Леопольда можно было назвать кем угодно – подлецом, мерзавцем, иезуитом, но только не глупцом. Откинувшись на спинку кресла, он строил план будущей интриги, которая вернет Венгрию под его владычество. * * * Времени и верно оставалось мало. Надо было готовить войско – это первое. Так что и Алексей, и Воин Алексеевич целыми днями пропадали в казармах. Постаревший, но не утративший прыти Патрик Гордон едва не на коленях упрашивал Алексея взять его в поход. Алексей пока думал. Софья, конечно, нуждается в опоре, но рядом с ней остаются и Воин Алексеевич, и Ежи Володыевский, сильно обрусевший за эти годы, и сама она в грязь лицом не ударит. А Патрик… Было у него что-то личное к шведам, было. Но мужчина молчал, а Алексей не настаивал. Лейла тоже не удерживала мужа. Софья предложила ей помощь, но женщина только головой покачала. – Ему надо. Если я сейчас встану на его пути, он мне потом никогда не простит. Не спросить Софья не могла: – А если не вернется? – Это его путь. Такого Софья не понимала, но и спорить не могла. Да и не хотела. Если Патрик решил умереть на поле боя, а его жена не против – что ж, так тому и быть. Эта дорога не хуже остальных, и кто сказал, что умирать в постели, в окружении суетящихся докторов и рыдающих близких – приятнее? Ей не понять, но не ей тогда и судить. Надо было собирать невесту в дорогу. И тут откровенно вредила Любава. То есть она старалась помочь, но слезливая бабская натура брала свое, и царица-мать срывалась на горестное: «Как же ты там в чужой-то стране, без меня-а-а-а-а…» Невесту это не радовало, так что сборы проходили в весьма нервной обстановке. Софья уж раздумывала, не попросить ли Ромодановского о личной услуге? Лучше уж беременная царица, чем впавшая в слезоразлив. Но сейчас было не до того. Надо в очередной раз прошерстить бояр, которые недовольны отъездом царевны из страны, и под это дело еще раз воспитать в них патриотизм. Все-таки ей оставаться на хозяйстве. Да и повод хороший. Она – стерва и гадина, гнобит благородное сословие, а добрый государь потом приедет, погрозит сестрице пальцем и всех помилует. Как говорится, ни один добрый дядюшка Сталин не может без злого Берии. Надо было внимательно следить за Немецкой слободой и за посольствами – шпионы не просто активизировались, они носились, как в зад укушенные. Еще бы, столько всего в воздухе веет! Но то московский воздух. А вот чтобы не полетело во Францию или там Австрию – надо проследить. Надо начинать готовить царевича Федора. Погоревал, помолился – пора работать! Если его действительно отправлять наместником к шведам, ему кучу всего еще узнать надо. Надо, надо, надо… Софья просто падала вечером и выключалась, словно перегоревшая лампочка. Иван тоже сидел, не разгибая спины. Он собирался на войну, но казначейство просто так не оставишь. А потому – все расписать помощникам, выдать порцию воспитательных подзатыльников, пообещать еще столько же по возвращении, приставить наблюдателей и тех, кто будет наблюдать за наблюдателями, а то дай людям волю – все разворуют. К тому же кто-то должен организовать снабжение. Мало ли, если они на год задержатся… Оставлять жену и детей не хотелось, но куда деваться? Подходил к концу 1689 год, и все готовились отмечать Рождество. А весной армии стронутся с места – и лик мира необратимо изменится. 1690 год – Зеленою весной, под старою сосной… Софья насвистывала песенку, глядя из окна вслед войску. Сегодня уходили последние полки. Уже три дня, как она попрощалась с братом, поцеловала мужа и попросила беречь себя. Мальчики обещали, но бога ради, когда это удавалось сдерживать подобные обещания – на войне? На сердце было тревожно и тоскливо, но Софья скорее удавилась бы, чем показала свое настроение окружающим. Она – регент при наследнике. Есть еще и Ульрика, но Уля в жизни не полезет в государственные дела, а ей, Софье, надо быть сильной и спокойной. – Вернуся я к тебе, раскрасавица… – Государыня… Ромодановский подошел так тихо, словно у него в роду кошки были. – Князь? На лице Софьи была вежливая улыбка. А вот в глазах князя-кесаря (он-таки получил этот титул) светилась тревога. – Государыня, это… личный вопрос. – Мой или ваш кабинет? – Это всего два слова. Любава в тягости. Софья кивнула. – Вы? – Я. Ну да, кто ж еще рискнет соперничать с главой такого приказа? Потом ни рожек, ни ножек не найдут. – Она против? – Нет. Но ей страшно. Царевна усмехнулась. – Так успокойте ее. Объясните, что никто ее ребенка не заберет. Подберем подходящую роженицу, сочиним легенду – и будет чадушко при ней. Да хоть бы она на богомолье поехала, а на обратном пути ей младенца подкинули. Наследовать трон, конечно, не станет, но и от Любавы ему денег достанется. И вырастет в роскоши, и замуж выйдет. Или там женится, как положено. Федор Юрьевич перевел дыхание. Сомневался все-таки, ну, дело житейское. Мало кто обрадуется внебрачному прибавлению. – Успокою. Не гневаетесь, государыня? – Наоборот. Хорошо, что так получилось. Володя уехал, Наташа – тоже, Любава оставалась вовсе уж без дела, пусть ребенком займется. А сплетни… на Востоке длинный язык укорачивают с головой. Вот не худо бы и здесь такую традицию ввести. * * * Во Франции тоже было оживленно. Людовик готовился к войне с Англией. После усмирения бунтов нормального правления там так и не появилось. Был парламент, была палата лордов и палата общин – и только-то. Сыновья Карла себя дискредитировали, да так, что при одном упоминании любого сына у англичан изжога открывалась. Хватит! Один бежал, второй и третий – братоубийцы, какие там остальные – и подумать страшно! Были, правда, еще дочери Якова… Но кто из них достоин занять трон? Мария? Анна? Тут-то и возникал сложный вопрос. Мария замужем за Карлом Шведским, Анна за Георгом Датским, а эти две страны собирались сцепиться. И кого приглашать на трон Англии? Извините, в чужих сварах участвовать англичане не нанимались, своими уже сыты по горло. Лучший вариант тут подождать и посмотреть, кто победит. А уж потом… Так что шансы у Людовика были – и очень неплохие. Сын Якова, законный, мать – королева, причем теперь уже дважды, войска есть, а вот Англия сильно ослаблена. Почему бы и не попробовать? Главное препятствие представлял английский флот, но что – у французов своего флота нет? Есть, и еще как. Маркиз Сеньелэ, кстати, сын Кольбера, всю душу в него вложил. И адмирал был подходящий – де Турвилль. В то время как в Англии… Сэр Эдвард Рассел мог рвать и метать, мог делать что угодно, но – где взять деньги? Только сильная страна может позволить себе сильный флот, а у него… П-парламент! Продовольствие поставляется такое, что его не всякая собака есть будет, канаты гнилые, корабли не чинятся, а моряки, не получая денег, начинают потихоньку разбегаться. Нескольких дезертиров поймали и повесили, но, положа руку на сердце, сэр Эдвард понимал, что обещаниями сыт не будешь. Семью кормить надо. Сейчас у Рассела было порядка пятидесяти-шестидесяти боеспособных кораблей, но, опять же, это полбеды! А пушки? Снаряды? На эскадру приходилось порядка трех с половиной тысяч орудий. А у французов пушек было побольше, ох побольше. Кроме того, кто сказал, что это были русские пушки? К русскому оружию сэр Эдвард относился весьма уважительно. Многое можно сказать про этих варваров, но пушки они лить умеют. Скорострельные, дальнобойные – три штуки на всю эскадру, установлены на корабле-флагмане. Обошлись казне чуть ли не по весу золотом, но ведь они того стоят! А остальные? Пятьдесят на пятьдесят? Ага, как же! Скажите, десять на девяносто! Десять процентов пушек хороших, и девяносто такого барахла, что врагу б его подарить диверсии ради – да не возьмет! А у французов? Чего только стоит фрегат «Солей-Руаяль»! Сто десять пушек! Свеженький, недавно с верфей! Да и французских адмиралов идиотами не назовешь… Очень мало утешило бы Эдварда Рассела сообщение о том, что кормят французов ненамного лучше, а порох, который им поставили, большей частью состоит из угля, и потому нужно его побольше. Да и нагар с него… Его же выделили! И стрелять пушки будут! К тому же там, где англичане делали ставку на калибр пушек, французы ставили более мелкие орудия, но и более скорострельные. И на два английских выстрела могли ответить своими тремя. Сэр Эдвард понимал, что в начале июня французский флот выйдет в море. И что битве – быть.