– Обратись к врачу. – Наверное, мне надо сделать так же, как твой папочка. Просто исчезнуть из жизни отпрыска. – Да! – кричит Лу. – В тысячу раз лучше иметь папу, которого в глаза не видел, чем такого, как ты! Она захлопывает дверь со всей силы, звук отдается во всем теле Мортена. Как будто девчонка его застрелила. Дан Дан слышит, как где-то рядом снова хлопает дверь. Громкие разговоры тоже затихли. Он стоит на четвереньках в каюте Александры. Гладит ковровое покрытие. Чувствует пальцами каждую ворсинку. Время от времени он погружает свою перевязанную руку в бледное тело Александры. Двигает рукой внутри. Слизывает с пальцев кровь. Но он уже не чувствует удовольствия. Скорее ему даже неприятно. Кровь уже не несет в себе силы и жизни. Дан замирает. Рука чешется под повязкой, пропитанной соками Александры. Он тяжело дышит, хотя ему это уже не нужно. Просто мышцы грудной клетки продолжают усиленно работать. С каждым ударом сердца он чувствует, как кровь Александры бежит по его телу. Она стала частью его. Они слились воедино так, как она никогда не могла слиться с кем-нибудь раньше. Вот то, что Дан всегда искал и не находил. Все оказалось так просто. Инстинкт подсказал ему, что и как делать. Разорвать Александре горло, чтобы она замолчала. Видимо, это началось с укуса сумасшедшего. Он тоже хотел крови. Но эта новая энергия оказалась для него слишком сильной. А он слишком слабым. Он не смог с ней совладать. Он просто не такой, как Дан. Дан срывает с руки повязку. Слизывает то, что осталось на костяшках пальцев. Ранки от зубов полностью зажили. Остались только небольшие розовые возвышения на коже. Он удовлетворенно кивает. Дан неуязвим. Может быть, даже бессмертен. Он теперь больше, чем человек. Он лучше, чем просто люди. Дан смотрит на капли дождя за окном. Они такие красивые, что он обязательно должен пойти туда. Он тянется рукой к окну. Пальцы чувствуют его прохладу. Дан прижимает их к стеклу. Слушает равномерное постукивание капель. Но он может расслышать и каждую каплю в отдельности, точно так же, как он видит каждый ручеек, стекающий вниз по стеклу. И даже вибрации двигателей, которые он так ненавидел раньше, поют в его теле. Он как будто слился с «Харизмой». Дан оборачивается. Интересно, что еще могут дать ему новые ощущения. Когда он идет к двери, пара его старых зубов скрипят друг о друга под его ботинком, он втаптывает их глубже в ковровое покрытие, пропитанное кровью. Дан выходит из каюты Александры. Щурится на яркий свет. Запахи. Звуки. Коридор на седьмой палубе – самый длинный на всей «Харизме». Воздух полон следов всех, кто проходил здесь, запахи смешиваются со зрительными образами, Дан словно начал видеть каждый запах в виде пелены. В одном из них присутствует нотка молодости. Девочка. Она прошла здесь совсем недавно. Дан идет на запах. С каждым шагом с ковра поднимаются новые запахи. Дан слышит всхлипывания мужчины в одной из кают. Слышит музыку за одной дверью в конце коридора. Смех пожилого человека перерастает в приступ кашля. Сколько жизни! Из-за поворота выходят двое мужчин в костюмах. Они странно смотрят на Дана. Он чувствует желание наброситься на них, но нет, он может подождать. Их кровь течет слишком медленно, она слишком густая и вязкая от недостатка воды. Дан идет дальше по коридору, заходит за тот угол, откуда появились мужчины. Правая рука опять чешется. Дан смотрит на кисть. Шрамы почти полностью исчезли. По лестнице проходит стайка подростков. Они пахнут свежим воздухом и сигаретным дымом. Дан может почувствовать каждый их запах по отдельности, если сосредоточится, как и капли дождя на стекле. Он знает, что ребята пили, что они ели. Они пахнут очень по-разному, у них так много разных чувств и желаний. Нервозность. Радость. Похоть. Эти запахи пропитывают мышцы подростков и выходят через поры, скапливаются на коже. Дан чувствует ароматы мыла, мокрого мха, меда, дрожжей… Дан поднимается на седьмую палубу, чувствует свежий запах секса и пролитого пива в одном из коридоров за спиной. Он идет дальше по кораблю. Магазин беспошлинной торговли закрыт. Но оттуда доносится множество синтетических парфюмерных запахов, и Дан теряет след девочки. Он громко чертыхается. В зале игровых автоматов светятся экраны. Дан на несколько минут задерживается у входа и завороженно смотрит на мелькание разноцветных огней. Мимо проходит какая-то пара средних лет. Женщина что-то злобно кричит по-фински. Мужчина внешне совершенно невозмутим, но именно его кровь пульсирует сильнее. Дан идет в носовую часть парома. У стойки информации сидит женщина в инвалидной коляске. Мики с важным видом что-то говорит в телефонную трубку. Он не смотрит на женщину. Дан чувствует ее животный страх издалека. И он понимает, почему рыжий псих напал именно на него в караоке-баре. То, что он Дан Аппельгрен, не сыграло никакой роли. Зато в его крови бушевали ненависть, отчаяние и кокаин. Видимо, от его запаха невозможно было устоять. Вокруг витает так много самых разных чувств. И Дан хочет их вкусить, сделать их своими. Голод, который он чувствует, наверное, никогда не исчезнет. Дан чувствует себя бездонным, ненасытным. И все же сейчас он доволен собой больше, чем когда-либо. Дан идет дальше. Он знает, куда он хочет попасть. В конце галереи распахнуты двери караоке-бара. «Балтик Харизма» Молодой человек за стойкой информации уже изрядно устал от женщины в инвалидной коляске. Он повторяет, что отправил охранников на поиски детей. Что их высматривают также с помощью камер внутреннего наблюдения. Больше на данный момент сделать ничего нельзя. Хенке и Пер разглядывают публику, собравшуюся в караоке-баре. Но детей, которых они ищут, здесь нет. Их нет и поблизости. Зато есть Дан Аппельгрен. Он стоит в темном углу у окна. Его глаза закрыты. Пиво льется рекой из кранов бара. Слышен звон стаканов. Пол слегка качается. Ароматы парфюмерии смешиваются с перегаром и запахами пота, кожи, сладкого вина, воспаленных тканей. А еще масла, пудры и сладкого молока. Дан опьянел от обилия впечатлений. От всего сверхъестественного, что с ним произошло. Один из лифтов открывается на седьмой палубе. Мальчик, который вовсе не мальчик, осторожно выглядывает оттуда, перед тем как выйти. Он не хочет, чтобы его видели. Чтобы начали расспрашивать, что ребенок делает на пароме один. Но он владеет искусством оставаться незамеченным, и, конечно, ему помогает то, что все, кто до сих пор не спит, пьяные. Ему противно все на борту. Синтетические запахи. Искусственная музыка. Имитация дерева, кожи и мрамора в отделке. Он думает, что настоящее здесь только обжорство, жадность, ненасытность. Люди губят планету, высасывая из нее все, как паразиты. Они убивают себя и друг друга сотнями различных способов по тысячам ничтожных поводов. Но эти люди назвали бы его монстром, если бы узнали о нем все. Если бы поверили в это. Но он заставит их поверить. Это уже началось. Ожидание делает его лицо еще более детским. Он идет по галерее, видит двери в караоке-бар, его взгляд скользит дальше. Останавливается на маленькой комнате с несколькими рядами скамеек за стеклянными дверями. Там спят пассажиры, которые не заказали место в каюте. Он проскальзывает внутрь. Ложится под скамейку. Прекрасное место, чтобы спрятаться. Если его там найдут, всегда можно сказать, что он играл в прятки с другом и нечаянно уснул. Он слышит чей-то храп. Думает, вернулась ли его мать в каюту. Поняла ли она, что произошло. Женщина с темными волосами ищет мальчика на других палубах. Чувствует запах крови и смерти. Она уже поняла, что сыну ничего не грозит. Наоборот, он устранил все препятствия. Женщине страшно при мысли о том, что может за этим последовать. Гнев Старейшин. Она осознает, что обязана предотвратить катастрофу, приближение которой ощущает всем телом. Трагедия неминуема. Все эти люди еще ничего не подозревают… Теперь она в ответе за них. И она должна их спасти. А потом себя и сына. Иначе наказание Старейшин будет страшным. И никто уже не сможет защитить ее сына. Женщина проходит мимо двери каюты, где лежит на полу шофер-дальнобойщик Олли. Изнутри его сжигает боль. Он в ее плену. И только кровь может унять эту жажду. Альбин Он сидит, прислонившись спиной к стене, под стальной лестницей, ведущей на смотровую площадку. Ветер не задувает в его укрытие, но в воздухе много маленьких капель. Куртка Альбина мокрая, руки замерзли и покраснели, хотя он и натянул на них рукава. Капюшон он тоже надел на голову и затянул завязки так крепко, что его лицо едва торчит из круглого отверстия. Альбин не знает, сколько еще он сможет просидеть здесь и куда ему идти потом. Он надеется, что родители беспокоятся. А еще пусть думают, что он погиб. И пусть они пожалеют обо всем, что сделали не так. – Хорошо, что хотя бы не очень холодно, – рядом появляется Лу. Альбин поднимает глаза. – Можно мне присесть рядом? Лу протягивает брату теплый свитер. Никогда еще Альбин так не радовался одежде. В глубине души он надеялся, что Лу вспомнит об этом укрытии, где они прятались вместе. Но он не показывает виду, а только кивает. – Ты выглядишь как чел из сериала «Южный парк»[12], – фыркает Лу. Она оглядывается, перед тем как сесть на корточки и пролезть в его убежище. Альбин быстро натягивает свитер прямо на куртку. От него сильно пахнет духами Лу, но зато он такой большой и бесформенный, что непонятно, женский он или мужской… Лу достает из рукава куртки еще одну маленькую бутылочку водки. – По-прежнему не хочешь? – спрашивает она, откручивая крышку. – Это последняя. – Нет. Лу тоже прижимается спиной к стене. Делает глоток и трясет головой с гримасой отвращения на лице. Высовывает язык, почти доставая кончиком до подбородка. – Хорошо, что это хотя бы вкусно, – замечает Альбин. Лу фыркает и вытирает рот. Они сидят некоторое время молча. Смотрят на прогуливающихся пассажиров. Один мужчина гуляет с какой-то малявкой вместо собаки. Разговаривает с ней, сюсюкая, как с ребенком. Альбин удивляется, что Лу ничего не говорит на его счет. – Твой папа только что приходил в нашу каюту, когда я там была, – рассказывает она вместо этого. Альбин чувствует, как в самый низ живота медленно проваливается пушечное ядро. Лу слегка поколебалась. Убрала с лица прядь волос, выбившуюся из хвоста. – Он был странным? Как он часто бывает? Так необычно произнести это вслух. – Думаю, что да. Немного странным. Мне кажется, он почувствовал, что что-то произошло. Хотя он и не знал. Так что можешь не притворяться и не врать, когда его увидишь. Если не хочешь, конечно. Мне по большому счету неважно, как ты решишь. Альбин смотрит на Лу. Думает о папе. О маме и Линде. Теперь уже поздно притворяться. Когда что-то высказано вслух, продолжать молчать невозможно. Сейчас, когда Альбин знает, что с папой, мама уже не сможет сказать, что папа устал, и жизнь уже не станет прежней. Он поднимает голову и смотрит на темное небо, которое проглядывает между ступенями лестницы. Щурится от моросящего дождя. – Это правда, что ты хочешь стать актрисой, когда вырастешь? Лу стонет. – Это мама сказала? Ну просто восторг, ничего нельзя оставить между нами. – Значит, это правда? – Да. Но я представляю, как это звучит из ее уст. Как будто это просто детская фантазия, и вдобавок нереальная. Просто потому, что она сама не решилась изменить свою жизнь. – Почему именно это? Ну, я имею в виду актрисой?