– По силам, да не тянет… – Раз не тянет, так не по силам… Не по силам заставить себя. А заставить необходимо, приоритетно испытывать счастье… Какой смысл имеет никчемная жизнь без проблесков блаженства, когда понимаешь, что ради этого и существуешь? Когда все остальные догмы, соображения и желания тихо жить ради долга просто перестают действовать, поскольку становится ясно, насколько они античеловечны, вопиющи, смешны, сдержанны, тоскливы, – жестоко подытожила Янина, начиная злиться оттого, что ее великолепную идею не поддержали. – Я не согласна с тобой. – В любом случае, теперь все будет хорошо… Я избавилась от своих демонов, – Анна подумала, насколько противно защищать себя, оправдываться и просить прощения одним предложением. «Надолго ли?» – поймала себя Янина на противном утверждении. – И я. – Так ты согласишься вновь начать все сначала? – не показывая вскипающей в глубине радости и не осознавая ее сама, спросила Анна. – Думаю, да. Обе замолчали, потом Янина с явным нежеланием разговора надрывно спросила: – А с Дмитрием покончено? – Покончено… – со вздохом протянула Анна. – Ты влюбилась в того, кто ярче всех целовал, кто лучше всех заморочил тебе голову. Кто был навязчивым, когда ты не хотела, безразличным, когда был нужен больше всего и распылял тебя романтическими фразами, подавлял тебя уверенностью… При том, что сам плясал под дудку жены и матери. Этого ты хотела? И как ты можешь так унижать себя… – Ты не представляешь, как страшно было это с одиночество вдвоем… с Николаем. И потом, ты не можешь так судить об этом. Тебя не было между нами, ты не можешь знать всего и составляешь свое мнение исключительно исходя их своих убеждений и наблюдений. Большинство людей поступают так же, и они не правы. – Ты тоже так поступаешь. – И я не права… – вынуждена была признать Анна, хоть это и не понравилось ей. Она собиралась отчитать сестру, а та быстро нашла, чем приструнить ее. – По поводу Николая… Что же страшного в нем? Ты сама-то объяснить не сможешь… Не такой он плохой, как ты вообразила. И ты даже не можешь теперь защищаться фразами вроде: «Ты не жила с ним так близко». – Я никогда не говорила и не думала, что мой муж плохой. Янина распылилась и в начала придавливать Анну своим авторитетом, чего не терпела по отношению к себе. – Может, если бы появился ребенок… – протяжно изрекла Янина, вовремя отойдя от непримиримого тона, который решила искоренять в последнее время, с опаской наблюдая за сестрой и позабыв о любых амбициях по отношению возможного отца. Та слегка дернулась. – После того, что произошло, я уже не знаю, дано ли мне будет счастье быть матерью, – изрекла она. Янина сникла. – Зачем ты пошла к нему? – К Мите? – спросила Анна и поморщилась оттого, что по привычке нежно и незаслуженно назвала этого человека. – Да… – Это нормальная человеческая потребность – искать тепла и любви. – Потребность бросаться из одних объятий в другие?! Между сестрами не было той взаимности, которая позволила бы прощать обороненную вслух правду. – Тебе не понять. Янина усмехнулась, а Анне стало глубоко неприятно от этого смешка. Все это начиналось как прекрасная сказка, залитая надеждами… Янина была уверена, что предательства от Николая ждать не нужно, что все будет безоблачно, пока он рядом со всем его совершенством… Стоит признать, ее пьянила та роль. 54 От наслаждения умиляющей чистотой снега, несущегося в окно, но всякий раз промахивающегося, Янина даже чаще задышала. Люди на улицах кляли погоду и истово кутались в воротники. А она сидела за шитьем и не могла оторвать зачарованного взора от белоснежной равнины, растущей по мере свирепствования снега. Она ожидала, что вот-вот Федотов появится на заваленной мартовским снегом дороге и улыбнется ей снизу, беззащитно показав десны. Дорога через темнеющие влажные куски всплывающих по аллеям деревьев до затерянной усадьбы вся была скреплена льдом. «Настоящее золото без всяких примесей не часто в природе, в конце-то концов», – рассудила Янина. Путь к дому заметало белесым хлопком, но вечерело уже не так рано. На фоне неба, постепенно из неопрятно-серого становящегося заманчиво-синим, заметенные мокрым снегом фигуры в саду казались Янине необычнее и привлекательнее. Приближающая ночь душила своим мрачным подводным совершенством. На исходе дня она решила выбраться из усадьбы. Набухшие от мокрого снега складки платья волочились за ней, утягивая. Содранная ночь нависала над Яниной, проникала вглубь самых потаенных помыслов и не оставляла ей себя. Она настолько была в некой собственной эфемерности чувств и переживаний, а еще перспектив, убивающих мечты… Вернее, не мечты, а те неоформленные неосознанные полу думы полу проектирования о том, чему не суждено состояться. Денис был, скорее, гаванью, к которой ее подмоченная лодочка не прочь была примкнуть, дабы в безопасности, которую так жаждала, высказать все претензии миру. Она, возможно, первая решила порвать этот порочный круг недопонимания и самоудушения под крышей их небольшого уютного дома. Она вышла на занесенную манной кашей реку и побрела к ограждению, чтобы встать на забор и посмотреть, что происходит за пределами барской долины. На середине реки лед под ее ногами угрожающе заскрежетал. Скульптуры, венчающие овальный пруд на возвышении, растворялись вдали по мере надвижения тумана. Терзающиеся в отдалении деревья на голых ножках размеренно темнели на светлом фоне покрытой снегом земли. Неожиданно Янина уловила резкий четкий хруст под ногами и почувствовала, как ледяные глыбы воды врезаются в ее икры. Вмиг все потемнело, и Янина со стороны словно увидела, как проваливается в пучину темной обжигающе-ледяной воды. Конюх нашел ее на берегу, когда она, бессильная, озябшая, выползла на него и повалилась на рассыпчатый снег спиной, согнув колени. Три недели после этого простыни под ней становились мокрыми от пота – Янина боролась с воспалением легких. Проснувшись и поняв, что перешагнула болезнь, она не испытывала уже сил радоваться. Все потеряло интерес и вкус. Нужно было бежать их этого проклятого гнезда, где никто не мог быть счастлив, и пытаться по крупицам сколотить те жалкие осколки своей жизни, которые не поглотили еще бешеные страсти. Янина, всегда ненавидящая преувеличения и патологии, поняла вдруг, отчего происходила ее ненависть – она тайно к этому тяготела. Но здравый смысл и раненое самомнение подавили неистовое влечение к запретному, растущее по мере ужесточения правил хорошего тона. Раньше ей казалось, что она не может найти золотую середину… Теперь она и не была нужна. Сестра приходила к ней во время болезни и подолгу сидела молча, боясь потревожить больную и отчаянно желая поговорить. Но обе девушки молчали, и тягостно становилось в комнате от запаха лекарств и глубоко запрятанной раны непонимания. А на затемненном вечером столе одиноко горели и грезили о солнце тусклые свечи. И безрадостно становилось кругом. Не так часто к Янине приходил Николай, не зная, что делать, становился в проходе и вздыхал. Янину это раздражало, но она не приказывала ему исчезнуть. Однажды он сказал: – Вы не должны были делать это. – Что вы имеете ввиду? – Это происшествие… Неспроста ведь. Вы не должны были рисковать собой, чтобы насолить мне. У Янины остановилось дыхание. «Да как он смеет!» – пронеслись в ней фразы, задыхающиеся, потухающие в ярости. – Как вы смеете! – вскрикнула она, понимая, что после произнесенного, после того, что он осмелился вообразить, она окончательно возненавидит его. Она никогда бы не подумала, что Николай способен подумать такое, вообразить, что она любит его до того самозабвенно, что готова уйти из этого мира ради него. Она не подумала в тот момент, как тяжело ему далась та фраза, что это была лишь догадка, которая не давала ему покоя. – Вы так скверно знаете меня – стала бы я барахтаться в ледяной воде из-за раненных чувств! Что я, по-вашему, совсем не в силах сдерживать себя во имя самоуважения? – Янина высокомерно отвернулась и фыркнула. Ее озлобило то, что в его словах была доля правды, ведь в смятении она покинула безопасное поместье. Янину день ото дня тяготило то, что она видела – окружающие упорно действовали себе во вред, отпихивая возможное, пусть зыбкое, пусть где-то натянутое, счастье. Оно ждало ее на досягаемой высоте. Стоило только оттолкнуться. – Милая, я лишь хотел убедиться, что это случайность, не связанная со мной… – Очистить совесть?! Что ж, знайте, что вы так мало значите для меня вместе с вашей драгоценной супругой, что можете быть спокойны! Какого же вы мнения о себе, – продолжала она возмущенно, – что возомнили такое!!! – Простите, я не был уверен… Я просто спросил, – безнадежно вставил Николай, поникнув. – Обманываете меня – так обманываете искусно, чтобы самому остаться довольным. Не терплю расчет. Николай был отчасти обижен таким в корне неверным и убежденным истолкованием своих намерений, но решил не топить их обоих в своей обиде, а отойти в сторону. Когда он ушел, Янина вдруг отчетливо поняла, что и он всеми силами старается устроить ее брак. И мерзко ей стало на душе. 55 Безразличный человек, которому признались в любви, порой становится уязвимым: он рискует привязаться из благодарности. Но теперь этот эпизод был настолько досаждающ, что он почти испытывал неприязнь к бывшей любовнице за то, что она сдвинула его с истинного пути. Не мог он поиграть женщиной и безболезненно расстаться – совесть в нем требовала возмездия. И в то же время он с облегчением, грустью и чувством гадливости думал о Денисе Федотове и понимал, как мало он достоин его Янины. Анна попрощалась с сестрой еще в комнатах и лежала теперь на постели, прикидывая, что надеть к ужину. Литвинов пустился проводить свояченицу до кареты. Она спустилась к нему без всякого намека на улыбку, истощенная, с глубокими кругами под глазами и вяло отозвалась на приветствие. – Ну вот и все… – проговорил Николай в конце концов, неловко размахивая руками. – Все когда-то кончается, – непримиримо отозвалась Янина, упрямо смотря ему в глаза. – Яня, я… – Перестань оправдываться… Пошло, правда… Не нужно, не заставляй меня чувствовать себя еще паршивее. – Но я не хочу, чтобы тебе было плохо из-за этого… – Мне не плохо. – Ты должна понять, – мягко, но настойчиво произнес Николай, со страхом и надеждой вглядываясь в отзыв ее взгляда. «Мечется ли она, или ей все равно уже? Едва ли…» – Я понимаю.