Но что сказать, если Винсент ответит? Калле делает глоток водки прямо из горла бутылки. Смотрит на тяжелое кольцо из белого золота на пальце. Оно теплое. Вспоминает, как положил сегодня утром кольца в чемодан. Как он нервничал тогда. Это было нормально? Это со всеми так? Или он в глубине души чувствовал, что может получить отказ? Что какая-то тень пробежала между ним и Винсентом? Именно поэтому он решил сделать предложение таким изощренным способом в присутствии публики и в чужой для Винсента обстановке? «А что я должен был сказать там, на глазах у всех? Что мне было делать?» Тьма воспоминаний роится в голове Калле, но мысли толпятся беспорядочно, и он не может уследить за ассоциациями, которые их вызывают. Калле отдается каждому воспоминанию в отдельности, рассматривает их со всех сторон и под разным освещением, пытается отыскать момент, когда все пошло не так, понять причину, по которой у Винсента появились сомнения. Калле должен найти эту причину и способ ее устранить, и тогда он сможет поговорить с Винсентом. Он все исправит ради них обоих. Мысли сменяют друг друга все быстрее, и Калле начинает думать, что, наверное, именно так люди сходят сума. Раздается стук в дверь. Неужели Филип рассказал, где он прячется? Но нет. Это наверняка София: «Что ты здесь делаешь? Пойдем веселиться с нами! Поднимем бокалы!» – Это я, – говорит очень знакомый голос за дверью. Калле ставит бутылку на пол и чуть было не опрокидывает ее, но все же хватает за горлышко в последний момент. Он открывает дверь. Там стоит Пия, одетая в униформу. Калле сразу видит по ее лицу, что она все знает. Пия обнимает Калле, и хоть она и намного меньше его ростом, он чувствует, что в объятиях подруги он в безопасности. – Что случилось? – спрашивает Пия. – Я не знаю, – отводит глаза Калле. Они садятся на кровать. В свете ламп каюты Пия выглядит очень усталой. Она очень бледна, тени под глазами, кажется, стали еще темнее с тех пор, как они виделись на капитанском мостике. Калле вспоминает тот момент, когда он только что сделал Винсенту предложение. И Пия обняла его. Прослезилась и сказала, что очень рада за них. Вот бы ему сейчас тоже заплакать. Если мысли успокоятся, то появится место для чувств. – Как ты сама? – спрашивает Калле. – Мне кажется, что у меня начинается грипп. – Пия прижимает кончики пальцев к вискам, осторожно двигает нижней челюстью. – Хотя и надеюсь, что это просто головная боль от стресса. – Трудный выдался вечер? – Не такой трудный, как у тебя. По губам Калле пробегает кривая усмешка. Он снова берет бутылку водки и делает глоток. – Расскажи, что произошло, – просит Пия. – Давай лучше поговорим о тебе. – Калле качает головой. – Мне сейчас хочется думать о чем угодно, только не о себе. – Хорошо, – соглашается Пия. – Например, сегодня один псих набросился на Дана Аппельгрена прямо на сцене. И укусил его за руку. – Черт! Как такое могло случиться? – Мы посадили этого парня в вытрезвитель. Его держали все охранники, но даже вчетвером оказалось нелегко его скрутить. Пия вздрагивает. Калле видит, что история потрясла ее больше, чем она хочет показать. В отличие от него самого, Пия редко обнажает свои слабые места. Сейчас, когда Калле уже побывал в другом мире на определенном расстоянии от «Харизмы», он понимает, что ей как женщине очень тяжело дается эта работа. – Черт возьми! – повторяет Калле, потому что не знает, что еще сказать. – Аппельгрен справится. Он сходил в медпункт, и Раили перевязала ему руку. – Мне, если честно, очень сложно его пожалеть. Во всяком случае, если верить тому, что о нем рассказывают. И Калле внимательно смотрит на лицо Пии. Пытается понять, о чем она думает. Он почти ничего не знает о ее бывшем муже, кроме мелочей, которые обсуждали в коллективе время от времени. То немногое, что он сам домыслил, скорее вызвано ее молчанием о той жизни. – Он очень плохо обошелся с Йенни на корпоративной вечеринке, – добавляет Калле. – Йенни? – удивляется Пия. – Это певица, которая сейчас выступает в «Старлайте». В конце концов вмешался Филип и защитил ее. Мы пытались уговорить Йенни пожаловаться администраторам, но она побоялась потерять работу. – Калле многозначительно хмыкает и делает новый глоток, водка в бутылке булькает. – Ты уверен, что тебе стоит еще пить? – Да, я пытаюсь напиться. – Мне кажется, ты уже достаточно пьян. – Нет, недостаточно. Пия пожимает плечами: – Едва ли я имею право упрекать тебя. Они молча смотрят друг на друга. Пия незаметно поглаживает небольшую царапину у запястья. – Не надо было мне делать предложение здесь, вообще не надо было его делать, – грустно говорит Калле. – Ты думаешь: вы не сможете разобраться в ситуации? Может быть, Винсенту просто нужно немного подумать. Калле вытирает глаза: – Я даже не знаю, вместе мы или уже нет. И вообще, черт возьми, не знаю, что мне теперь делать. – Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Может быть, не сегодня вечером и не завтра, но решение обязательно придет. – Твоими устами бы мед пить. – Это точно. Пия кладет руку на плечо Калле. В его голосе уже слышен плач. – Я так рад, что ты пришла. Мне уже казалось, что я схожу с ума. – Конечно, я не могла не прийти. – Да. – В этот момент Калле чувствует, что еще чуть-чуть, и он сможет заплакать, и на этот раз слезы принесут облегчение. – Конечно, ты не могла не прийти. Рация у Пии начинает вибрировать. Кто бы ни был тот человек, которому сейчас понадобилась Пия, Калле его ненавидит. – Ну что там еще? – бормочет женщина и подносит рацию к губам. – Пия, прием. – У игровых автоматов на седьмой палубе драка. – Голос Мики звучит слишком громко в тесной каюте. – Ярно уже на пути туда. Ты подойдешь? – Да, уже иду. – Пия обреченно смотрит на Калле. – И посматривай, не увидишь ли Дана Аппельгрена, – продолжает Мики. – Он только что взбесился на сцене. Может быть, конечно, он испытал шок от укуса, но я думаю, если честно, что он чем-то накачался. Капитан хочет с ним поговорить. Пия крепче обнимает Калле рукой, лежащей на его плече. – Еще сутки на «Харизме»? – спрашивает он. – Да, еще сутки, – вздыхает Пия. – И все четыре отсека в вытрезвителе уже заняты. Разве ты не скучаешь по работе здесь? Пия Пия быстро идет по коридору, открывает стальную дверь, отделяющую помещения для персонала от общих. Она искренне надеется, что Калле сможет поспать этой ночью. Утром у него вдобавок ко всему остальному будет страшное похмелье, но тогда она сможет быть рядом. Если сама окончательно не расклеится к тому времени. Голова ужасно трещит и кружится, боль пронизывает ее вплоть до нёба. Пия останавливается в дверях. Она устала. Разнять еще одну драку, даже спуститься туда по лестнице кажется ей невероятно трудным. Она крепко сжимает ручку двери, и ей становится страшно. Она узнает эту усталость, которая на самом деле ничего общего не имеет с гриппом. Это усталость, которая все вокруг делает бессмысленным. Раньше ей всегда удавалось не поддаваться хандре на борту. Но когда она одна дома, усталость настигает ее. Где-то глубоко внутри есть место, которое Пия называет подвалом. Там она прячет весь мусор, который не хочет видеть в своей жизни. Там же хранятся все запрещенные мысли. Она запирает их. Заколачивает дверь гвоздями. Надеется, что достаточно прочно. И, как правило, оказывается достаточно. Во всяком случае, в большинстве случаев. Но иногда дверь все же приоткрывается. И тогда она не может в выходные подняться с кровати целыми днями. Пия встряхивается. Бежит вниз по лестнице и видит, как Дан Аппельгрен направляется к грузовому лифту. Он держит на руках мальчика в красной толстовке с капюшоном. Дан вздрагивает, но мальчик смотрит на нее спокойно и с интересом. Он невероятно милый. Как из старинной рекламы мыла. – Здравствуйте. Вы здесь работаете? – Конечно. Я слежу за тем, чтобы все вели себя хорошо. Пия смотрит на Дана. Видит, что у него расширенные зрачки.