Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 6 из 75 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Воды и кнедлик со шпинатом, пожалуйста. Почтальон заулыбался. – Вегетарианец… единственный солдат вермахта, у которого нет желания убивать. – Ошибаетесь, – ответил Фишер. – Я не выношу убивать невиновных. Остальные получают по заслугам. Он говорил тихо и нежно, словно его слова предназначались только для меня. И тут меня осенило, что эти два совершенно непохожих собеседника объединились, чтобы отомстить за меня ради справедливости. Я едва сдерживала слезы, но лицо все равно сморщилось и губы задрожали. – Спасибо, – выдавила я и усилием воли заставила себя отойти к барной стойке. Как он сказал? Притворись? И все наладится. «Притворюсь. Это я сумею», – думала я, крича заказы на кухню и наливая пиво и воду. О Шляйхе я почти ничего не слышала. Сообщив, что ему запрещено приходить в ресторан, мать больше о нем не вспоминала. Отец не появлялся дома с месяц, а когда вернулся, мать загружала его работой в кухне или хлеву. В тот вечер, когда ему позволили вернуться в бар, посетители его тепло приветствовали. Мать, привлекая всеобщее внимание, постучала ножом по стеклянной пивной кружке. – Господа! – воскликнула она, стараясь перекричать гомон. – Можете радоваться возвращению моего мужа, но если хоть кто-нибудь позволит ему даже понюхать выпивку – не обижайтесь, вас перестанут здесь обслуживать. И слово свое сдержала. На следующей неделе Ганс Кофлер, вечно попадавший впросак, опрометчиво соблазнил отца кружкой пива. Мать опрокинула кружки им на головы и коротко приказала: – Вон! Прошло несколько месяцев, прежде чем Кофлер отважился показаться в баре, а отец завязал с выпивкой навсегда. В канун Нового года вернулся Шляйх. Вечером было жутко холодно, на небе, затянутом тяжелыми снеговыми тучами, нависшими меж темными замерзшими вершинами, – ни звезды. Жители стекались на обледеневшую площадь, похрустывая свежевыпавшим снежком, порывисто устилавшим под ногами землю. Отец Маттиас вывел процессию из церкви и, как каждый год, поджег первый фейерверк. Впоследствии, став свидетельницей праздника света и звука на пляже Копакабана в Рио, я поняла, каким убогим было это зрелище в Оберфальце. Но тогда я, шестнадцатилетняя, с восторгом, завороженно слушала эхом отдававшиеся в долине волшебные звуки, любовалась заснеженными крышами домов и вихрем падающих с неба снежинок, на мгновение выхваченных светом во всем своем великолепии. Ахая и охая, таращась, я, наверное, отстала от Кристль, единственной в мире, кому рассказала все без утайки и кто пас меня не хуже своих коз. Задрав голову, я стояла позади толпы, как вдруг внезапно содрогнулась всем телом и меня вырвало. Я была совершенно сбита с толку, с чего бы это, меня никогда не тошнило. Потом сквозь аромат соснового дыма и пиротехники подкралась узнаваемая вонь Шляйха. Сердце у меня заколотилось прежде, чем он крепко сжал мое плечо. Мой испуганный крик потонул в восторженных воплях толпы, когда ракета рассекла ночное небо и рассыпалась зелеными и желтыми каскадами мерцающих огней. Другой рукой он закрыл мне рот и потащил в переулок. – С Новым годом, mein Schatz[8], – пробормотал он и, пригвоздив к стене дома своей тушей, свободной рукой стал расстегивать пуговицы моего пальто. Я попыталась укусить другую руку, но он сунул мне в рот пальцы, и оставалось только тянуть его за рукав, чтобы не задохнуться. Давление неожиданно ослабло, и я, пусть с его пальцами во рту, смогла дышать. Вспыхнул свет запущенной ракеты, и я увидела ствол пистолета, приставленный к виску фельдфебеля. – Отпусти ее, Spieß, – прозвучал тихий властный голос. – Ты ведь не повторишь это снова? Да еще при всем народе. Они, пьяные, вздернут тебя на дереве, и я тебя не спасу. Не ищи приключений на свою голову. Дойдет до командира. Отпусти ее. Шляйх медленно вынул пальцы у меня изо рта, вытер слюну о мое плечо и молча исчез в ночи. – Вам ничто не угрожает, – сказал рядовой Томас Фишер, вегетарианец, коснувшись моего локтя. Я задрожала и попятилась, но он схватил мою руку в перчатке. – Обещаю, больше он вас не тронет. На следующий день, в обед, Томас Фишер и Лорин Майер так были заняты разговором, что не заметили, как я подошла к их столику за заказом. – Grüß Gott![9] – сказала я, пытаясь говорить как ни в чем не бывало. «Притворись, и все наладится» стало моей мантрой. – Роза, – обратился ко мне почтальон. – Томас рассказал мне про вчерашний вечер. Не бойся. Больше с тобой ничего такого не случится. Томас Фишер наконец взглянул на меня. – Fräulein Кусштатчер, обещаю, Шляйх больше вас не побеспокоит. Он улыбнулся, и его прусская благочинность растаяла. Я вдруг поняла, что никогда не видела, как он улыбается.
В последующие дни Томас Фишер приходил обедать до появления герра Майера и оставался после того, как тот уходил на работу. Он расспрашивал меня о жизни в Фальцтале, обо мне самой и моей семье, никогда не выпытывая, просто из любопытства, и удовлетворял мой растущий интерес о его прошлом, о семье, о прерванной учебе в Лейпцигском университете. Я все чаще о нем задумывалась и как-то заметила, что улыбаюсь, смущенно смотрясь утром в зеркало в ванной и причесываясь. Однажды в конце января Томас пригласил меня прогуляться после обеда, и мы пошли тропой, которой всегда ходил почтальон. Когда шли вверх по скользкой тропинке, нам встретилась пещера. Томас с интересом слушал, как в детстве мы там играли. У меня была роль индейца, который проигрывал ковбоям. Пещеру я ненавидела: там было холодно, темно и сыро. Чуть дальше деревья заканчивались и тропа вела через заснеженный простор. Мы остановились полюбоваться открывающимся видом. И тут, к моему удивлению, появился герр Майер, возвращавшийся в долину с гор. Он попросил меня подождать их и присмотреть за почтовой сумкой. Ему срочно нужно было уладить какое-то дело, на что потребовалась помощь Томаса. Мы как раз миновали деревья, когда мужчины от меня ушли. Я взобралась на скалу, выступавшую из снега, и села на сумку герра Майера, защищаясь от холодного камня. Оберфальц лежал подо мной, в долине, я отчетливо видела каждый дом. Наш с большим двором сзади, стоявший в углу площади, был одним из самых высоких. С моего обзорного пункта – скалистой обнаженной породы – он выглядел чистеньким и искрящимся. Никто не знал, что творилось в каждом из этих крохотных образцовых домов. На безоблачном небе сияло солнце, припекая меня в многослойной одежде, будто пирог с начинкой. Я прикрыла глаза, положила голову на колени и погрузилась в сон. Разбудил меня Томас, погладив по руке. Под лучами послеполуденного солнца его синие глаза казались бездонными. – А герр Майер ушел? – сонно спросила я. – Да. Щеки Томаса раскраснелись, а глаза странно блестели. – Все в порядке? Томас заколебался. – Да… то есть нет. То есть я хочу вас о чем-то попросить. Он оглянулся на тропу, потом посмотрел на меня. И зарделся. Открыл было рот, хотел что-то сказать, глянул вниз на долину и рассеянно прикрыл рот рукой. – О чем вы хотите попросить? – немного помолчав, спросила я. – Можно… я хочу сказать… вы не возражаете… нет, можно вас поцеловать? – Ой, – от неожиданности опешила я, с восторгом и страхом чувствуя, как загорелись щеки. – Я никогда раньше ни с кем не целовалась. Воспоминания о Шляйхе, тершемся губами о мои губы и просовывавшем язык сквозь мои стиснутые зубы, напомнили о себе, но я их оттолкнула. То был не поцелуй. Томас нахмурился, словно почувствовал, что я вспомнила. – Ладно, ладно, я подожду. Может, когда-нибудь вы согласитесь. Я просто думаю, какая вы замечательная. Он снова покраснел и посмотрел вниз, в долину, на Санкт-Мартин. – Я? Замечательная? – пробормотала я и залилась румянцем. Я не привыкла к похвалам, но он пристально смотрел на меня серьезными глазами, и стало понятно, что он не шутит. Последнее время я все больше думала о Томасе и пришла к выводу, что лучше его в жизни никого не встречала. С каждой нашей встречей он казался мне все красивее. Я была ему благодарна за доброту, но считала, что он меня просто жалеет. – Я никто, официантка в ресторане и… вы знаете, – быстро выдохлась я, но мы оба понимали, что я имела в виду. Томас протянул ко мне руки и, когда после небольшой заминки я ответила тем же, сжал мои в ладонях. – Вы словно валькирия, такая смелая. Вы даже не понимаете, насколько сильны. То, что вы пережили, многих бы просто раздавило. Его глаза сверкали негодованием и страстью. Только тогда я наконец приняла, что это не жалость. Я ему нравилась. Я обожала его честное лицо, голубые глаза, доброту, но на такое даже не надеялась. – Томас, – улыбнулась я и нерешительно подставила лицо, – целуйте. И весь оставшийся день только об этом и думала. В тот вечер в ресторан ворвался Кёлер. Не знаю, выполнял ли он приказ или просто встал на сторону начальника, но, как и Шляйх, красавец не бывал в баре с той ночи, когда меня изнасиловали. Когда он появился, гомон голосов стих и посетители повернулись к нему. Из-за стойки бара я наблюдала, как он спрашивает, не видел ли кто фельдфебеля. До тех пор я дрожала от одного упоминания его имени, но после вечера, проведенного в объятиях Томаса, я изменилась, будто сделала прививку и снова стала счастливой.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!