Фил дернул шеей, отвечая на взгляд Эдди. Пока подпускать брата к серьезным делам он не собирался — не дорос еще. Дальше будет видно. Фил любил Карло, и если тот так рвется в криминальный мир, пусть лучше будет рядом с ним. Они ведь родные братья, хоть и абсолютно непохожи: ни внешне, ни характером. Карло — смазливый весельчак с копной курчавых темных волос и поджарым сильным телом. Его любили друзья и даже враги испытывали симпатию, хотя ту шантрапу, с которой он имел дело последние пару лет, и «врагом» назвать сложно. Фил был другим. Невысокий, тонкий в кости, с достаточно обычной, ничем не выделяющейся внешностью: темные волосы, темные глаза, уголки тонких губ всегда чуть опущены, словно он вечно чем-то недоволен. Но у него имелись достоинства поважнее: Фил умен, хладнокровен и умел обстряпывать дела. По природе своей он не был жесток, но ради бизнеса и семьи мог разобрать неугодного по косточкам и бросить на съедение собакам, не испытывая при этом никаких мук совести. — Вот гадство! — досадливо крикнул Карло, когда его карту перебил Нико Валаскес — один из боевиков семьи — и схватил громко зазвеневший телефон. — Да? Спокойней, Роб, — озадаченно притормозил его Карло и через несколько секунд добавил: — Нихера понять не могу. — Собеседник явно взял себя в руки, и следующие пару минут Карло усердно слушал, иногда задавая вопросы. — Вот гребаные латиносы! — повесив трубку, зло воскликнул он и, осмотрев присутствующих на предмет согласия с его утверждением, повернулся к брату. — Помнишь, я рассказывал тебе про университетского друга — Роба Полански? Ну тот, который вытащил меня из воды? — Фил кивнул, любовно поглаживая уголки карт — сегодня ему везло. — Он тут дельце замутил в Бруклине — кафешку — так на него местные торчки начали наезжать, бабки требовать. Он в отказ пошел, по-пацански с ними решал, копов не вмешивал, но они оборзели в конец: сестру его похитили! — Хорошенькая хоть? — не заинтересовавшись чужими проблемами, спросил Нико Валаскес. — Да. Фирменная девочка, крутая адвокатша, такой не просто в трусы залезть. — А как, говоришь, паренька зовут? — вмешался Эдди. — Роб. — Эдди прямо посмотрел на Карло, заставив того поерзать на стуле и непонимающе добавить: — Роберт Полански. — А сестру — Трейси? — Хм, — задумался Карло, — вроде да. Эдди Ликозе переглянулся со старшим Леонелли и быстро поднялся, доставая телефон. — Поехали к твоему корешу, — кидая карты, встал Фил. *** В Нью-Джерси, в старинном особняке, за массивным деревянным столом, застланным белоснежной ажурной скатертью, собрались члены семьи и близкие друзья Луки Гамбино. Подавали истинно итальянскую стряпню, отменно приготовленную хозяйкой дома — Кармелой Гамбино. Если бы кто-то извне попал на этот ужин, то ни за что бы не подумал, что крепкий седовласый мужчина в летах — самый влиятельный из лидеров мафиозных кланов на всем восточном побережье. Разговоры, что велись сегодня, могли со стопроцентной вероятностью вестись в любой итальянской семье. За столом дон Лука никогда не говорил о бизнесе и проблемах, с ним связанных. Это закон. Марко сидел по правую руку от тестя, задумчиво слушая поучительную сицилийскую притчу и бросая внимательные взгляды на собравшихся. Люди Гамбино старели. Самый молодой из капитанов был старше его — Марко — на пятнадцать-двадцать лет, что уж говорить о верхушке. Он с деланным дружелюбием осмотрел Пола Тэсту и Сальваторе Скарфа. Подручный и советник, оба с женами и с добродушными улыбками на лицах, больше подходящими для безобидных старичков, гуляющих с внуками или собачками. Только глаза у обоих холодные, цепкие, а взгляд жесткий. Вот только на Марко это давно не действовало. Он считал их выдохшимися, потерявшими нюх: старого пса не научить новым трюкам, а старые уже не эффективны. Марко тонко улыбнулся, прекрасно сознавая, что они, наоборот, считают его слишком современным и «зеленым» для контроля над самой денежной и опасной сферой бизнеса. Он ведь действительно самый молодой из лидеров мафии и путь наверх проложил себе не кулаками, а мозгами. Марко не родился в жалкой лачуге на Сицилии, не бегал с поручениями от жирных боссов, на ходу подтягивая рваные штаны. Он родился в Нью-Йорке, в семье уважаемого Антонио Мариотти, но этот факт автоматически не сделал из него «правильного» человека. Марко, как и все, доказывал свою необходимость, убивал ради Семьи, охранял тайны и приносил большие деньги. В отличие от старой гвардии он не сидел в богатом доме, покуривая сигары и ожидая дань от членов Организации. Марко сам делал деньги, легальные и не очень, а еще он научился объективно и даже критически оценивать собственные силы и возможности. Сейчас он точно знал, кто за этим столом был лоялен, кто нет, а кто колебался. Марко прекрасно понимал: поддержки у него здесь нет. — Любимый, еще фасоли? — сжимая его ладонь, поинтересовалась Анжела. — Не нужно, — ответил он, кладя приборы на тарелку. Жена мягко улыбнулась и поднялась, помогая матери убрать со стола и подать десерт. Марко никогда не любил Анжелу, но браком был более чем доволен. Она была преданной, любящей женой, никогда не упрекала его, говорила, когда нужно, и замолкала, если велено. А родственные связи с Лукой Гамбино давали ему много преимуществ, но доверия между ними так и не возникло. Марко никогда не называл дона Луку отцом: ни в прямом, ни в переносном смысле. Он считал себя равным. Лука Гамбино же полагал, что его зять чересчур амбициозен и честолюбив. Они уважали друг друга, но родственной теплоты друг к другу не испытывали. На столе появились пиалы с мороженым в мятной подливке, лимонная кростата, печенье с ягодным джемом и мягкие сладкие вафли. Анжела как раз подала мужу крепкий черный кофе, когда зазвонил телефон. Марко извинился перед собравшимися, выходя из-за стола и принимая вызов. Он, не перебивая, слушал Эдди Ликозе, и с каждым словом все больше хмурил темные брови. — Ты знаешь, что делать, — тихо сказал он. — Держите меня в курсе. Буду через полчаса. — Проблемы, Марко? — спросил дон Лука, когда тот вернулся к столу. — Ничего серьезного, — улыбнулся он. — Анжела, я отвезу тебя домой. Она быстро поднялась, не желая затягивать и злить мужа. Марко она знала лучше, чем самый приближенный из его людей. Он был обеспокоен и взвинчен, Анжела видела это в потемневших, как штормовое море, глазах, а сердить или расстраивать мужа для нее — недопустимо. Неоновые лучи пронзали танцпол, освещая мертвенно-голубым трясущуюся человеческую массу. Идти сквозь плотную, накачанную наркотой толпу было непросто: то и дело приходилось пускать в ход руки, расталкивая, а иногда и врезая по лицу локтем. Карло Леонелли не объяснили, почему спасение сестры Роба Полански стало так важно для двух маститых и влиятельных мафиозных членов. Почему Эдди Ликозе и его брат Фил с непроницаемыми лицами шли по бруклинскому гадюшнику? Они ведь могли доверить это дело паре солдат, которые с готовностью выполнили бы любой приказ. Но Карло был горд! Его взяли с собой, а всё, что он знал о троице мексиканских подонков, слушали с особым вниманием, даже сейчас он шел первый, точно зная, где в это время можно встретить Беззубого Олли. Этот клуб находился на старом пляже Конни-Айленда и имел дурную славу. Копы с проверками захаживали крайне редко, а достать марихуану, метамфетамин, экстази, или коку — проще простого. Дилеры ошивались в каждом углу, а туалет был переполнен наркоманами. Поскольку завсегдатаями были в основном латиносы и черные, власти не особо волновались об их здоровье: перетравятся и ладно. Карло толкнул дверь, ведущую в уборную и сразу же захотел брезгливо сплюнуть — местная публика вызывала гадливость: кто-то курил траву, кто-то зажимал в углу вяло сопротивлявшуюся девку, сильно воняло мочой, потом и немытыми телами. Он сморщился и обернулся — лица Эдди и Фила остались совершенно спокойными. Карло поочередно начал толкать створки кабинок, отыскивая ту самую — бармен, молниеносным движением выхватив предложенную сотню долларов, выложил, не задумываясь, где сейчас можно найти Олли — одного из местных толкал наркоты. Одна из кабинок поддалась без проблем, и Карло увидел неподвижно лежащего в луже собственного дерьма и блевотины молодого парнишку — не их клиент. Он стукнул по следующей двери и оттуда донеслось хриплое ворчание: — Занято, ублюдок! Карло кивнул, показывая, что узнал говорившего, и с силой ударил ногой в дверь, снося хилую конструкцию с петель. — Какого хера?.. — ошарашенно взвизгнул невысокий мужчина со спущенными штанами. Эдди отодвинул Карло в сторону, входя в узкую кабинку и брезгливо осматривая Беззубого Олли. Тощий, но с брюшком, маленькие поросячьи глазки испуганно бегают, лицо испещрено мелкими красно-синими язвочками и рытвинами от оспин. Он производил отталкивающее впечатление одним своим видом, а дряблый член, который он до сих пор держал в руках, не добавлял ему очков. — Что надо, амбал? — хорохорился Олли, пытаясь все же натянуть джинсы. В проеме показался Фил и, не церемонясь, всадил ему ногой под коленку. Этот прием у него отточен до автоматизма: одно движение, и нога с дикой болью вылетает из сустава, чуть сильнее — и она ломается. Олли закричал, падая худыми ягодицами на грязный унитаз и обливая ругательствами всех вокруг. Эдди присел на корточки, стараясь локтями ненароком не коснуться вонючих стен и не испачкать синюю рубашку за пятьсот долларов. — Где лежбище Рико Герреро, Нанду Парандо и Мануэля Гарсиа? — поймав взгляд Олли, тихо спросил Эдди. — Да пошел ты нахер! — выплюнул он, согнувшись пополам и держась за больную ногу. Эдди вздернул руку, и в тусклом рассеянном свете мелькнул нож, через мгновение его собеседник вопил, как сопливая девчонка, а длинное лезвие торчало в его кроссовке. — В следующий раз я воткну его тебе в яйца, — спокойно заявил Эдди, вытаскивая нож из раны и пропуская мимо ушей многократное «гребаные мудаки». — Где они? — Я почём знаю! — Олли постанывал и нянчил дважды пострадавшую ногу, но когда по губам Эдди расползлась зловеща улыбка, будто он только и ждал отказа, чтобы продолжить свое жуткое развлечение, тот быстро заговорил: — У Рико хата на окраине Бруклина, на Линкольн-Плейс, не помню дом, но это в самом конце от магистрали. Эдди плавным движением поднялся, вытер нож о футболку Олли и вышел. Карло заглянул в кабинку и весело улыбнулся, столкнувшись с горящим ненавистью взглядом — Беззубый Олли всё еще был без штанов. — Дрочи дальше. Приятного вечера. — Карло придвинул слетевшую с петель дверь, пряча голозадого наркодилера от посторонних глаз. Пусть до поры до времени поплачется в одиночестве. Черный джип, поравнявшись с ничем не примечательным серым седаном, плавно остановился, напоследок блеснув фарами. На улице было темно и тихо. Старые, потрепанные временем дома стояли друг от друга на приличном расстоянии; судя по густой темноте, окутавшей большинство из них, обитаемы были немногие. Марко вышел из машины и осмотрелся: двухэтажный деревянный дом находился в самом конце улицы: на окнах решетки, в одном мигал свет от телевизора, другое было едва освещено, словно там горела всего одна единственная свеча, в остальных царила ночь. Эдди уже стоял в тени старого дерева, подпиравшего ветками крышу дома. Марко кивнул возникшему из ниоткуда Филу, который на пальцах показал сколько людей внутри, и на ходу навинчивая на пистолет глушитель, поманил за собой Тома. Том Ган был не просто водителем, он — профессиональный вор-домушник. Всё, что имело замок — виртуозно открывалось за считанные секунды. Повозившись с дверью пару мгновений, Том нажал на ручку, и она, тихо скрипнув, поддалась, изрыгая из себя затхлый, пропахший марихуаной воздух. Том, хоть был повязан многими тайнами, официально в Семью не входил, да и и стрелком не был, поэтому Марко молча указал на машину, приказывая ему ждать за рулем, а сам скользнул в черноту за Эдди и Филом. Он остановился, с трудом выхватывая из непримечательной скудной обстановки детали — света с улицы было ничтожно мало, — затем замер, прислушиваясь: шаги, шаркающие, нетвердые, глухой звук и тихое ругательство, через секунду щуплый невысокий парень вышел из соседней комнаты, неся что-то в руках. Марко выстрелил, и тот успел только непонимающе охнуть, когда пуля пробила ему гортань, заставляя выронить ношу — банки с пивом с характерным шипением покатились к лестнице — и с кровавым хриплым бульканьем свалиться на пол. Марко подошел ближе и выстрелил в узкую грудь еще дважды, затем резко поднял глаза к лестнице. — Нанду, что там у тебя? — донеслось сверху. Марко пошел на голос, но знал, что там его помощь не требуется: Эдди и Фил уже поднялись на второй этаж. Первая ступенька, вторая, на третьей он вздернул голову — тишину разорвал сдавленный женский крик. *** Трейси не знала, сколько прошло времени, но на за окном давно уже стемнело. Она сидела на узкой железной кровати с продавленным желтым матрасом, подобрав под себя ноги, чтобы не касаться ничего, кроме подстеленного черного пиджака. Обстановка в комнате была скудной: платяной шкаф со скрипящими створками, кровать, тумба, а на ней — старый торшер — единственный источник света. Трейси, обхватив себя руками, глядела в грязное окно, будто бы оно могло распахнуться и выпустить ее на волю. Поначалу она металась по своей темнице, дергала ручку, кричала — правда, не долго: один из похитителей — водитель, самый немногословный из троицы — вошел и, ударив ее по лицу, сказал, что еще звук, и он привяжет ее к кровати и заклеит рот. Оставаться в таком положении — совершенно беззащитной перед ними — она позволить себе не могла, поэтому сразу притихла. Трейси ждала, когда в соседней комнате стихнут звуки голосов и смеха, чтобы попытаться расковырять сережкой дверной замок. Она боялась каждой секунды, проведенной в этом доме, знала, что исход, в котором ее отпустят целой и невредимой, маловероятен. Если вообще ее отпустят. Трейси старалась больше не привлекать к себе внимание, хотела покорностью усыпить бдительность. Тихий щелчок — поворот ключа — заставил ее выйти из оцепенения и посмотреть на дверь. Самый высокий и крепкий из парней, тот, который не раз проходился по ней похотливым взглядом, касался огромными ручищами бедер и груди, если выпадала возможность, стоял в проеме. Он подошел ближе, рассматривая Трейси, затем сел на кровать. От него разило дешевым пивом и потом, а взгляд был непробиваемо стеклянным. — А ты зачетная телка, — он попытался погладить ее по ноге, но Трейси встрепенулась и отползла к изголовью, вжимаясь в него. — Мне нравится, когда девки сопротивляются, — оскалился он. — У меня таких, как ты, никогда не было. Ты ведь не раздвигаешь свои белые ножки перед грязными мексиканцами, — его голос сочился озлобленностью и будто бы повторял чьи-то слова, сильно задевшие его. — Ну ничего, сейчас я проверю, так ли хороша твоя белая задница. Он кинулся вперед, хватая Трейси за блузку, подтягивая к себе. Она с размаху залепила ему пощечину и тут же вцепилась ногтями в лицо. — Ах ты сука! — Удар по лицу наотмашь, с оттяжкой, последовал тут же — голова Трейси больно стукнулась о железное изголовье, рот наполнился солоноватой кровью, а он снова бросился к ней. Навалившись сверху, обхватил рукой тонкие запястья и вздернул их, затем раздвинул ноги коленом и рванул блузку. Трейси сквозь болезненный шум в ушах услышала, как с треском отлетели все пуговицы, а шершавая ладонь с силой сжала грудь. Она закричала, истошно, испуганно, когда он начал шарить под юбкой. Придавленная огромным весом она едва могла сделать вдох — в легких почти не осталось воздуха — и крики стали надрывными, короткими. Трейси укусила его за ухо, когда влажные губы жадно впились в ее шею, пыталась лягаться ногами, но он словно не чувствовал боли, возбужденно вжимаясь в нее и тяжело дыша. Она завыла, услышав треск трусиков и ощутив грубые пальцы на промежности, взбрыкнула, пытаясь сбросить его, но тщетно. Он отпустил ее запястье, возясь с молнией джинсов, которую был не в состоянии расстегнуть одной рукой, но замок поддался, и бедро Трейси обожгло прикосновение налитого горячего члена. Внутренности скрутило от отвращения. Это, наверное, конец. Она вцепилась в жесткие волосы, царапая лоб, вкладывая в борьбу всю силу, чтобы сделать по-настоящему больно, чтобы оттянуть момент, чтобы не чувствовать того, что неизбежно произойдет. Он закричал, когда Трейси постаралась выдавить ему глаза, и выбросил вперед руку, сдавливая ей шею, затем послышался хлопок, словно кто-то глухо ударил в ладоши. Парень рухнул на нее всем весом, затем скатился вниз, отброшенный ногой смутно знакомого бритого мужчины. Последнее, что запомнила Трейси — лицо Марко. Он быстро скинул пиджак, прикрывая обнаженную грудь, и легко подхватил ее на руки, ослабевшую, бесчувственную. Сладковато-пряный аромат парфюма окутал, пробиваясь в сознание, а сильные руки крепко прижали к груди, и она почувствовала себя в безопасности, окончательно проваливаясь в черную бездну. — Сожгите здесь все, — приказал Марко, унося прочь драгоценную ношу. Гвиневера явилась к Ланселоту Трейси, закутавшись в плед, неподвижно сидела на диване, только большой палец правой руки по инерции бил по кнопкам пульта: она флегматично переключала каналы, не задерживаясь больше нескольких секунд ни на одном. Синяки и ссадины на ее лице и теле почти сошли, но заставить себя встать и начать двигаться — жить дальше — пока не хватало моральных сил, а сидеть вот так — тупо уставившись в экран — легко и не страшно. В последние две недели «не бояться» стало серьезной задачей. Почти непосильной. — Сделать тебе сэндвич? — тихо спросил вошедший в гостиную Роб. Трейси отрицательно покачала головой. — Нужно поесть, — не унимался он. Она не ответила, бросив на него тяжелый, ничего не выражающий взгляд. Роб чувствовал себя виноватым, понуро опуская голову всякий раз, как встречался с застывшими глазами сестры. После того, как ее привезли домой и передали в его руки, они не расставались. Он ухаживал за ней, следил, пытался помочь. Отменил все встречи Трейси, сославшись на внезапную болезнь. Отвечал на звонки и решал насущные рабочие вопросы: клиентов, дела которых она вела, срочно перенаправили к другим юристам, хотя бы для того, чтобы успокоить и перенести даты ближайших слушаний, а всю сопровождающую документацию, находившуюся у нее дома, в офис передавал именно Роб. Первую неделю каждый день приходил врач; Трейси не интересовало: откуда он и почему так заботится о ней, но против его присутствия не возражала, послушно принимая лекарства и давая осматривать себя. А еще слушала его размеренный спокойный голос — доктор пытался оказать помощь даже на психологическом уровне. Лечить тело Трейси давала, с головой предпочитала разобраться сама. Если бы ей нужен был квалифицированный мозгоправ, она бы позвонила матери. Ей необходимо время — осмыслить, принять и отпустить случившееся. И Трейси хотела пережить это наедине с собой. А ведь был еще Марко Мариотти. Он звонил каждый день, справлялся о ее самочувствии. Говорил с ним исключительно Роб. Трейси отказывалась, просто не готова была к диалогу, не готова принимать решение, а принимать придется, это она знала точно. Марко никогда не настаивал, но она уверенна: он ничего не забыл, просто ждет. В телевизоре мелькнула картинка с неприятным мужским лицом, и палец непроизвольно замер на пульте, а взгляд зацепился за увиденное. Ведущий эмоционально что-то рассказывал, засыпая смотрящих фактами и жуткими фотографиями, но Трейси не слушала, предпочитая читать лаконичную бегущую строку. Насильник, убийца, изуродованные и убитые женщины и девочки. Слова яркими вспышками обжигали мозг, заставляя вспомнить, почему Трейси много лет назад решительно отринула уголовное право. Нет, она его изучала прилежно и старательно, но работать в этой области не собиралась. На первой практике — в штабе окружного прокурора — она сидела напротив обвиняемого и его адвоката. Мужчина выглядел отталкивающе, и даже строгий деловой костюм не менял впечатление, а его жертва — молодая женщина — даже после нескольких месяцев в больнице вызывала сдавленные вздохи и жалость. Некогда миловидное лицо перекошено из-за сложного перелома челюсти, потерянный затравленный взгляд и ранняя седина в темно-русых волосах. Адвокат был опытным, а его услуги стоили немало. В другой ситуации подобному клиенту ни за что не нанять такого — не по средствам, — но, в связи с нехваткой квалифицированной юридической помощи, Ассоциация требовала от всех юристов раз или два в год участвовать в программе «Pro bono»*. Каждый адвокат обязан был оказать помощь абсолютно безвозмездно, если человек попадал в категорию граждан, не способных оплатить услуги грамотного специалиста, который может отстоять интересы клиента. Он умело вел защиту, приводя веские доводы в пользу обвиняемого, а Трейси трясло от омерзения. От того, что когда-нибудь и ей может выпасть жребий защищать такого же подонка. Со временем, конечно, она закалилась и перестала смотреть на всё через призму собственного восприятия. Работа — это работа, личное в стороне, но с уголовными делами предпочитала не связываться, гражданское и семейное право ей всегда были ближе. А тот, кто скажет, что это не так увлекательно, как уголовные преступления, пусть придет на процесс подобный тому, что был у «Американ табако» — зрелище разыгралось отменное. Трейси выключила телевизор, сбросила вязаный плед и пошла в ванную комнату. Собственное отражение заставило ее нахмуриться и недовольно поджать губы, приближая лицо к зеркалу. Ссадина на губе почти прошла, немного косметики — даже опытный глаз ничего не заметит, тени под глазами исчезнут, стоит пару ночей проспать без резких пробуждений, вызванных кошмарами. А кошмары?.. Они пройдут, потому что она не будет жить ими, питая и лелея свои страхи. Человек способен выжить даже после самых страшных вещей, а женщины переживали кое-что и похуже. Кто-то ломался, а кто-то упрямо вздергивал подбородок и продолжал идти вперед.