— Конечно. А ты нет? Джонатан пожал плечами. — Я думаю, если ты оказался в незнакомой среде и далеко от себе подобных, то самое лучшее — это смерть. — Вот как? — Одиночество хуже смерти, Тхань. Он уставился на неё с таким выражением в глазах, которое она не могла понять. — С другой стороны, — сказал он, задумчиво почёсывая щетину на шее, — конкретно этот слизняк, возможно, не одинок, на самом деле он гермафродит. И он найдёт себе пропитание в канализации. Заведёт потомство... — он опустил взгляд на свои только что вымытые руки. — Отравит всё остальное, что там живёт, крысиным лёгочным червем и в конечном итоге захватит всю канализационную систему Осло. Возвращаясь к аквариумам, Тхань слышала смех Джонатана из кабинета. Это был смех, который она слышала так редко, что он звучал незнакомо, странно, почти неприятно. Харри стоял, глядя на картину перед собой. На ней было изображено срубленное бревно, лежащее жёлтым концом к зрителям, а остальная его часть уходила вглубь лесистого ландшафта. Он прочитал табличку рядом с картиной: «Жёлтое бревно», Эдвард Мунк, 1912 год. — Почему ты спрашивал именно об этой картине? — спросил юноша в красной футболке, которая означала, что он сотрудник музея. — Ну, — сказал Харри, взглянув на пару из Японии, стоявшую рядом с ними, — почему люди хотят увидеть именно эту картину? — Из-за оптической иллюзии, — сказал юноша. — Правда? — Давай немного отойдём. Извините! Пара с улыбкой освободила место для них обоих, отступив в сторону. — Видишь? — сказал юноша. — Кажется, что конец бревна указывает прямо на нас, независимо от того, откуда мы смотрим на картинку. — Мм. Значит, смысл его...? — Ты должен сам ответить на этот вопрос, — ответил юноша. — Возможно, что не всегда вещи такие, какими кажутся. — Да, — сказал Харри. — Или что вам нужно двигаться и смотреть на вещи под другим углом, чтобы увидеть картину целиком. В любом случае, спасибо тебе. — Не за что, — ответил юноша и ушёл. Харри продолжал смотреть на картину. В основном для того, чтобы остановить свой взгляд на чём-то прекрасном после того, как он постоял на эскалаторах в здании, которое даже изнутри заставляло штаб-квартиру полиции казаться человечным и тёплым помещением. Он достал свой телефон и позвонил Крону. Ожидая, когда тот возьмёт трубку, он почувствовал, как пульсирует жилка у него на виске, что было обычным явлением на следующий день после пьянки. И он вспомнил, что частота сердечных сокращений составляет около 60 в состоянии покоя. И если бы он остался стоять здесь и смотреть на произведения искусства, другими словами, его сердце бы сделало чуть меньше четырёхсот тысяч ударов, прежде чем Люсиль будет убита. Значительно меньше, если бы он запаниковал и поднял тревогу в надежде, что полиция сможет найти её … где? Где-нибудь в Мексике? — Крон. — Это Харри. Мне нужен аванс в размере трёхсот тысяч. — На что? — Непредвиденные расходы. — Ты не мог бы выразиться более конкретно? — Нет. На линии воцарилась тишина. — Хорошо. Заходи в офис. Когда Харри положил телефон обратно в карман пиджака, он заметил, что там уже что-то есть. Он вынул эту вещь. Оказалось, это была маска. Точнее это была полумаска кота, должно быть, с бала-маскарада, на котором присутствовал Маркус Рё. Он порылся в другом кармане, и, конечно же, там тоже что-то было. Он вытащил ламинированную карточку. Она была похожа на членскую карту какого-то заведения под названием «Вилла Данте», но вместо имени там было написано «Псевдоним». А псевдоним на карточке был «Кэтмен». Харри снова посмотрел на фотографию. «Посмотри на вещи под другим углом». «Я молю бога, чтобы кто-нибудь узнал, что он натворил». Хелена Рё не забыла вытряхнуть содержимое карманов. Возможно, она и положила туда эти предметы. ГЛАВА 24 Пятница Каннибал — Я могу выдать тебе ордер, только если есть веские основания для подозрений. — Я это знаю, — сказал Сон Мин, тихо проклиная сто девяносто вторую статью Уголовного кодекса, держа трубку телефона у уха и глядя на стену офиса без окон. Как Холе выносил работу здесь все эти годы? — Но я думаю, что вероятность того, что мы найдём там что-то незаконное, выше пятидесяти процентов. Он весь вспотел, избегал смотреть мне в глаза, а потом накрыл одеялом нечто, что определённо хотел спрятать в своём кабинете. — Я понимаю, но одного твоего подозрения недостаточно. В статье говорится, что должны быть конкретные доказательства. — Но… — Тебе также известно, что как прокурор я могу выдать ордер на обыск только если есть опасность в случае промедления. Она есть? И сможешь ли ты впоследствии объяснить эту спешку? Сон Мин тяжело вздохнул. — Нет. — Есть какие-нибудь доказательства других правонарушений, которые можно было бы использовать в качестве предлога? — Никаких. — Имеет ли лицо, о котором идёт речь, судимость? — Нет. — У тебя вообще есть что-нибудь на него? — Послушай. Слово «контрабанда» всплывает как в связи с вечеринкой у Рё, так и в связи с местом преступления, где я нашёл этот пакет. Ты знаешь меня, и знаешь, что я не верю в совпадения. Я нутром чувствую, в этом что-то есть. Мне подать письменный запрос? — Я избавлю тебя от такой необходимости и скажу «нет» прямо здесь и сейчас. Но ты сначала позвонил, так что, вероятно, уже знал, каким будет исход разговора. Это на тебя не похоже. Говоришь, совсем ничего нет? Просто шестое чувство? — Шестое чувство. — И давно с тобой такое? — Я пытаюсь научиться. — Подражать нам, простым смертным, ты имеешь в виду? — Аутизм и признаки аутизма — две разные вещи, Крис. Полицейский юрист рассмеялся: — Хорошо. Ты придёшь завтра на ужин? — Я купил бутылку «Шато Кантмерль» 2009 года. — Твой вкус слишком возвышен, а манеры слишком утончённы для меня, дорогой. — Но ты тоже можешь этому научиться, милый. Они закончили разговор. Сон Мин заметил, что пришло сообщение от Катрины со ссылкой на «Дагбладет». Он нажал на ссылку и откинулся на спинку кресла, ожидая загрузки. Стены офиса были настолько толстыми, что ухудшали покрытие сети. И почему Холе не заменил это сломанное кресло? У него уже болела спина.