– Есть только одно, что я могу сказать, – ответила она на заданный ей вопрос, – и этого суду у меня не отнять. Мой отец, моя мать и мой младший брат знают, что ни той ночью, ни тем утром, ни когда все это случилось, нас в доме не было, и только это имеет значение. Делука выразился короче: – Мы с Патриш невиновны. Я буду настаивать на своих показаниях… потому что это правда. Вынесение приговора проходило в душной зловещей атмосфере, поскольку из-за утренней грозы в здании суда отключилось электричество и не работал кондиционер. Скудный свет проникал сквозь окна на одной стене зала суда, но его было мало, поскольку небо хмурилось, а окна выходили на запад. Адвокат Патрисии утверждал, что в ходе судебного разбирательства допущена семьдесят одна ошибка, а адвокат Делуки упомянул еще о сорока восьми других, негативно сказавшихся на его клиенте. Судебный процесс ознаменовался неприкрытыми сексуальными намеками, один из которых сделал полицейский, прокомментировавший фото обнаженной Патрисии с ее немецкой овчаркой. Показания свидетелей также указывали на то, что осужденная пара пыталась убедить других совершить убийства, а Патрисия вступала в половую связь с лицами, представлявшимися наемными убийцами. В тот вечер, прежде чем отложить газету и пойти прогуляться после обеда по старинным улицам, я обратил внимание на показания Фрэнка Делуки о своем алиби, – он утверждал, что в тот день они с Патрисией поехали в Чикаго, в Вест-Сайд, в район Дамен и Чикаго-авеню, где родилась Патрисия. Также он заявил, что когда-то сам жил в Вест-Сайде по адресу: Саут-Олбани-авеню, 608. Обвинение попыталось связать эти показания с одной из машин убитой семьи, «Тандербердом», брошенным на Саут-Уиппл-стрит, 140. Адреса впились в мою память, как когти орла. Эти районы я знал, как первые морщины у себя на лице. Между тем местом, где родилась Патрисия Коломбо, и местом, где Фрэнк Делука жил в детстве, было тринадцать кварталов с востока на запад и одиннадцать кварталов с севера на юг. Когда я рос, я жил в пяти различных домах в этом районе – размером тринадцать на одиннадцать кварталов – и в разное время ходил в пять разных школ, одной из них была начальная школа Брауна в шести кварталах от дома, где родилась Патрисия Коломбо, другой – начальная школа Кэлхуна, в семи кварталах от того места, где жила семья Делуки, когда Фрэнк был мальчиком. Разумеется, Патрисию я знать не мог: когда она родилась, я уже вернулся с Корейской войны. Но разница в возрасте между мной и Делукой составляла всего три года. Возможно, наши пути пересекались. Это меня заинтересовало. Той жаркой августовской ночью я пошел по Чикаго-авеню на запад. Когда я добрался до Эшленд-авеню, я знал, что уже недалеко. В газете говорилось, что Патрисия Коломбо родилась на Вест-Огайо-стрит, 1803. В четырех кварталах от меня. Я прошел до Вуд-стрит, на полдороге взял в угловом киоске газету и вошел в ближайшую таверну. Хотя на дверной табличке было написано «только для членов клуба», меня это не беспокоило, я белый, а именно это и имелось в виду. Бармен был реинкарнацией погибшего восемь лет назад в авиакатастрофе Рокки Марчиано. – Что у вас есть? – «Пабст Блю Риббон». Бочковое. Я положил на стойку деньги. Прихлебывая пиво, я притворился, будто просматриваю газету, которую уже прочитал. В таверне было еще восемь человек, все сидели возле барной стойки, из них три женщины, славянской наружности, без макияжа, из тех, кто может тягать тяжести наравне с любым мужчиной. Перед одним из мужчин, как и у меня, лежала газета, и он иногда указывал на что-то в ней во время разговора. Я выпил кружку и заказал еще, а пока бармен наливал, сложил газету и положил ее на стойку фотографией Патрисии Коломбо вверх. Когда бармен принес мне второе пиво, я указал на фото: – Тут пишут, что эта девушка Коломбо родилась здесь. Я этого не знал. Он кивнул. – Да. Семья жила в паре кварталов отсюда. Переехали они восемь или девять лет назад. Я знал отца, которого она убила. – Без дураков? – я прикинулся, что удивлен. – О да. Я знал его, его брата Марио, парней, с которыми они тусовались, Фила Капоне, Джо Батталью, Гаса Латини. Они лет десять-двенадцать тут жили. – Знали ее? – спросил я, коснувшись фотографии Патрисии. – Не, не особо. Видел изредка в то время. Милая малышка, всегда одетая как подобает: ленты, кружева, всякая такая ерунда. Время от времени я видел ее со стариком на «Ригли Филд». Этот парень был настоящий фанат «Кабс», раньше он порой очень злился на судей. Помню однажды… О семье Коломбо бармен рассказывал, обслуживая клиентов, в течение часа, и в какой-то момент ко мне с кружкой пива в руке подошла одна из тех женщин-славянок. – Черт, я помню Патти, как будто это было вчера, – сказала она. – Раньше моя младшая с ней вместе играла, – она хрипло рассмеялась. – Им приходилось играть вместе, они были единственными двумя маленькими девочками в квартале! Я взял ей пива, и она продолжила говорить, бармен постоянно возвращался с чем-то новеньким, и из их рассказа у меня сложилась хрестоматийная картинка уважаемого итало-американского семейства из рабочего класса с бейсбольным болельщиком отцом и сидевшей дома и заботившейся о детях матерью: одна девочка и один мальчик с разницей в возрасте в шесть лет. Семейства, осуществившего в конце концов американскую мечту и переехавшего в свой дом в пригороде. – А потом это… – покачав головой, проговорила славянская женщина, которую звали Вера, кивнув в сторону газетного фото Патрисии. А потом это. Я вышел из таверны и прошел последние два квартала, желая взглянуть на дом 1803 по Вест-Огайо-стрит, где родилась Патрисия Коломбо. Двухквартирный, в этой части нижнего Вест-Сайда банальный, как вода из-под крана. Он стоял на углу, а через улицу в соседнем квартале находилась начальная школа Тэлкотт, где училась Патрисия; в кондитерскую на углу она ходила тратить четвертаки, которые ей давал папа, когда она была хорошей девочкой. Она играла в этом квартале, как любой другой городской ребенок: в классики на нарисованных мелом квадратах на тротуаре, в камушки на ступеньках парадных, «Мама, можно?». Я сам играл в эти игры, пока не пришла пора Ринголевио[3], Бак-Бака[4] и костяшек. Какое-то время я смотрел на это двухквартирное здание, и мысли вылетали, точно пули из автомата. Ее зачали в этом доме, когда ее отец Фрэнк и ее мать Мэри страстно обнимали друг друга. В этом доме она была младенцем, ползунком, дошкольницей, первоклассницей, маленькой девочкой, «всегда одетой как подобает: ленты, кружева…». А потом это. Отец, мать, брат – зверски убиты. Была ли она пресловутым дурным семенем? Или ее, как и многих других убийц, толкнуло на это непреодолимое отчаяние? Возможно, никто никогда не узнает. Такое убийство… Было уже поздно. Я вернулся на Чикаго-авеню и сел на крыльцо, дожидаясь 66-го автобуса, который отвезет меня обратно на Раш-стрит. Мне следовало думать о книге, над которой я работал, но я не мог выбросить из головы Патрисию Коломбо. Как, думал я, эта симпатичная маленькая девочка с лентами и кружевами росла, что потом зарезала свою семью? И как стало известно, что это она? 3 Май 1976 года В течение семи дней после обнаружения тел старший следователь Рэй Роуз и его люди искали улики и вещественные доказательства по множеству направлений. В ближайшем пригороде обнаружили вторую машину Коломбо, «Олдсмобиль», и принялись досконально ее исследовать, как и найденный в городе «Тандерберд». Они работали день и ночь в поисках даже самых отдаленных зацепок. Сам Роуз вместе со следователем Эдвардом Кюнелем восстанавливал последние несколько дней жизни Фрэнка Коломбо. В «Вестерн Ауто», где Коломбо руководил работой огромного консолидационного склада, они допросили его заместителя Джека Маккарти, который рассказал, что Коломбо не пришел на работу в понедельник, 3 мая, потому что возил сына Майкла к стоматологу. На следующий день он вернулся на работу, как обычно, за рулем «Тандерберда». Маккарти вспомнил только два случая, когда Фрэнк Коломбо приезжал на работу в семейном «Олдсмобиле». В тот день Коломбо был в хорошем настроении. – Во вторник я видел его в последний раз, – вспоминал Маккарти. – Он не приходил в среду, пятого числа, или четверг, шестого числа. Но в этом не было ничего необычного, потому что Фрэнк был начальником, он брал выходные, когда хотел. В конце концов, когда он не пришел в пятницу, седьмого, я попытался позвонить ему около половины третьего. В трубке были короткие гудки. Короткие гудки в половине третьего дня? В тот же самый день, когда полицейский Джо Джулиано трижды звонил и услышал длинные гудки? Телефон Коломбо становится проблемой. Рассказанное Джеком Маккарти идеально согласуется с другими находящимися в разработке фактами, – все указывает на то, что убийства произошли поздно вечером во вторник, 4 мая. Роуз спросил, знает ли Маккарти о каких-либо проблемах, которые могли быть у Фрэнка Коломбо, и тот вспомнил, что Коломбо в последнее время казался несколько раздраженным из-за дочери Патти. – Пару недель назад он сообщил, что она ему сказала, что планирует скоро выйти замуж и хочет большую свадьбу. Но он не считал, что она настроена серьезно. Он сказал, что поверит ей, только когда увидит свадьбу собственными глазами. Тем временем следователь Расс Маринек разрабатывал все, что касалось предстоящего брака Патти. Ричард и Энн Найквист, бывшие соседи Коломбо в Элк-Гроув-Виллидж, которые жили теперь в другом ближнем пригороде, Айтаска, утром в воскресенье, 2 мая, случайно встретили Фрэнка и Мэри Коломбо в ресторане во время завтрака. В разговоре те упомянули, что Патти выходит замуж за Фрэнка Делука «через пару месяцев». Мэри Коломбо тогда еще заявила, что на свадьбу не пойдет. По словам Найквиста, Фрэнк сказал: «О, Мэри, ты сейчас просто расстроена. Когда придет время, ты пойдешь». Мэри снова категорически заявила, что не пойдет. Следователю Джину Гаргано из Департамента шерифа округа Кук поручили допросить Патти Коломбо и Фрэнка Делука, чтобы каждый из них день за днем описал, как они провели неделю, на которой было совершено убийство, – с понедельника, 3 мая, по пятницу, 7 мая. Показания того и другого были практически идентичны и не содержали ничего, бросающего подозрение на единственную уцелевшую из семьи Фрэнка Коломбо и ее жениха, с которым она жила. Описывая свою неделю, Патти указала, что когда она пришла домой в свою квартиру из «Кентукки Фрайд Чикен» в шесть вечера во вторник, 4 мая, звонил телефон. Это был отец, она проговорила с ним около получаса. Фрэнк Делука заявил, что Фрэнк Коломбо звонил ему накануне, в понедельник, 3 мая, в половине одиннадцатого вечера, и второй раз примерно через двадцать минут, в 22:50. По утверждению Патти и Делуки, это были их последние телефонные разговоры с отцом Патти. Следователь Гаргано также допросил Глорию Реззуто, сестру Фрэнка Коломбо, еще одну жительницу Элк-Гроув-Виллидж. Миссис Реззуто последний раз разговаривала с братом и его женой по телефону в воскресенье, 2 мая. Тогда Мэри Коломбо сказала, что они с Фрэнком не видели Патти месяц. Она сказала Глории, что Патти «ненормальная» и каждый раз, когда она разговаривала с дочерью, она всегда «ужасно расстраивалась». Глория Реззуто пыталась убедить брата общаться с Патти, «наладить отношения», однако к тому воскресенью семья еще не «помирилась». Миссис Реззуто считала, что Фрэнк помирился бы с дочерью, если бы Мэри этого захотела, но она не хотела. – Не было такого, чего мой брат не сделал бы для Мэри, – сказала она Гаргано. – Он всегда хотел, чтобы Мэри была счастлива. Что касается Майкла, то, по словам миссис Реззуто, у Патти были «очень близкие отношения» с ним. В показаниях Глории Реззуто всплыл один интересный момент. Ее взрослый сын Бобби видел, как Фрэнк Коломбо возил в бардачке своей машины пистолет, и еще Фрэнк сказал племяннику, что у него есть и второй пистолет, он держал его под кроватью. Затем Гаргано допросил Кэролайн Тайгретт, сестру Мэри Коломбо, жившую в Кэри, штат Иллинойс, примерно в тридцати милях от Чикаго. В последний раз миссис Тайгрет видела Мэри в субботу, 1 мая, когда приезжала в ближайший торговый центр за покупками и заглянула к Коломбо домой. Было около двух часов дня, и Мэри была дома одна. Мэри рассказала сестре, что она «поддерживала связь» с Патти и что Патти и Фрэнк Делука собирались пожениться 5 июня, ровно через пять недель, а в свадебное путешествие планировали отправиться в Италию и Грецию в сентябре. Миссис Тайгретт сказала, что Мэри очень обижалась на Патти, но «начала понемногу оттаивать». В ходе этого допроса также выяснилось, что Фрэнк Коломбо подумывал уйти из «Вестерн Ауто», где проработал много лет, и начать собственный автотранспортный бизнес. Появились, пусть и скудные, показания свидетелей. Проживающая на Брэнтвуд, 70, Энн Шарлевиль видела, как во вторник, 4 мая, около 9 часов вечера с подъездной аллеи дома Коломбо задним ходом выезжал автомобиль, он чуть не врезался в другой проезжающий автомобиль. Она согласилась помочь Рональду Коукли, полицейскому художнику Департамента шерифа округа Кук, создать фоторобот сидевшего за рулем мужчины, каким она его запомнила. Линетт Роули, чьи родители жили чуть дальше в том же квартале по адресу: Брэнтвуд, 85, выходя из дома около 16:45 того же дня, заметила темно-синий крупногабаритный автомобиль, припаркованный на подъездной аллее дома Коломбо. Она вспомнила, что у машины не было винилово-черной крыши, как у «Олдсмобиля» Коломбо, и обратила она внимание на эту машину именно потому, что впервые увидела ее возле дома Коломбо. Когда Рэй Роуз узнал, что два месяца назад Фрэнк и Мэри Коломбо ездили в отпуск в Южную Каролину, навестить кого-то из семьи Мэри, он приказал своим людям на всякий случай опросить этих родственников по телефону, вдруг удастся узнать нечто полезное. Узнать удалось – если не полезное, то интересное. Филип Нивилль, племянник, вспомнил, как Фрэнк Коломбо сказал ему, что купил Мэри автоматический пистолет 25-го калибра и положил его в бардачок семейного «Тандерберда» для ее защиты. Это было странно, поскольку, по другой информации, Фрэнк почти всегда водил эту машину сам. Майкл, который тоже был с ним в поездке, позже сказал Нивиллю, что у отца есть и второй пистолет, никелированный револьвер 32-го калибра. Другой родственник, Гарри Чикс, зять Мэри, во время того же визита заметил, что Мэри Коломбо носит в сумочке автоматический пистолет 25-го калибра. Полиция Элк-Гроув уже знала, что Коломбо убили из пистолета 32-го калибра, но оружие еще не нашли. К этому времени Рэй Роуз начал подозревать, что Патти Коломбо каким-то образом лично причастна к убийствам. Тлеющий фитилек этого подозрения Патти зажгла сама в тот самый день, когда обнаружили тела. Предположительно, Патти узнала о смерти своей семьи от Фрэнка Делуки. Одна из его сотрудниц в «Уолгрин», Джоанн Эммер, соседка Коломбо, в пятницу, 7 мая, ушла с работы в 17:00 и по дороге домой увидела полицейских у дома 55 по Брэнтвуд. Узнав, что произошло, она позвонила Делуке и сообщила ему о преступлении. Другая сотрудница Делуки, Барбара Купер, отвезла его домой. Когда вскоре после этого в их квартиру пришла Патти, Делука якобы сообщил ей эту новость. Патти не забилась в истерике и не бросилась в родительский дом, узнать, верна ли эта страшная история, а до позднего вечера сидела в квартире с Делукой, а потом отправилась с ним в полицейский участок Элк-Гроув-Виллидж, где они предложили «помочь» следствию всем, чем могли. Роуз подумал, что это не похоже на реакцию девятнадцатилетней девушки, которой только что сказали, что вся ее семья убита. Роуз сразу отнесся к Патти и ее любовнику с подозрением и в тот же вечер приказал сержанту Рону Идену их сфотографировать, якобы только для опознания. Хотя Патти не изображала убитую горем от потери близких, на фотографии видно, что выглядела она измученной. Делука же чуть ли не улыбался, как будто всецело наслаждался вниманием. Первый крупный прорыв в деле произошел вечером следующего после обнаружения тел понедельника. Рэй Роуз и его люди работали практически круглосуточно в течение четырех дней, домой возвращались только принять душ, побриться и переодеться, может, поспать часа два или три, не больше. Сам Роуз спать не мог, закрывая глаза, он каждый раз видел истерзанное юное тело Майкла Коломбо. Без кофе Роуз – как и большинство его людей – уже свалились бы. В десять вечера понедельника Роуз сидел за своим столом и смотрел на телефон, едва ли не пытаясь заставить его позвонить. Ранее тем же вечером поступило два анонимных звонка, оба от одного и того же нервного молодого человека, утверждавшего, что располагает важной информацией об убийствах Коломбо, но не желавшего, чтобы его видели в полицейском участке. Возможно, это просто чудак, однако Роуз считал иначе, что-то в голосе молодого человека заставило старшего следователя почувствовать, что тот не шутит. Поэтому он уставился на телефон, словно отдавая ему мысленный приказ позвонить еще раз. Наконец в 22:50 раздался звонок.