— О, да. Съел всё до остатка, очевидно, потому что потом он скомкал пакет и бросил его на землю. Подонок. Я вышел, чтобы высказать ему всё, что о нём думаю, но он встал и ушёл, как только я вышел на улицу. Я дошёл до того места, но в этот день дул порывистый северный ветер, так что пакет, должно быть, уже унесло ветром в лес. Сон Мин почувствовал, как учащается его пульс. Полицейская работа такого плана окупалась в одном случае из ста, но когда это случалось, ты мог сорвать джекпот, позволяющий раскрыть всё дело, в котором до сих пор не было ни единой зацепки. Он сглотнул. — То есть, Венг, ты можешь описать этого человека? Фермер посмотрел на Сон Мина. Потом грустно улыбнулся и покачал головой. — Но ты же сам сказал, что видел его так хорошо, как будто стоял рядом с ним. Сон Мин мог слышать разочарование в своём голосе. — Да-а-а. Но пакет был прямо на линии моего обзора, а когда он его выбросил, то надел маску, прежде чем я успел его хорошенько рассмотреть. — Он был в маске? — Ага. И в солнцезащитных очках и бейсболке. На самом деле я почти не видел его лица. — Тебе не показалось странным, что человек в одиночестве в лесу носит маску, хотя все остальные уже давно перестали это делать? — Да. Но здесь, в лесу, полно странных людей, не так ли? Сон Мин понимал, что в этих словах Венга была самоирония, но был не в настроении улыбнуться. Харри стоял перед надгробием и чувствовал, как дождевая вода с мягкой земли просачивается в его ботинки. Серый утренний свет пробивался сквозь облака. Он не спал до пяти утра, читая отчёты. Поспал три часа, затем продолжил чтение. И понял теперь, почему расследование зашло в тупик. Проделанная работа казалась хорошей, тщательной, но в ней не было ничего. Абсолютно ничего. Он пришёл сюда, чтобы проветрить голову. Он не просмотрел и трети всех отчётов. Её имя было высечено белым на сером камне. Ракель Фёуке. Он не совсем понимал почему, но прямо сейчас был рад, что она не взяла его фамилию. Он огляделся. У других могил тоже были люди. Вероятно, их было больше, чем обычно, поскольку была суббота. Но они были так далеко, что он решил, что может говорить вслух, и они его не услышат. Он рассказал ей, что говорил с Олегом по телефону. Что тот в порядке, ему нравится там на севере, но он подумывает подать заявку на работу в полиции. — СБП37, — сказал Харри. — Хочет пойти по стопам своей матери. Харри также рассказал ей, что звонил Сес. У неё были небольшие проблемы со здоровьем, но сейчас ей лучше, и она вернулась к работе в супермаркете. Хотела, чтобы он приехал навестить их с парнем в Кристиансанн. — Я сказал, что посмотрю, получится ли у меня прежде… чем станет слишком поздно. У меня есть небольшие проблемы с кое-какими мексиканцами. Они собираются убить меня и женщину, похожую на мою мать, если только я или полиция не раскроем эти убийства в течение следующих трёх дней. — Харри посмеялся. — У меня грибковая инфекция ногтей, а в остальном я в порядке. Так что, с твоими людьми всё хорошо. Это всегда было самым важным для тебя. Ты сама была не так важна. Ты бы даже не захотела, чтобы за твою смерть отомстили, если бы это зависело от тебя. Но это не зависело. И я хотел мести. Это, без сомнения, делает меня худшим человеком, чем ты, но я был бы таковым даже без чёртовой жажды мести. Это как сексуальное желание. Пусть ты разочаровываешься каждый раз, когда мстишь, даже зная, что будешь разочарован и в следующий раз, тебе просто необходимо довести дело до конца. И когда я чувствую это, это грёбаное желание, мне кажется, что я в шкуре серийного убийцы. Потому что это чувство отмщения за то, что у меня отняли, настолько хорошо, что иногда хочется что-то потерять, что-то, что я люблю. Только затем, чтобы мстить. Понимаешь? Харри почувствовал ком в горле. Конечно, она понимала. Это было то, чего ему больше всего не хватало. Его женщины, Ракель, которая понимала и принимала практически всё в своём странном муже. Не всё. Но многое. Чертовски многое. — Проблема, — сказал Харри, прочищая горло, — разумеется, в том, что после тебя мне уже нечего терять. Больше не за что мстить, Ракель. Харри стоял неподвижно. Посмотрел вниз на свои ботинки, утопающие в траве, кожа потемнела там, где пропиталась водой. Он поднял глаза. Возле церкви, на ступеньках, он увидел фигуру, которая просто стояла и смотрела. Было в этой фигуре что-то знакомое, и он понял, что это священник. Казалось, он смотрит в сторону Харри. Зазвонил телефон. Это был Юхан Крон. — Говорите, — сказал Харри. — Мне только что позвонили. И не кто попало. Сам министр юстиции. — Страна маленькая, так что не говори мне, что был так уж ошеломлён. Ну что, нам конец? — Я думал, что он звонит, чтобы сообщить мне именно об этом, после той статьи в «ВГ». И, естественно, я был удивлён тем, что Бельман звонит лично. Такие вещи обычно сообщаются по формальным каналам. То есть люди, с которыми я ожидал связаться… — Не то чтобы я был чересчур занят субботним утром, Крон, но не мог бы ты перемотать вперёд до того, что сказал Бельман? — Верно. Он сказал, что не видит законных оснований у министерства юстиции для закрытия нашего расследования, и поэтому в отношении этого дела никаких действий предпринято не будет. Однако, в свете нарушения, которое, по-видимому, имело место, они будут внимательно следить за нами, и в следующий раз, когда произойдёт нечто подобное, полиция примет меры. — Хм. — Да, и это не преувеличение. Очень удивительно — я был уверен, что они положат конец нашему расследованию. С точки зрения политики это почти непостижимо, Бельману теперь придётся иметь дело со своими людьми и СМИ. У тебя есть этому объяснение? Харри задумался над вопросом. Навскидку у него на примете был только один человек на их стороне, который мог бы оказать давление на Бельмана. — Нет, — сказал он. — Ну, в любом случае, теперь ты знаешь, что мы всё ещё в игре, — сказал Крон. — Спасибо. Харри повесил трубку и задумался. Они могли продолжать. У него впереди ещё три дня и ни единой стоящей зацепки. Как там говорят? «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет?» — Видишь ли, у твоей матери был талант. Дядя Фредрик шёл по узкой тропинке на Слемдалсвейен, будто не обращая внимания на то, что люди, идущие в противоположном направлении, вынуждены были сходить на проезжую часть, чтобы пропустить их. Кроме этого, сегодня он казался в здравом уме. — Вот почему было так грустно видеть, как она отказывается от своей карьеры и бросается в объятия первого попавшегося покровителя. И хотя я и говорю «покровителя», но твой отчим ненавидел театр, он ходил туда лишь раз в пятилетку, чтобы показаться — у семьи Рё была традиция финансировать Национальный театр. Нет, он видел Молле на сцене всего один раз. По иронии судьбы она играла главную роль — Гедду Габлер38. Молле была привлекательной женщиной, прямо-таки небольшой знаменитостью в то время. Идеально подходит для мужчины, чтобы похвастаться перед окружающими. Прим уже слышал эту историю, но всё равно попросил дядю рассказать её. Не столько для того, чтобы проверить, сохранилась ли она в чертогах больного разума его дядюшки, сколько потому, что ему необходимо было услышать её снова, чтобы ещё раз убедиться, что принятое им решение было правильным. Он не знал, почему прошлой ночью его вера вдруг пошатнулась, но, видимо, это было обычным делом перед важными моментами в жизни. Например, когда приближается день твоей свадьбы. И это — месть — ведь было тем, о чём он думал, о чём мечтал с тех пор как был мальчиком, поэтому не так уж и странно, что его мысли и чувства играют с ним злые шутки по мере приближения к цели. — Таковы были их отношения, — сказал его дядя. — Она жила за его счёт. А он — за её. Она была прекрасной молодой матерью-одиночкой, которая не требовала многого. А он — беспринципным приятелем, у которого было достаточно денег, чтобы дать ей всё, кроме одной вещи, в которой она нуждалась. Любви. Поэтому она и стала актрисой: как все актёры, больше всего на свете она хотела быть любимой. И когда она не получила этой любви ни от него, ни, с течением времени, от публики, она сломалась. Конечно, сказывалось ещё и то, что ты был гиперактивным, испорченным маленьким засранцем. Когда её покровитель в конце концов бросил вас обоих, твоя мать осталась подавленной, измученной алкоголичкой, больше не получавшей ролей, для которых был предназначен её талант. Я не думаю, что она любила его. Обычно, когда тебя кто-то бросает — да кто угодно — это становится последним гвоздём в крышку твоего гроба. Психика твоей матери всегда была хрупкой, но, признаюсь, я не ожидал, что она подожжёт дом. — Ты не можешь знать наверняка, была ли это она, — сказал Прим. Дядя остановился, выпрямился и широко улыбнулся идущей им навстречу молодой женщине. — Побольше! — крикнул он, указывая на свою грудь для иллюстрации. — Могла бы прикупить и парочку побольше! Женщина испуганно посмотрела на него и поспешила пройти мимо. — О да, — сказал дядя. — Это она устроила пожар. Да-да, всё началось в её спальне, а в её крови обнаружили высокую концентрацию алкоголя — в отчёте говорилось, что причиной пожара, вероятно, стало курение в постели в состоянии алкогольного опьянения. Но можешь мне поверить, она подожгла дом, желая сжечь вас обоих заживо. Родители обычно берут детей с собой на тот свет для того, чтобы избавить их от сиротской доли. Я знаю, что тебе больно это слышать, но в случае с твоей матерью причина заключалась в том, что она считала вас обоих ничтожными. — Это неправда, — сказал Прим. — Она сделала это, чтобы меня не передали ему. — Твоему отчиму? — его дядя рассмеялся. — Ты дурак? Он и не хотел тебя, он был счастлив избавиться от вас обоих. — Хотел, — сказал Прим настолько тихим голосом, что его заглушил шум поезда метро, проходящего рядом с ними. — Он хотел меня. Только не в том смысле, в котором думаешь ты. — Например, он когда-нибудь дарил тебе какие-нибудь подарки? — Да, — сказал Прим. — Однажды на Рождество, когда мне было десять, он подарил мне книгу о методах пыток команчей39. Они в этих делах крайне преуспели. Например, на деревьях они подвешивали своих жертв вниз головой и разжигали под ними костры, так что в конце концов их мозги закипали. Его дядя рассмеялся. — Неплохо. В любом случае, моё нравственное негодование имеет пределы как в отношении команчей, так и в отношении твоего отчима. Твоя мать должна была обращаться с ним получше, в конце концов, он был её покровителем. Так же как паразит, которым является человечество, должен лучше относиться к этой планете. Что ж, не стоит сожалеть и об этом. Люди считают, что мы, биологи, хотим сохранить природу неизменной, как органический музей. Но, кажется, мы единственные, кто понимает и принимает, что природа постоянно изменяется, что всё умирает и исчезает, это естественно. Не длительное существования вида, а его уничтожение. — Может, повернём и пойдём назад? — Назад? Куда? Прим вздохнул. Разум его дяди явно снова затуманивался. — В дом престарелых. — Я просто тебя подкалываю, — ухмыльнулся его дядя. — Та медсестра, которая провела тебя в мою палату. Спорим на купюру в тысячу крон, что я трахну её к понедельнику. Что скажешь? — Каждый раз, когда мы спорим, и ты проигрываешь, то утверждаешь, что не помнишь о споре. Зато когда ты выигрываешь… — Не будь несправедливым, Прим. У деменции должны быть свои преимущества. После того, как они завершили свою короткую прогулку, и Прим вернул дядю обратно на попечение упомянутой выше медсестры, он пошёл тем же путём. Пересёк Слемдалсвейен, продолжая двигаться на восток к жилому району с виллами на просторных участках. Дома в этом районе были дорогими, но дома, расположенные рядом с Третьей кольцевой магистралью, были более доступными в цене из-за шума автострады. Там и находились руины дома. Он поднял задвижку на ржавых железных воротах и пошёл по каменистому склону к берёзовой роще. На другой стороне холма, спрятавшись за деревьями, стояла сгоревшая вилла. Тот факт, что дом был скрыт от соседей, помогал ему на протяжении многих лет в его тактике затягивания спора с городским советом, который хотел снести эти развалины. Он отпер дверь и вошёл внутрь. Лестница на второй этаж обрушилась. Там была спальня матери. Он жил на первом этаже. Возможно, именно это делало происходившее возможным. Отдалённость. Не то чтобы она не знала, но это давало ей возможность делать вид, что она не знает. Сгорели и все ненесущие внутренние перегородки, весь первый этаж представлял собой одну большую комнату, покрытую ковром из пепла. Кое-где пробилась растительность и произрастала в пепле. Куст. Саженец, который, возможно, вырастет в дерево. Он подошёл к обгоревшей железной кровати в его бывшей комнате. Бездомный болгарин как-то раз вломился в дом и некоторое время жил здесь. Если бы его присутствие неизбежно не привело к жалобам соседей и новым хлопотам по поводу сноса, Прим разрешил бы бедолаге остаться. Он дал болгарину немного наличных, и тот мирно ушёл с теми немногим пожитками, что у него были, оставив пару сырых шерстяных носков с дырками и матрас на кровати. Прим сменил замок на входной двери и прибил новые доски на окна. Металлические пружины заскрипели, когда он всем своим весом опустился на грязный матрас. Он вздрогнул. Это был звук его детства, звук, застрявший в его сознании, столь же явный, как паразиты, которых он выращивал. Но по иронии судьбы эта кровать и стала его спасением, когда он забрался под неё во время пожара. Хотя бывали и дни, когда он проклинал своё спасение. Одиночество в учреждениях для сирот. Одиночество в многочисленных домах приёмных родителей, от которых он сбегал. Не потому, что они не были хорошими, благонамеренными людьми, а потому, что в те годы он не мог спать в незнакомой комнате, и всегда лежал без сна, прислушиваясь. В ожидании. Огня. Хозяина дома. И в конце концов не мог больше этого вынести и сбегал. Вскоре его поместят в новое учреждение, где дядя Фредрик будет навещать его время от времени, примерно так же, как он теперь навещает дядю Фредрика. Его дядя, который ясно дал понять, что он, в конечном счёте, был всего лишь дядей, а поскольку он жил один, был не в том положении, чтобы взять к себе мальчика. Лжец. Позаботиться о скромном наследстве, оставленном мальчику его матерью, он был в состоянии. Так что Приму мало что из него досталось. Кроме вот этого, недвижимости. Это была лишь одна из причин, по которой он был против продажи — он знал, что все вырученные средства уйдут в карман его дяди. Прим покачался вверх и вниз на кровати. Пружины протестующе взвизгнули, и он закрыл глаза. Вернулся к звукам, запахам, боли и стыду. Сейчас они были нужны ему, чтобы быть уверенным. В конце концов, он пересёк все границы, зашёл настолько далеко, так откуда же эти постоянные сомнения? Говорят, отнять чью-то жизнь тяжелее всего в первый раз, но он уже не был в этом так уверен. Он раскачивался взад и вперёд на кровати. Размышляя. Потом, наконец, нахлынули воспоминания, ощущения были такими ясными, как будто всё это происходило здесь и сейчас. Да, он был уверен. Он открыл глаза и взглянул на часы. Он собирается пойти домой, принять душ и переодеться. Нанести свой собственный парфюм. А затем он отправится в театр.