнк Коломбо помрачнел. – Он нам врет, – сказал он Патрисии, когда они поздно вечером вышли из больницы. – Папа, это глупо, – сказала Патрисия. – Зачем ему врать? – Он проверяет ее почки, потому что считает, что там тоже рак. И если рак не в одном месте, она не выживет. Он с трудом сглотнул. – Патти, мы ее потеряем… – Нет! – заплакала Патрисия. – Папа, не говори так и не думай! Мама это переживет! Мы все это переживем! Вернувшись домой, они забрали Майкла у соседей, потом Патрисия приготовила на ужин спагетти. Майкл подозревал, что у матери что-то посерьезнее аппендицита, и ужин был омрачен необходимостью притворяться и убеждать Майкла, что мама скоро поправится и вернется домой. Майкл, как обычно, помалкивал и притворялся, что верит отцу и сестре, но те понимали, что это лишь вопрос времени и обладающий железной волей мальчик рано или поздно потребует правды. Поздно ночью накануне операции Патрисия, снова спавшая в своей спальне, проснулась от непонятного шума и встала посмотреть, в чем дело. Незадолго до этого она заметила, что Майкл ворочался в своей постели, вошла, села на край кровати и некоторое время нежно гладила его по спине, пока он не успокоился. Она знала, что он тревожится из-за предстоящей маминой операции, если бы не это, он бы, как обычно, спал без задних ног. Поэтому, услышав шум, Патрисия сначала решила, что это снова Майкл, но, заглянув в его комнату, увидела, что он недвижим, как статуя. Потом она подумала, что это отец на кухне. И, да, это был Фрэнк, только он сидел не на кухне, а в своем кресле в гостиной, и глядел на другое кресло, в котором обычно сидела Мэри. В тусклом свете ночника из прихожей Патрисия с удивлением разглядела, что отец полностью одет, хотя пошел спать два часа назад. – Папа, что ты делаешь? – спросила она, подходя к нему. – Почему ты не лег спать? – Зачем ложиться спать? – сказал он. – Зачем? Я не смогу заснуть. – Ну, по крайней мере, ляг в постель, – сказала Патрисия, вставая перед ним на колени. Она положила руки ему на колени. – Почитай немного, может, тебе удастся заснуть. По крайней мере, ты отдохнешь. Ты не можешь просто просидеть тут в темноте всю ночь… Отец так резко встал, что она чуть не упала. Она тоже встала, чтобы посмотреть ему в лицо.