Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 26 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
2 мая 1942 года. Декретное время: 8 часов 3 минуты. Штаб 63-й горнострелковой дивизии – Товарищ капитан, разрешите войти? Капитан госбезопасности с ног до головы смерил меня внимательным, жестким взглядом серых водянистых глаз, причем на лице его не дрогнул ни один мускул. – Заходите. Я аккуратно прикрыл сбитую из снарядных ящиков дверь в блиндаж и послушно сделал три шага вперед, замерев посередине помещения и практически поедая начальство глазами с «видом лихим и придурковатым, дабы не смущать его своим разумением». Впрочем, капитан не оценил моих действий, сев за стол и отпив чая из простой алюминиевой кружки. Рядом с ней я заметил ржаной сухарь. Начальник особого отдела открыл какой-то документ, углубившись в чтение и не обращая на меня совершенно никакого внимания. Но когда я уже начал ерзать, не в силах больше молчать, раздалось негромкое: – С чем пришел, лейтенант? В отпуск захотел? Вначале меня едва не током пробило от этих слов: а вдруг действительно отпустят на отдых, и я смогу отправиться в Сталинград к Ольке? Но тут же до меня дошло, что это всего лишь шутка командира, точнее сарказм, озвученный даже без намека на улыбку. – Нет, товарищ капитан. Прошу разрешить добыть языка. Глава местного НКВД даже взгляда не поднял от стола. – А зачем нам язык? Вопрос поставил меня в тупик, но я тут же нашелся с ответом: – Как зачем, товарищ капитан? Чтобы получить информацию о приготовлениях противника, о… – Нет. Сказал, зараза, как отрезал. И где тут мой дар убеждения, где специальные возможности, я вас спрашиваю?! – Да как же нет, это ведь… Мой непосредственный начальник впервые за время разговора поднял на меня глаза: – Самсонов, занимайтесь взводом. Одиннадцать дней назад ваш предшественник допустил грубейшее ЧП. Боец его взвода Тодаев расстрелял из трофейного немецкого автомата уполномоченного особого отдела по 251-му полку Иванова, командира полка майора Дубинина, его адъютанта Шоманидзе, а после пытался с боем прорваться на немецкую сторону. Это как понимать?! Впервые ледяное спокойствие изменило капитану, и продолжил он уже горячее: – Только за 21 и 22 апреля из одного лишь 346-го полка дезертировало семнадцать человек. Семнадцать, Самсонов, ты это понимаешь?! У нас бойцы в командиров стреляют, лейтенанта Пятибратова из взвода управления артиллерией убили! Свои убили!!! Ты знаешь, как тут меня за все это натягивал член военсовета армии?! Переждав бурю с выражением предельного сочувствия, я все же заметил: – Товарищ капитан, это все, конечно, ужасно. И ЧП с Тодаевым, и «дружественный огонь», и дезертиры… Но я вам скажу так: у меня еще с пограничной службы чуйка, перед 22 июня она в голос кричала об опасности. Сейчас она так же кричит. Если немцы ударят крепко, все последние происшествия померкнут… Мертвым ведь все равно будет. Взгляд начальника стал будто еще тяжелее. – Самсонов, ты командир взвода НКВД, а не разведбата дивизии. Вот пусть комдив дает своим орлам указания о добыче языков, я, так и быть, этому поспособствую. А ты занимайся боевой подготовкой во взводе и работой с личным составом. Чтобы еще одного Тодаева не пропустили! И чтобы больше пораженческих разговоров я от тебя не слышал! Все, можешь идти. Однако я не сдвинулся с места. – Товарищ капитан, отпустите меня с разведкой. Не возьму языка – можете меня хоть в рядовые разжаловать, хоть что делайте. Но я клянусь вам: кричит чуйка об опасности! Глава особого отдела уже был готов разразиться гневной отповедью, но прежде чем очередные слова сорвались с его губ, я успел поймать его взгляд. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, пока особист неожиданно не откинулся назад и уже гораздо спокойнее бросил: – Да шут с тобой, лейтенант. Иди за языком, раз так хочется под пули залезть. Но людей из взвода брать не разрешаю. А в разведбате договаривайся обо всем сам! – Так точно, товарищ капитан! Разрешите идти? Командир только тяжело вздохнул. – Иди. Кажется, я понял, как работает специальный навык «дар убеждения»… …Обстановка в разведбате вначале показалась мне какой-то апатичной. Отдыхающие бойцы при виде меня даже не попытались изобразить хоть какое-то приветствие, провожая лишь тусклыми, равнодушными взглядами. Меня это зацепило, хотя раньше мне было бы абсолютно фиолетово, что красноармейцы не выказывают внимания появившемуся в расположении командиру. Но, видимо, заработали игровые поднастройки, иначе как объяснить тот факт, что мне до зубного скрежета захотелось построить воинов и как следует их разнести?! Впрочем, сотни полторы, от силы две разведчиков при капитане комбате – это как бы и не тянет на полноценный батальон. Кое-как успокоив себя мыслями о высоких потерях и постоянном риске бойцов, связанном с особенностями службы, я проглотил горькую пилюлю явного игнора, после чего постарался как можно скорее найти командира.
И нашел. И что приятно, не отдыхающего где-то на топчане в штабном блиндаже, а на занятиях с личным составом по рукопашному бою. Конкретно при моем появлении он отрабатывал защиту от атаки с холодным оружием сверху: поочередно два бойца пытались нанести удар по нисходящей: один держал в руках саперную лопатку, другой – зажатый обратным хватом нож. Техника самообороны капитана заключалась в шаге вперед с одновременным блоком предплечья левой, которым он встречал вооруженную руку спарринг-партнера в районе запястья. Далее следовал захват уже правой с одновременным подшагом и подворотом к противнику – и тут же скоростной бросок через бедро с фиксацией вооруженной руки и последующим болевым приемом. Комбат одновременно надавливал коленом на локоть и скручивал кисть, демонстрируя технику примерно двум десяткам рассевшихся вокруг бойцов. Выглядело все довольно впечатляюще и технично, так что я не удержался от высказанного вслух одобрения: – Красиво работаете, товарищ комбат! Невысокий, плотно сбитый крепыш – кстати, довольно молодой, всего года на четыре постарше, – капитан Гордеев белозубо улыбнулся мне и несколько театральным жестом пригласил в круг: – А что, наши доблестные органы не желают попробовать свои силы? Я с некоторым сомнением пожал плечами, интуитивно поняв, что если желаю рассчитывать на поддержку разведчиков, то должен завоевать их уважение. А способ лучший, чем хороший дружеский спарринг, еще поискать надо. – Могу и попробовать. Только я все чаще ножом орудую, чем лопаткой. И сверху вниз да обратным хватом бить не стану. Кстати, мои слова – чистая правда. Штык-ножом действительно довелось поработать в ближнем бою. И не раз… Кэп вновь белозубо улыбнулся. – Ножом так ножом. А что думаешь, лейтенант, если и я буду с клинком? В голосе молодого комбата слышится откровенный вызов. Не наребячился еще, ишь ты… Ну ладно, будь по-твоему. – Так даже лучше. Но во избежание ранений и возможных травм предлагаю использовать деревянные муляжи. У вас такие есть? Капитан согласно кивнул: – Найдутся. И действительно, нашлись две очень хорошо выполненные деревянные модели ножа разведчика НР-40. Приняв свой с благодарным кивком, я тут же занял атакующую позицию с выставленной вперед вооруженной правой рукой и притянутой к себе левой, прикрывающей корпус. Гордеев уже с несколько хищноватой улыбкой встал напротив, зеркально повторив мою стойку. Секунду мы просто стояли друг напротив друга, пока я ждал сигнала о начале учебной схватки, но тут кэп просто бросился вперед, одновременно выстреливая стремительным, резким выпадом. Будь я на привычных тренировках по хапкидо, подобный рывок пропустил бы однозначно. Но рефлексы «бойца ОСНАЗ» сработали автоматически: я успел резво отпрыгнуть назад и тут же ударил наотмашь по атакующей руке комбата, имитируя режущий удар по внешней стороне кисти. Лезвие «клинка» чувствительно коснулось противника, но капитан и не подумал хитрить, остановившись и показав всем «пораженную» конечность: – Как я и говорил, недооценка противника и слишком поспешная атака нередко приводят к поражению в схватке. Бойцы промолчали, хотя в выражении их лиц и читалось некоторое неудовольствие. А вот Гордеев вновь развернулся ко мне и несколько задумчиво произнес: – Неплохо, лейтенант, неплохо. – Указав на шрам, тянущийся через левую щеку, добавил: – Давно на фронте? Из погранцов? – Так точно, товарищ капитан! Да с 22 июня и воюю с переменным успехом. Комбат усмехнулся: – Ну, если посейчас жив, значит, успех тебе сопутствовал. Однако же ты меня удивил, удивил… А теперь давай-ка поработаем в полную силу. Взгляд кэпа вдруг стал холодным, цепким, оценивающим. Перехватив деревянный клинок в левую руку, он стал приближаться, постреливая короткими, режущими кистевыми движениями. Они, кстати, весьма неплохо секут пальцы вооруженной руки соперника в ножевой схватке… Я начал отвечать точно такими же, пугая и держа оппонента на расстоянии – и в какой-то момент он вдруг попятился назад, словно бы оступившись. Или испугавшись. Тогда я сделал шаг вперед, намереваясь уколоть именно его вооруженную кисть, а кэп неожиданно резко схватил правой рукав моей гимнастерки и дернул его вверх и в сторону, при этом стремительно шагнув навстречу. Я попытался среагировать, вновь отступив назад, однако уже на отшаге почувствовал, что деревянное острие макета коснулось брюха с правой стороны. Как раз в районе печени. Благодушно усмехнувшись – ну как же, восстановлен статус-кво! – комбат дружески хлопнул меня по плечу, после чего весело спросил: – Зачем пришел-то, лейтенант? Тебя, кстати, как зовут? – Рома. Самсонов Роман. Гордеев в очередной раз белозубо, располагающе улыбнулся и протянул руку: – Александр. Так с чем пожаловал, Рома? Я крепко стиснул протянутую для рукопожатия кисть, после чего ответил: – Нужна группа, человек пять-шесть. Языка взять хочу. Комбат разом поскучнел. – Там мин понатыкано с обеих сторон, плюс колючка. А ближе к немецким позициям все пристреляно их пулеметчиками, «люстры» в воздухе висят чуть ли не каждые пять минут. Нет, я людей своих ради чужих орденов класть не буду. Ну, хотя бы ответил не слишком громко. Вот только взгляд отвел, чеканя каждое слово отказа. Однако положив руку на плечо Гордеева, я горячо зашептал, стараясь поймать его глаза: – С нашей стороны сделают и разметят проход в минном поле, обещаю. И дальше своей колючки мы не пойдем. Есть информация, – тут я еще сильнее приглушил голос, – что противник сегодня будет резать проволоку. Вроде бы фрицы готовят наступление, и лучшего случая взять их языка нам не представится. Одно дело делаем, комбат! А если врежут крепко, сам понимаешь: и ты со своими орлами, и я со взводом, и прочие – да вся дивизия – здесь останемся, коли с позиций собьют и танки в прорыв бросят. Секунд двадцать я смотрю глаза в глаза капитана, и после он шумно выдыхает:
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!